— Машина не продается, матери можешь помогать сколько влезет, но из своих денег, — отрезала я. — Это просто смешно уже. Она ведь крутит тобой как хочет.
— Оля, ну сколько можно упрямиться, а? Мать же не чужой человек, она нас столько лет поддерживала!
Максим стоял спиной, не поворачиваясь ко мне, и в его голосе звучало что-то такое… натужное, будто он сам себя уговаривал в правильности своих слов.
— Это всего лишь железо, понимаешь? Железо! А долг — это святое… Порядочные люди долги возвращают.
— Максим, это не просто железо, — я старалась говорить спокойно. — Это последнее, что осталось от папы. Он много лет копил на эту машину, откладывал с пенсии, себе в лекарствах отказывал. И перед смертью сказал: «Олюшка, береги ее, это тебе на черный день».
Он резко развернулся, и я увидела в его глазах не злость даже, а какую-то загнанность, как у зверя в углу.
— Да что ты понимаешь! Сидишь в своей библиотеке, книжки перекладываешь за копейки, а я… — он осекся, провел ладонью по лицу. — Мать дала деньги нам три года назад. Когда у нас ипотека горела. Забыла?
Забыла? Да я каждую копейку помнила, которую мы тогда собирали. И помнила, что Валентина Петровна тогда сказала:
— Это вам подарок на новоселье, деточки. Возвращать мне ничего не нужно.
Неделя превратилась в ад. Максим будто подменили, раньше он никогда не повышал голос, а тут… То тарелку об стол грохнет, то дверью так хлопнет, что штукатурка сыплется. И все одно и то же: «жадная», «неблагодарная», «думаешь только о себе».
***
— Максим, а давай съездим к твоей маме вместе и поговорим? — предложила я на пятый день этого кошмара. — Может, можно как-то по-другому решить? Рассрочку там или…
— Не надо ее беспокоить! — он почти выкрикнул это, и снова его в глазах мелькнула та же загнанность. — Она и так переживает. У нее сердце больное, ты же знаешь.
Я знала.
Валентина Петровна действительно жаловалась на сердце. Особенно когда ей что-то было нужно. А случалось это с завидной регулярностью.
В субботу утром я проснулась с ясной головой. Максим уже ушел, по субботам он играл в футбол с друзьями. Я встала, оделась, взяла ключи от папиной машины и документы и по -тихому вышла.
Первое сообщение от Максима прилетело в два часа дня: «Где ты?»
Я не ответила и он стал названивать каждые пятнадцать минут.
Валентина Петровна жила в деревне в двух часах езды от города. Когда я подъехала к аккуратному домику с резными наличниками, она как раз поливала петунии у крыльца.
— Оленька? — она чуть не выронила лейку. — Ты что здесь делаешь? Максим где? Почему он не приехал, не предупредил? Я и не ждала, ничего нет на обед.
— Максим не приедет, он вообще не знает про мой визит.
Я вышла, чувствуя, как она смотрит на папину машину, будто прибыль в уме калькулирует.
— Валентина Петровна, нам нужно поговорить. Про долг побеседовать.
Ее лицо на секунду застыло, потом расплылось в улыбке:
— Какой долг, деточка? Проходи в дом, чайку попьем, с дороги-то устала…
— Я про те деньги, что вы нам три года назад дали. Помните, на оплату ипотеки?
Она замерла с лейкой в руках. Вода лилась на землю, образуя лужицу у крыльца.
— Ах, это… — она наконец опустила лейку. — Помню, помню…Но Максим сам решил вернуть деньги. Я же не настаивала, просто сказала, что ремонт мне нужен, крыльцо того и гляди обвалится…
— Крыльцо? -я посмотрела на металлические столбы в идеальном состоянии, на навес, что делали год назад, на новую лестницу, которую недавно только Максим ставил. — Это крыльцо?
— Ну, не это, в смысле… — она запуталась. — В бане. И вообще, я не понимаю, почему ты приехала без мужа обсуждать семейные дела?!
Я достала телефон и незаметно включила диктофон.
— Валентина Петровна, так вы подтверждаете, что те деньги были подарком на новоселье?
— Да какая разница, как их назвать! — она вспыхнула. — И мало ли на что мне сейчас деньги понадобились! Перед кем это мне отчет надо держать? Перед тобой, что ли? Сын должен помогать матери! Это нормально! А ты, видимо, совсем его от семьи отвадить хочешь!
— То есть долга никакого все-таки нет?
— Есть! Нет! Какая разница! — она махнула рукой. — Максим сам предложил! Сказал, машину продадите, она же все равно просто стоит! Ну нет долга, что теперь? Мне деньги нужны, чтобы на вклад положить, а у вас все это мертвым грузом..
Вот оно. Я выключила диктофон.
— Спасибо за честность, Валентина Петровна. Передайте Максиму, если он позвонит, что я скоро вернусь.
***
Три дня я прожила в маленькой гостинице. Выключила телефон совсем. Читала книгу, которую давно откладывала, ела в местном кафе домашние котлеты и….Думала.
На третий день включила телефон. Посыпались уведомления о пропущенных звонках. Я позвонила ему.
— Оля! Господи, где ты? Я уже в полицию хотел заявление писать! Ты как? Что случилось? Почему трубку не брала?
— Я в порядке. Еду домой. Буду через два часа.
— Где ты была? — в его голосе звучала настоящая паника.
— У твоей мамы. А потом… думала.
Молчание.
— Не понял…
— Была я у Валентины Петровны. Выясняла про долг. Интересная история получилась.
— Оля…
— Буду через два часа, Максим. Поговорим дома.
Он встречал меня у подъезда. Небритый, с красными глазами, видно, не спал все эти дни. Кинулся обнимать, но я остановила жестом.
— Сначала поговорим.
Дома я включила запись. Он слушал молча, становясь все бледнее. Когда голос его матери сказал: «Максим сам предложил», он закрыл лицо руками.
— Но она же потребовала у меня, сказала что я должен… Что если я хороший сын… Что у нее правда крыльцо…
— Максим, — я села напротив него. — Ты хотел продать память о моем отце ради нового крыльца на даче твоей мамы. Даже не из-за долга, а ради ее прихоти. И ты это знал.
— Я думал… это будет как возврат долга, по-честному… И мама останется довольна.
— По-честному?
Он поднял на меня глаза:
— Прости. Я… Я не знаю, что на меня нашло. Она умеет… Умеет так говорить, что кажется, будто ты ей весь мир должен. Всю жизнь так.
Звонок от Валентины Петровны раздался через час, Максим включил громкую связь.
— Максим! Что эта змея тебе наплела? Я все объясню! Она все переврала!
— Мам, я слышал запись.
— Какую запись? Она что, меня записывала? Это подделка! Она…
Он нажал отбой.
Мы сидели и пили чай. Машина стояла во дворе, я видела ее из окна.
— Максим, мне тебя даже жаль. Знаешь, — сказала я, — эти три дня я много думала. О том, что мы сами выбираем, кому стоит верить. И всегда легче всего поверить тому, кто умеет давить на больные точки.
— Ты уйдешь от меня? — он спросил это так тихо, что я едва услышала.
— Нет, но научись говорить «нет» своей матери.
Он кивнул. Валентина Петровна не звонила неделю, потом прислала сообщение: «Крыльцо сделала сама. Без вашей помощи обойдусь, и больше не звоните мне»
