— Ольга Дмитриевна, вы не могли бы уделить мне полчаса? — голос в трубке звучал спокойно, даже слишком спокойно для женщины, которая только что узнала об измене мужа.
Я замерла с телефоном в руке. Людмила. Жена Сергея. Откуда у неё мой номер? И главное — зачем я ей? Мои пальцы сжали телефон сильнее. Сердце билось где-то в горле, мешая дышать.
— Кафе «Встреча» на Садовой знаете? Через час? — она не ждала моего согласия, будто уже знала, что я приду.
Я пришла. Конечно, пришла. Любопытство оказалось сильнее страха. Или это была надежда? Надежда на что? Что она устроит скандал, и Сергей, защищая меня, наконец выберет? Что она сама уйдёт, освободив его? Сейчас, спустя время, я понимаю — я просто хотела увидеть врага.
Людмила сидела у окна, за столиком в дальнем углу. Строгий серый костюм, волосы убраны в низкий пучок, никакой косметики. Она выглядела усталой, но собранной. Как преподаватель перед контрольной работой — знает, что будет трудно, но готова.
— Садитесь, — она кивнула на стул напротив. — Я уже заказала кофе.
Я села. Руки дрожали, пришлось спрятать их под стол. Людмила смотрела на меня спокойно, изучающе. Словно оценивала конкурентку на собеседовании.
— Я не буду устраивать сцен, — начала она. — Это не мой стиль. И вам не стоит бояться — я не собираюсь бить посуду или рвать волосы. Мы взрослые женщины, правда?
Я молчала. Что тут скажешь?
— Сергей рассказал мне всё сам, — продолжила Людмила. — Вчера вечером. После того, как я показала ему фотографию, которую мне прислала Зоя Петровна из бухгалтерии. Вы с ним выходили из того самого кафе на окраине. Помните?
Конечно, помню. Мы думали, там нас никто не увидит. Оказалось, глупо думать, что в этом городе можно спрятаться.
— Он сказал, что это ничего не значит, — Людмила усмехнулась. — Что вы просто коллеги, что между вами ничего серьёзного. Что ему нужно было отвлечься. От меня, видимо. От нашей скучной семейной жизни.
Официантка принесла кофе. Людмила сделала глоток, я даже не притронулась к своей чашке.
— Знаете, Ольга, я не глупая женщина, — в её голосе прозвучала сталь. — Девятнадцать лет брака научили меня многому. Я знаю, когда мужчина врёт. Знаю, когда он уходит в себя. И знаю, что делать, чтобы вернуть его обратно.
Она положила ладони на стол, пальцы переплетены, никакого волнения. Как же я ей завидовала в этот момент. Этому спокойствию, этой уверенности.
— Вы, наверное, думаете, что я пришла сюда выяснять отношения? — Людмила наклонилась ко мне. — Нет. Я пришла объяснить вам ситуацию. Чтобы вы не тешили себя иллюзиями.
Иллюзиями? Какими иллюзиями? Я же сама себе говорила, что мне ничего от него не нужно. Что мы просто хорошо проводим время. Что я свободная женщина, которой не нужны обязательства.
— У Сергея двое детей, — продолжала она. — Алина в этом году поступает в институт. Кирилл готовится к экзаменам в девятом классе. У нас общая ипотека, общие счета, общая жизнь. Вы думаете, он всё это бросит ради вас?
Я молчала. Горло сдавило так, что казалось, никогда больше не смогу сказать ни слова.
— Он не бросит, — Людмила ответила сама. — Потому что Сергей — человек ответственный. Да, он устал. Да, ему захотелось чего-то нового. Но он не из тех, кто рушит жизнь ради мимолётной страсти. А страсть всегда мимолётна, Ольга Дмитриевна. Всегда.
Она допила кофе и отодвинула чашку.
— Знаете, что он мне вчера сказал? Что вы ему напомнили меня. Ту меня, какой я была двадцать лет назад. Весёлую, лёгкую, без груза быта и ответственности. Но это не вы, Ольга. Это просто проекция его молодости. Он не влюблён в вас. Он влюблён в иллюзию собственной юности.
Я сидела и чувствовала, как внутри всё рушится. Не от её слов — от их правды. Я ведь и сама это знала, просто не хотела признавать. Три месяца я убеждала себя, что мне всё равно, что мне не нужно большего, что я наслаждаюсь моментом. А на самом деле каждый раз ждала, что он скажет: «Я ухожу от неё. Я выбираю тебя».
— Вы разведены, — Людмила смотрела на меня уже не строго, а почти с сочувствием. — Я знаю. Сергей рассказывал. Семь лет брака, потом всё рухнуло. Вы боитесь повторения, поэтому выбираете мужчин, которые заведомо не могут вам ничего предложить. Так безопаснее, правда? Не надо рисковать, не надо открываться. Но это не жизнь, Ольга. Это прозябание.
Она встала, взяла сумку.
— Я не прошу вас отстать от моего мужа, — сказала она на прощание. — Я просто хочу, чтобы вы поняли: вы для него — перерыв между актами семейной драмы. Антракт. А я — вся пьеса целиком. Со всеми действиями, кульминациями и развязками. Подумайте, хотите ли вы всю жизнь быть антрактом в чужой истории.
Она ушла. Я осталась сидеть за столом, глядя в окно. На улице шёл снег, люди торопились по своим делам, кто-то смеялся, кто-то разговаривал по телефону. Жизнь продолжалась, а у меня было ощущение, что я застряла в какой-то параллельной реальности.
Сергей не звонил три дня. Потом написал короткое сообщение: «Извини. Так вышло. Береги себя». Всё. Девять слов вместо трёх месяцев. Я не ответила. Что я могла ответить?
На работе мы встречались глазами иногда. Он отводил взгляд первым. Я делала вид, что занята документами. Коллеги ничего не замечали или делали вид, что не замечают. Зоя Петровна из бухгалтерии смотрела на меня с какой-то смесью любопытства и жалости. Наверное, она всё рассказала уже половине офиса.
Людмила оказалась права. Сергей вернулся к ней. Я видела их однажды вместе — они забирали Алину из нашего здания, она приходила к отцу за какими-то документами для поступления. Они шли, Сергей нёс её сумку, Людмила что-то рассказывала, Алина смеялась. Обычная семья. Целая, законченная история. А я стояла у окна и смотрела им вслед.
Я поняла тогда, что была не любовницей. Я была терапевтом. Таблеткой от кризиса среднего возраста. Временным обезболивающим. А когда боль отступила, таблетка стала не нужна.
Странно, но после разговора с Людмилой я почувствовала облегчение. Не сразу, конечно. Сначала была злость — на неё, на него, на себя. Потом — пустота. А потом пришло понимание: я правда боялась. Боялась снова построить что-то серьёзное. Боялась снова проиграть. Поэтому выбрала заведомо проигрышный вариант — так хоть знаешь, чего ожидать.
Мой бывший муж ушёл к другой. Сказал, что я слишком требовательная, слишком независимая, слишком холодная. Может, он был прав. Я так боялась показаться слабой, что построила вокруг себя стену. А потом удивлялась, почему никто не может через неё пробиться.
С Сергеем было легко именно потому, что ничего не требовалось. Не надо было открываться, не надо было строить планы, не надо было бояться разочарования. Но Людмила показала мне зеркало. И в этом зеркале я увидела не свободную женщину, а испуганную девочку, прячущуюся за маской независимости.
Прошло полгода. Сергей перевёлся в другой филиал. Говорят, Людмила настояла — чтобы не искушать судьбу. Мудрая женщина. Она знала, что делает. А я? Я всё ещё живу одна в своей однушке, всё так же хожу на работу, всё так же говорю подругам, что мне не нужны отношения.
Но иногда, вечером, когда за окном снег и город погружается в темноту, я думаю о том разговоре в кафе. И понимаю: Людмила сделала для меня больше, чем любой психолог. Она сняла с меня розовые очки. Жестоко, но честно.
Я была не женщиной в его жизни. Я была паузой. Антрактом. И это хуже всего — осознавать, что согласилась на эту роль сама. Что сама себя поставила на второй план. Потому что так безопаснее. Потому что так не больно.
Но оказалось, что больно всё равно. Только эта боль — от собственной трусости, а не от чужого предательства. И с этим жить гораздо труднее.
Людмила выиграла не потому, что была сильнее или умнее. Она выиграла, потому что не боялась. Не боялась бороться, не боялась требовать своё, не боялась смотреть правде в глаза. А я испугалась ещё тогда, семь лет назад, после развода. И с тех пор живу в этом страхе.
Может, когда-нибудь я научусь не бояться. Может, когда-нибудь решусь на что-то настоящее. Не на удобное, не на безопасное, а на живое, с риском, с болью, с надеждой. Но пока я просто иду по заснеженной улице, смотрю на огни в окнах чужих квартир и думаю: сколько там, за этими окнами, таких же, как я? Живущих в иллюзии свободы, а на самом деле — просто боящихся жить?
