Он стоял на пороге спальни, зажав в руке выписку из банка. Лицо его было белым, как мел.
— Ты потратила наши общие накопления на шубу? — ахнул муж, и его голос дрогнул от невероятного усилия сдержать ярость.
Я сидела на кровати и смотрела на него, не в силах отвести взгляд от злосчастной бумаги. В голове стучало — пора, пора уже все сказать. Но язык будто онемел.
— Триста тысяч, Марина! Триста! Мы три года копили на машину, я на обеды в столовой экономил, а ты… шубу купила? — Он швырнул выписку на пол. — Где она, твоя драгоценная покупка? Ну-ка, примеришь?
Все началось полгода назад. Мы сидели на кухне, пили вечерний чай. Игорь, мой муж, снова говорил о машине.
— Старуха моя уже на последнем издыхании, — он постучал пальцем по столу. — Еще одна зима, и я буду на работу на метро ездить. Нужно копить.
Я кивала, смотрела в окно. Машина. Вечная тема про машину. Он говорил «мы», но подразумевал «я». Это была бы его машина. Его свобода. А я как ездила на автобусе, так и бы ездила.
— Ладно, — Игорь встал и потрепал меня по волосам. — Не грусти. Вот купим тачку, будем на дачу выезжать, на природу. Тебе же лучше, чем в этой душной квартире.
Он не понимал, что для меня «лучше» — это не трястись в старой иномарке по пробкам. Но я молчала. Как всегда.
Все изменилось в один день. Я зашла в бухгалтерию за справкой и случайно услышала разговор двух коллег.
— Так тебе и надо, Людка, — говорила старший бухгалтер Анна Петровна. — Вечно ты всем уступаешь. Начальство увидело, что ты не конфликтная, и повесило на тебя лишнюю работу. Научись говорить «нет».
Я замерла у стеллажа с папками. Слово «нет» отозвалось во мне глухим эхом. Я не умела говорить «нет». Ни Игорю, ни свекрови, вечно дающей советы, ни начальнику, подкидывающему сверхурочные. Моя жизнь была сплошным согласием.
Анна Петровна, заметив меня, подозвала.
— Мариш, что ты приуныла? Иди ко мне, я тебя чаем угощу.
За чаем я неожиданно для себя выложила ей все. Про машину, про которую не мечтала. Про мужа, который решал все за нас двоих. Про свои сбережения, которые таяли на подарки родне и совместные походы в рестораны, которые выбирал он.
— Детка, — вздохнула Анна Петровна, — мужик он что? Он как ребенок. Пока не увидит настоящую проблему, ничего не поймет. Иногда нужно встряхнуть его, как следует. Устроить ему кризис. Чтобы проснулся.
— Какой кризис? — недоуменно спросила я.
— А ты подумай, — она хитро подмигнула. — Что для него самое ценное? Его планы. Его комфорт. Нарушь их. Сделай что-то шокирующее. Но не глупое, а с умом. Чтобы тебе же потом было лучше.
Я шла домой и думала. Идея вызревала медленно, как тяжелый и опасный плод.
Через неделю Игорь объявил за ужином.
— Так, дружище, — обратился он ко мне, как часто бывало. — С понедельника ужесточаем режим экономии. Никаких лишних трат. Я подсчитал, через восемь месяцев мы сможем взять хороший седан.
— Я не хочу седан, — тихо сказала я.
Он не расслышал или сделал вид, что не расслышал.
— Что?
— Я сказала, я не хочу эту машину.
Он смотрел на меня, как на инопланетянина.
— Ты вообще в своем уме? Мы же договорились.
— Это ты договорился. С самим собой.
Он фыркнул, отодвинул тарелку.
— Ну вот, опять женские штучки. Гормоны шалят. Пройдет.
Это «пройдет» стало последней каплей. В тот вечер я зашла в наш общий банковский аккаунт и перевела все наши общие накопления — все триста тысяч — на свой личный счет. Сердце бешено колотилось. На следующий день, в обеденный перерыв, я поехала в самый дорогой меховой салон в городе.
— Ну где она? — повторил Игорь, его голос гремел. — Я хочу видеть, во что ты вбухала наш будущий автомобиль!
Я медленно встала с кровати, подошла к шкафу и достала оттуда большую картонную коробку. Я поставила ее на кровать перед ним.
— Открывай, — выдохнула я.
Он сорвал крышку. Внутри, аккуратно упакованная в целлофан, лежала шуба. Темно-коричневая, пушистая, роскошная. Игорь смотрел на нее с отвращением.
— Ну вот. Поздравляю. Ты теперь королева. Ходить не в чем было, да? — в его голосе звучала ледяная ненависть.
— Примерь, — неожиданно для себя сказала я. Голос не дрогнул.
— Что?
— Я сказала, примерь ее. Ты же хочешь понять, на что потрачены твои кровные?
Он смотрел на меня, не понимая. Потом, сжав зубы, сдернул пиджак, натянул шубу на плечи. Рукава оказались коротки, полы едва доходили до пояса. Он был скован в движениях, как в бронежилете.
— Ну и что? — прошипел он. — Мала, к тому же. Ты хоть размер неправильный выбрала.
Я не сдержала улыбки. Горькой, уставшей.
— Она не мне, Игорь. Она тебе. Вернее, твоей матери. На день рождения. Ты же сам сказал, что хочешь сделать ей королевский подарок. Ведь она так мечтала о норковой шубе. Ты забыл?
Он замер. Его гневная маска начала медленно сползать, обнажая полное недоумение.
— При чем тут мама?.. Наши накопления… на подарок маме? Ты с ума сошла!
— Нет, — я сделала шаг вперед. Мои колени дрожали, но голос был твердым. — Это не просто подарок. Это цена моего свободы. Ты не захотел услышать мое «нет». Ты назвал это «гормонами». Хорошо. Я поступила как ты — приняла решение за нас обоих. Потратила общие деньги на то, что считаю нужным. Как ты — на машину. Тебе нравится? Тебе комфортно в этой роли?
Игорь молча снял шубу и бросил ее на кровать. Он смотрел на меня, и в его глазах читалась каша из эмоций — злость, растерянность, обида.
— Ты… ты обманула меня. Устроила этот дурацкий спектакль.
— Нет, Игорь. Я до тебя достучалась. Единственным способом, который ты мог понять. Кризисом, как сказала мне одна умная женщина.
— Какой еще кризис? — он снова начал закипать. — Ты просто вынесла из семьи деньги!
— А чем это отличается от твоего решения купить машину, которая нужна только тебе? — парировала я. — Чем твои планы важнее моих? Я десять лет молчала и соглашалась. Хватит.
Он сел на край кровати, тяжело дыша. В комнате повисла тишина. Я подошла к тумбочке, достала паспорт на квартиру и положила его перед ним.
— Что это? — глухо спросил он.
— Бабушкин взнос. Та самая квартира, что она мне оставила. Я ее оформила. Она стоит как раз около трех миллионов. Хватит на твой седан и на многое другое. Эти деньги — мои. И я решаю, что с ними делать. Но сначала мы решим, как нам жить дальше. Вместе или порознь. Но как двое равных. Понял?
Игорь смотрел то на меня, то на паспорт. Вся его уверенность, вся его власть над нашей жизнью испарилась, оставив после себя растерянного мужчину. Он вдруг понял, что все эти годы его надежный тыл был не просто тихой и покорной женой, а человеком. Сильным и решительным, когда это потребовалось.
Он больше не кричал. Он просто сидел, опустив голову.
— Ладно, — наконец выдохнул он. — Понял.
Я подошла, взяла шубу и аккуратно убрала ее обратно в коробку. Мое сердце больше не колотилось. Воцарялся странный, непривычный покой.
— Завтра, — сказала я, застегивая коробку, — мы поедем к твоей маме и подарим ей этот подарок. А потом пойдем в кафе и поговорим. Как взрослые люди.
Он молча кивнул.
Я вышла из спальни, оставив его одного с его мыслями. Впервые за долгие годы я чувствовала, что стою на своем собственном берегу.
