Двери родильного отделения медленно раздвинулись. Первой вышла она. Одна. Ступала медленно, будто ноги были из свинца. Лицо бледное, под глазами темные тени, в руках — скромный сверток с вещами, а не кричащий розовый конверт новорожденного.
Мы с мужем, Дмитрием, ринулись к ней, давясь комом радостного ожидания.
— Где наш внук? — просипела я, заглядывая ей за спину.
— А где Алексей? — перебил Дмитрий, пытаясь заглянуть в лицо невестке.
Она остановилась и подняла на нас взгляд. Пустой, выжженный. Казалось, она не видит нас, а смотрит сквозь.
— Ваш сын мне не нужен, — тихо, но четко сказала она и пошла к выходу, оставив нас в полной тишине.
Мы застыли, не в силах понять эти слова. Откуда такая жестокость? Где наш мальчик? Где наш внук?
Они познакомились три года назад. Лиза пришла работать в отдел маркетинга к Алексею, нашему сыну. Он был перспективным, амбициозным, мы им гордились. А она — тихая, из простой семьи. Мне она сразу показалась неподходящей парой для нашего золотого мальчика.
— Мам, это та самая, — Алексей сиял, представляя нам Лизу.
— Посмотрим, — буркнула я за столом, наливая ему супу, будто он был все еще пятнадцатилетним подростком.
Они поженились быстро. Мы с Дмитрием купили им квартиру, конечно, поближе к нам. Я часто заходила — проверить, все ли в порядке. Грязи не терпела.
— У Алеши аллергия на пыль, — говорила я, проводя пальцем по полке. — И он любит, когда борщ наваристый.
Лиза молча убиралась, готовила. Она никогда не спорила. Мне казалось, она просто не может за себя постоять.
Потом она забеременела. Наша радость не знала границ! Наконец-то внук! Я сразу начала обустраивать детскую в нашей квартире, покупать приданое.
— Мама, не надо, мы сами, — мягко пыталась возразить Лиза.
— Что ты понимаешь? — отмахивалась я. — У меня двое детей, я знаю, что нужно.
Алексей во всем меня поддерживал. Он был идеальным сыном. И, как мне казалось, идеальным мужем. Он много работал, обеспечивал Лизу, слушал мои советы.
За месяц до родов я застала Лизу в слезах на их кухне.
— Что случилось? — спросила я, думая, что это гормоны.
— Ничего, — она быстро вытерла лицо. — Устала.
Я тогда подумала — слабая. Не готова к материнству. Надо будет больше помогать, брать все в свои руки.
День родов. Мы с Дмитрием метались по коридору роддома. Алексей был в палате у Лизы. Потом его выгнали на схватки. Он вышел к нам, бледный.
— Все нормально? — ухватилась я за него.
— Да, — он нервно провел рукой по лицу. — Только Лиза… она просила, чтобы после родов ее оставили одну. С ребенком.
— Что за глупости? — фыркнула я. — Первые часы такие важные! Бабушка должна помочь!
Когда акушерка сообщила, что родился мальчик, мы с Дмитрием заплакали от счастья. Мы ждали у дверей, чтобы нас позвали. Но нас не звали.
Через час вышел Алексей. Лицо серое.
— Она не пускает, — сказал он, не глядя на нас. — Говорит, хочет побыть одна с сыном.
— Это ненормально! — возмутилась я. — Иди, скажи ей, что мы хотим увидеть внука!
Он покачал головой и ушел обратно. Это была первая трещина. Наш послушный сын не выполнил мою просьбу.
Прошло три дня. Лиза с ребенком должны были вот-вот выписаться. Мы дежурили у телефона, но Алексей не звонил. Я сама набрала его.
— Когда забираете? Приезжаем, поможем!
— Мам, не надо, — его голос прозвучал устало. — Лиза хочет справиться сама.
Я положила трубку, кипя от обиды. Она отнимала у нас внука. Отдаляла от нас сына.
И вот тот самый день. Мы не выдержали и примчались в роддом без вызова. Ждали у выхода. И дождались.
И теперь она, бледная тень, сказала эти чудовищные слова и пошла прочь.
— Постой! — крикнул Дмитрий, опомнившись первым. — Где Леха? Где наш сын?
Лиза обернулась. В ее глазах не было ни злости, ни торжества. Только пустота.
— Спросите у своей золотой кровиночки. Он в Питере. С ней.
Она развернулась и пошла. Мы смотрели ей вслед, не в силах сдвинуться с места. В голове стучало — «в Питере, с ней». Какая она?
Потом до меня донесся тихий плач. Из-за угла, откуда ушла Лиза, вышла медсестра. Она везла ту самую прозрачную коляску, которую мы так ждали. А в ней, сморщенный и беззащитный, лежал наш внук.
— Мамаша забыла документы на выписку, — растерянно сказала медсестра, разглядывая какую-то бумажку. — Вернется, наверное…
Но я поняла. Она не вернется. Не за ним.
Я посмотрела на ребенка. На его крошечное личико. И впервые за долгие годы мне стало не до Алексея. Мне стало страшно за этого маленького человека, которого его мама оставила на нас с такими жестокими словами.
Дмитрий первым подошел к коляске. Он протянул палец, и крошечная ладонь рефлекторно сжала его.
— Все, — тихо сказал муж. — Теперь он наш.
Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Вся моя жизнь, выстроенная вокруг сына, рухнула в одно мгновение. Но среди обломков остался он. Кричащий, требующий заботы внук.
Мы привезли его домой. В ту самую детскую, что я с такой любовью готовила. Теперь она была не символом моей победы, а напоминанием о нашем общем поражении.
Через два дня пришло сообщение от Лизы. Сухое, официальное.
«Заявление на развод и документы на лишение родительских прав поданы. Забирайте. Мне не нужен сын человека, который годами меня унижал, а вы покрывали. Который сбежал к любовнице, когда я была на сохранении. Ваш сын мне не нужен. И ваш внук — его копия — тоже».
Я перечитывала эти строки, и у меня подкашивались ноги. Унижал? Покрывали? Сбежал? Я все это время видела в ней врага, а оказалось, мы с Дмитрием были слепыми помощниками палача. Нашего собственного сына.
Я нашла силы позвонить Алексею. Он взял трубку после десятого гудка.
— Мама, я занят.
— Ты знаешь, что Лиза подала на лишение прав? — спросила я, и голос дрогнул.
— И пусть, — прозвучал его холодный ответ. — У меня тут новая жизнь. Не хочу ничем быть обязан этой зануде.
Я медленно опустила трубку. Передо мной стояла кроватка, где спал наш внук. Он во сне пошевелил губками, точь-в-точь как Алексей в младенчестве. Та же копия. Но я смотрела на него и не видела сына. Я видела его сына. И нашу ответственность.
Прошло полгода. Мы с Дмитрием научились быть родителями снова. Пеленки, ночные кормления, первые улыбки. Мы не говорили об Алексее. Он ни разу не позвонил, не спросил о ребенке.
Как-то раз я разбирала детские вещи и наткнулась на старую коробку Алексея. Там лежали его школьные грамоты, игрушки. Я хотела выбросить, но рука не поднялась. Вместо этого я открыла альбом с его детскими фотографиями. Я смотрела на снимки счастливого малыша и не могла понять, где мы свернули не туда. Что мы сделали не так, что вырос такой человек?
Дмитрий вошел в комнату и положил руку мне на плечо.
— Хватит копаться в прошлом, — сказал он тихо. — Смотри в будущее.
Он указал на внука, который сидел в манеже и радостно лепетал, глядя на нас. В его глазах не было ни капли жестокости отца. Только доверие и чистота.
Я закрыла альбом и отнесла его на антресоли. Прошлое было мертво. Теперь у нас была только эта новая, хрупкая и самая важная жизнь.
Я подошла к манежу, взяла внука на руки. Он доверчиво обнял меня за шею своими маленькими ручками.
— Все, — прошептала я, прижимая его к себе. — Теперь ты наш. И мы у тебя есть.
