— Эта расписка — подлинная. Три миллиона. Возвращайте, или в суд.
Соседка Валентина Степановна положила на кухонный стол пожелтевший листок, и мир Марины перевернулся. Все, что осталось от бабушки — уютная двушка в старенькой «хрущевке», — вдруг повисло на волоске.
Марина не могла оторвать глаз от дрожащих в ее руках листка. Корявые, знакомые буквы. Бабушкин почерк.
— Я не понимаю… Какие три миллиона? У бабушки таких денег никогда не было!
— Были, — холодно ответила Валентина Степановна. — Она взяла их у меня на операцию. Срочную. Не успела вернуть. Так что, дорогая, либо отдаешь долг, либо начинаются неприятности.
Соседка вышла, хлопнув дверью, а Марина осталась сидеть за столом, сжимая в кулаке злополучную бумажку. Ей стало душно. Эти обои в мелкий цветочек, эта люстра с подвесками — все, что было ее настоящим домом с детства, вдруг стало чужим, шатким.
Марина переехала к бабушке Лиде в десять лет, после гибели родителей. Бабушка, бывшая бухгалтер, растила ее одна, отказывая себе во всем. Они донашивали старую одежду, экономили на свете, но в доме всегда пахло свежими пирожками и яблочным вареньем.
— Ничего, внученька, — говорила бабушка, обнимая ее. — Главное — у нас есть крыша над головой. Наша крепость.
Именно бабушка, видя, как Марина убивается из-за насмешек в школе из-за бедности, настояла, чтобы та получила хорошую профессию. Марина выучилась на швею, потом на закройщицу, и вот уже пять лет как работала в ателье, едва сводя концы с концами, но на жизнь хватало.
Бабушка умерла тихо, во сне, полгода назад. И оставила ей эту самую «крепость» — завещание было оформлено безупречно. Марина начала приходить в себя, обживать пустующее пространство, привыкать к одиночеству. И вот этот удар.
Отчаяние длилось ровно сутки. На следующее утро Марина, не выспавшаяся, с красными глазами, пришла в ателье. Ее наставница и владелица мастерской, Галина Петровна, женщина с жестким характером и золотым сердцем, сразу все поняла.
— Что случилось, Марин? Вид у тебя, будто тебя через мясорубку прокрутили.
Марина, сдерживая рыдания, выложила историю.
Галина Петровна внимательно выслушала, ее пальцы с навеки впаянными в кожу черными ниточками от портновского мела барабанили по столу.
— Расписку в руки дала?
— Да.
— Дура! Никогда не отдавай оригинал! Ну ладно. Слушай сюда. У меня брат юристом работает. Специализация — наследственные дела. Он сейчас в отпуске, на даче, но для меня он найдет время. Поедешь к нему. Разберемся.
В груди у Марины что-то дрогнуло, оттаяло. Появился лучик. Человек, который готов помочь.
Андрей, брат Галины Петровны, оказался молодым мужчиной в поношенной футболке, с умными, насмешливыми глазами. Он выслушал Марину, сидя в плетеном кресле на веранде своего дачного домика, и попросил показать копию расписки.
Изучив ее, он тяжело вздохнул.
— Марина, дело плохо. Расписка составлена грамотно, с указанием даты, суммы, паспортных данных. Подпись вашей бабушки, судя по всему, подлинная. Я могу запросить ее финансовые документы, выписки со счетов, но… Шансов оспорить немного.
— Но у бабушки не было таких денег! — воскликнула Марина.
— Это доказывать бесполезно. Не было, а потом взяла в долг. Логика железная. Суд встанет на сторону кредитора. Валентина Степановна может требовать либо деньги, либо начать процедуру принудительного взыскания через реализацию наследства — то есть, продажи квартиры.
Мир снова рухнул. Теперь окончательно. Лучик надежды погас.
Она ехала обратно в город в полной прострации. В голове стучало: «Все кончено. Все потеряно». Она смотрела в окно электрички на мелькающие дачи, и вдруг ее взгляд упал на одну, особенно ухоженную. Возле нее суетилась пожилая женщина, подвязывая кусты. И Марина вспомнила.
Вспомнила, как года три назад бабушка, уже сильно сдающая, попросила ее помочь разобрать старые бумаги на антресоли. Среди прочего там была целая пачка медицинских документов, кардиограмм, выписок. Бабушка, разбирая их, тогда с облегчением сказала: «Слава Богу, все позади. И без всяких операций обошлось. Сердце, конечно, пошаливает, но жить можно».
Мысль ударила, как ток. Если бабушка не делала операцию три года назад, то на какую «срочную операцию» она брала деньги у соседки полтора года назад, как указано в расписке?
Марина резко встала с сиденья. Она не сдастся. Она будет бороться.
Она ворвалась в ателье, запыхавшаяся, с горящими глазами.
— Галина Петровна! Мне нужны все медицинские документы бабушки! Выписки, справки! Я точно помню, мы их не выбрасывали!
Они поднялись в квартиру Марины и перерыли все антресоли и шкафы. И нашли! Старая картонная папка с надписью «Медицина». Марина с трепетом листала пожелтевшие листы. И нашла. Выписку из городского кардиодиспансера, датированную годом ДО предполагаемой даты расписки. Ясный, недвусмысленный диагноз и рекомендация: «Хирургическое вмешательство в данный момент не показано в связи с удовлетворительным состоянием и возрастом пациента. Консервативное лечение».
Сердце Марины заколотилось в триумфе. Улика! Ложь!
Она не стала ждать. В тот же вечер она позвонила в дверь к Валентине Степановне.
Та открыла с высокомерным видом.
— Ну что, решила долг вернуть?
— Нет, — твердо сказала Марина. — Я пришла вернуть вам вашу ложь.
Она протянула соседке копию медицинской выписки.
— Моя бабушка не делала и не собиралась делать никакую операцию в то время, на которое вы ссылаетесь. Врачи запретили. Ваша расписка — фальшивка, основанная на выдуманном предлоге.
Валентина Степановна побледнела, ее надменное выражение лица сменилось на испуганное.
— Это… это ничего не доказывает!
— Доказывает, — возразила за спиной у Марины мужской голос. Из тени лестничной клетки вышел Андрей. — Здравствуйте. Я адвокат. Мы уже направили запрос в диспансер для официального подтверждения. А завтра подадим заявление в полицию о мошенничестве. Думаю, почерковедческая экспертиза вашего «творчества» будет очень интересной.
Соседка отшатнулась, будто ее ударили.
— Я… я, может, ошиблась… с датами…
— Нет, — тихо, но очень четко сказала Марина. — Вы не ошиблась. Вы попытались украсть у меня мой дом. И проиграли.
Она развернулась и пошла к своей двери. Руки у нее дрожали, но внутри было странное, твердое спокойствие.
Через неделю Валентина Степановна написала официальный отказ от всех претензий. Расписка была уничтожена.
В субботу утрома Марина проснулась от того, что в квартиру ярко светило солнце. Она встала, подошла к окну. Во дворе кричали дети, гремела машина. Обычная жизнь.
Она обошла свою маленькую «крепость», дотрагиваясь до знакомых вещей — бабушкиного комода, своей швейной машинки, рамки с детской фотографией. Ничего не изменилось. И все изменилось.
Она подошла к телефону и набрала номер Галины Петровны.
— Галя, это Марина. Спасибо вам за все. Я… я готова к тому разговору о моем будущем в ателье.
Она положила трубку, глубоко вздохнула и улыбнулась. Впервые за долгое время она чувствовала себя не беспомощной девочкой, а взрослой, сильной женщиной, которая способна постоять за себя и за свой дом.
