— Маргарита Павловна, я так больше не могу, — голос у Иры дрожал, но она старалась говорить твердо. — Вы поживете неделю, а потом решим. Недельку, хорошо?
Свекровь, не отрываясь от телефона, лишь мотнула головой.
— Конечно, конечно, Ирочка, только не нервничай. Ты же знаешь, у меня с нервами не очень. И с давлением.
Ира сглотнула комок в горле и вышла из комнаты, оставив свекровь разбирать свой чемодан, размером с небольшой шкаф. В воздухе уже витал знакомый запах ее духов — тяжелый, сладкий, навязчивый, как и ее присутствие.
Три недели назад этот запах казался лишь легким неудобством. Сергей, муж Иры, встретил мать с вокзала, сияющий.
— Мама погостит немного, оклемается после ремонта у соседей. Они же ей всю квартиру испохабили, у нее же давление подскакивает!
Ира кивнула. Не сказать, чтобы она обожала свою свекровь, но на неделю-другую можно было и потерпеть. Маргарита Павловна въехала в гостевую комнату с видом полководца, занимающего завоеванную территорию. С первого же дня ее пребывание перестало быть «гостями». Это была оккупация.
— Ирочка, суп пересолен, — говорила она за обедом, смотря мимо невестки. — Сереженька, ты не находишь? Тебе ведь почки беречь надо.
— Ирочка, занавески в гостиной висят криво. У тебя глазомер не очень, я потом помогу.
— Ирочка, твоя дочь слишком громко смотрит мультики. У ребенка испортится слух.
Каждое «Ирочка» било по нервам, как тонкий хлыст. Сергей отмалчивался, уткнувшись в тарелку или в телефон. Ира терпела. Она напоминала себе, что это ненадолго.
Как-то вечером, недели через две, Маргарита Павловна устроилась на диване между Ирой и Сергеем и вздохнула.
— Соседи опять начали, пыль столбом. Мне кажется, мой ремонт затянется еще месяца на три. Придется вам, детки, меня потерпеть.
Ира застыла, глядя на мужа. Он взял ее за руку и сказал мягко:
— Мам, ну ты понимаешь… У нас свои планы. Ира устала.
— Какие планы? — брови свекрови поползли вверх. — Родить второго собираетесь? Вот и прекрасно! Я вам помогу, научу всему. А то вон, Машенька ваша совсем от рук отбилась, на бабушку кричит.
Ира сжала кулаки. Их пятилетняя Маша была самым светлым и беззащитным существом в этом доме. В тот день, вернувшись с работы, Ира застала дочь в слезах. Бабушка назвала ее рисунок «каракулями» и выбросила в мусорку. Маша ревела, прижимая к груди смятый клочок бумаги.
— Она сказала, что я рисую как курица лапой! — всхлипывала девочка.
Ира не стала скандалить. Она просто обняла дочь и почувствовала, как внутри что-то надломилось.
Наступила четвертая неделя. Ира, придя с работы, застала на кухне Сергея. Он мыл посуду, что было редкостью. Лицо у него было озабоченное.
— Слушай, — начал он, не глядя на жену. — Я поговорил с мамой. Она говорит, что… что ты ее выживаешь. Что ты намекаешь, будто она лишняя здесь.
Ира прислонилась к косяку двери, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Я ее выживаю? Сергей, она живет здесь почти месяц! Она командует, критикует, Машу обижает. Ты это видишь?
— Она просто воспитывает, — пробормотал он. — И она не живет, она гостит. Ты же не хочешь, чтобы у нее давление подскочило из-за ссор?
В тот миг Ира поняла, что надеяться не на что. Муж не защитит. Он выбрал сторону, и это была не ее сторона. Но сдаваться она не собиралась. Взяв себя в руки, она позвонила подруге-юристу. Та, выслушав, коротко сказала:
— По закону, ты ничего не можешь сделать. Но как женщина женщине — ставь ультиматум. Или она, или твой брак. Иногда только так до мужчин доходит.
Вечером того же дня Ира готовила ужин. Маргарита Павловна вошла на кухню и, не говоря ни слова, подвинула ее локтем, чтобы проверить, что тушится в кастрюле.
— Опять твое рагу, — фыркнула она. — Сережа не любит кабачки. Я сейчас сделаю ему нормальной яичницы.
Ира не сдержалась.
— Маргарита Павловна, Сергей взрослый человек. Если он захочет яичницы, он скажет мне или сделает сам.
Свекровь медленно повернулась к ней. В ее глазах вспыхнул холодный огонь.
— А по-моему, он просто стесняется просить, чтобы тебя не расстраивать. Потому что ты… не справляешься. Ни с готовкой, ни с детьми, ни с ролью жены.
В дверном проеме стоял Сергей. Он все слышал. Ира посмотрела на него, умоляя, ждуще. Он потупил взгляд.
— Мама, Ира… Не ссорьтесь, — выдавил он и прошел в гостиную.
Это был последний, решающий удар. Ира поняла — все кончено.
На следующее утро Ира взяла отгул. Дождалась, когда Сергей уйдет на работу, а Маргарита Павловна устроится в гостиной с сериалами. Она вошла в комнату. Голос ее не дрожал больше.
— Маргарита Павловна, вам нужно съехать. Сегодня.
Свекровь смерила ее высокомерным взглядом.
— Это еще с чего? Я в гостях у сына. В его доме.
— Это наш с сыном общий дом, — поправила ее Ира. — И ваше пребывание здесь завершено. Вы погостили неделю, как и договаривались. А теперь прошло почти четыре. Собирайте вещи. К приезду Сергея вас здесь не должно быть.
— Ты меня не выгонишь! — свекровь встала, ее щеки залила краска. — Сережа мне не позволит!
— Сережа уже сделал свой выбор, — холодно сказала Ира. — А я — свой. Я не позволю вам разрушать мою семью и обижать мою дочь. Упакуйте чемодан. Я помогу вам вызвать такси.
Маргарита Павловна пыталась звонить сыну, рыдала в трубку, кричала, что у нее приступ. Ира стояла рядом и спокойно повторяла:
— Такси будет через двадцать минут.
Когда такси приехало, свекровь, вся в слезах, выкатила свой чемодан в прихожую. Она повернулась к Ире, пытаясь найти хоть каплю неуверенности в ее глазах, но не нашла.
— Ты… ты все испортила! Ты разрушила семью!
— Нет, — тихо ответила Ира. — Я ее защищаю.
Дверь захлопнулась. В квартире воцарилась оглушительная тишина. Ира впервые за месяц вздохнула полной грудью. Тяжелый, сладкий запах медленно рассеивался.
Вечером вернулся Сергей. Он был бледен.
— Ира, что ты наделала? У мамы чуть не случился инфаркт! Она уехала к тете Люде, в слезах! Как ты могла?
Ира не стала оправдываться. Она посмотрела на него прямо.
— Потому что я больше не могла. Ты не защитил ни меня, ни свою дочь. Ты наблюдал, как твоя мама методично уничтожает все, что мы с тобой строили. Твой выбор был молчанием. Мой — действием.
— Она же мать! — крикнул он.
— А я — твоя жена! — парировала она. — Или уже нет? Решай, Сергей. Поезжай к ней. Останься здесь. Но знай, правила в этом доме теперь буду устанавливать я. И первое правило — это мой дом. Мой и нашей дочери. А не филиал квартиры твоей мамы.
Сергей смотрел на нее, и в его глазах читалась борьба. Гнев, обида, но и понимание. Понимание того, что она права. Что он струсил. Что потерял ее уважение, и теперь его нужно заслужить обратно.
Он не ушел. Он не поехал к матери. Он просто прошел в свою с Ирой спальню и закрыл дверь. Разговор был отложен, но война была окончена.
На следующее утро Ира разбудила Машу в садик. Девочка, садясь завтракать, спросила:
— Мама, а бабушка больше не приедет?
— Нет, солнышко, не приедет.
— А почему?
— Потому что гостить — это неделя, а не месяц, — ответила Ира.
Она посмотрела на дочь, на солнечный зайчик, прыгающий по столу, на тихую, спокойную кухню. Она больше не ждала подвоха. Она просто жила. И в этой жизни не было места для тирании.
Сергей молча пил кофе. Он смотрел на жену, и в его взгляде было нечто новое — не страх, а уважение. Возможно, даже гордость.
Ира улыбнулась. Впервые за долгое время ее улыбка была легкой и беззаботной.
