– Как вы себя чувствуете? – мягко поинтересовался следователь, чуть подавшись вперёд, чтобы лучше слышать ответ. – Можете ответить на пару вопросов?
Алина попыталась улыбнуться, но тут же поморщилась – даже лёгкое движение отдавалось тупой пульсирующей болью в висках. Девушка медленно подняла руку и осторожно прикоснулась к больному месту, словно проверяя, цела ли вообще её голова.
– Жить буду, – с напускной бодростью ответила она, стараясь не показывать, как плохо ей на самом деле. – По крайней мере, надеюсь на это. Так что задавайте ваши вопросы.
– Чувство юмора уже проснулось, значит, всё точно будет хорошо! – произнёс следователь с преувеличенной бодростью, словно хотел вселить в Алину уверенность.
Не теряя времени, он подошёл ближе к кровати, с лёгким стуком поставил на тумбочку толстую папку, ловко раскрыл её и достал чистый лист бумаги вместе с ручкой. Пристроив бумагу на планшет, он приготовился записывать.
– Давайте попытаемся вспомнить, что произошло тем вечером, – предложил он мягко. На многое мужчина не рассчитывал, но всё же… Может бедняжка хоть что-то запомнила?
Девушка на мгновение закрыла глаза, словно пытаясь собрать разбегающиеся мысли в единое целое. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и начала говорить – тихо, тщательно подбирая слова.
– Я возвращалась домой от подруги, – начала она медленно. – Было часов десять вечера. Улица была совершенно пустой, и, хотя я старалась идти только там, где горел свет, мне всё равно было не по себе. Поэтому я шла быстро, почти бежала. Помню, как открыла дверь в подъезд и удивилась – лампочка не горела. Я хотела достать телефон, включить фонарик, но не успела…
Её голос дрогнул. Алина замолчала, сглотнула, будто пытаясь прогнать неприятное ощущение, застывшее где‑то в горле. Она нервно провела рукой по простыне, словно искала опору.
– Кто‑то резко дёрнул меня за руку. Я не успела ничего понять – только почувствовала, как лечу в стену. А потом… потом уже ничего не помню.
Полицейский внимательно слушал, время от времени кивая и делая короткие пометки в блокноте. Когда Алина закончила, он поднял глаза, и в его голосе появилась явственная нотка облегчения.
– Вам очень повезло, что именно в это время ваша соседка решила выгулять свою собачку. Иначе…
Алина не дала ему договорить. В её взгляде промелькнула горькая ирония, а голос прозвучал неожиданно твёрдо, несмотря на слабость.
– Я бы не тут лежала, а на пару этажей ниже, да?
Мужчина лишь пожал плечами, неторопливо проведя ладонью по коротко стриженым волосам. Он сознательно избегал поспешных выводов – не хотел сеять панику и без того напуганной девушке. В его работе важно было сохранять хладнокровие: сначала собрать факты, потом строить версии. Да и зачем лишний раз тревожить Алину, если пока нет никаких оснований для серьёзных подозрений?
– У вас есть враги? – спросил он ровным, будничным тоном. Это был стандартный вопрос при подобных расследованиях – формальность, прописанная в инструкции. Михаил Михайлович не особенно рассчитывал на внятный ответ, но обойти этот пункт никак не мог.
– Враги? – переспросила Алина и невольно усмехнулась, тут же пожалев об этом. Резкая вспышка боли пронзила голову, заставив её зажмуриться и прижать пальцы к виску. Она глубоко вздохнула, переждала приступ и продолжила: – Я всего лишь студентка. Ну не считать же врагом бывшего парня? Хоть мы и расстались довольно… некрасиво.
– С этого места поподробнее, – насторожился следователь. Нельзя недооценивать брошенных возлюбленных.
Алина замялась, нервно теребя край одеяла. Ей явно не хотелось ворошить недавние воспоминания, но и отказывать следователю было нельзя.
– А это обязательно? – осторожно спросила она, избегая прямого взгляда. – Я не думаю, что Пашка на такое способен. Он довольно безобидный, храбрится только на словах. Громко говорит, но на деле… вряд ли решился бы на что‑то серьёзное.
Михаил Михайлович мягко покачал головой:
– Рассказывайте! Невиновного мы не посадим. Наша задача – проверить все версии, чтобы ничего не упустить. Если он ни при чём, значит, претензий к нему не будет. Но не проверить это мы не можем.
– Ну…
Студенческий фестиваль бурлил жизнью. В просторном актовом зале было шумно и многолюдно: кто‑то танцевал под ритмичную музыку, кто‑то оживлённо разговаривал у стен, кто‑то пробовал угощения из импровизированного буфета. Яркие гирлянды и разноцветные флажки создавали праздничное настроение, но Алина никак не могла проникнуться общей радостью.
Она стояла у колонны, слегка отстранившись от толпы, и невольно морщила нос. Толпы людей всегда действовали на неё угнетающе – шум, суета, чужие эмоции, нахлынувшие разом. В глубине души она горько сожалела, что не осталась дома. Сейчас она могла бы уютно устроиться на мягком диване, завернуться в тёплый плед и погрузиться в мир любимой книги. Тишина, покой и никаких неожиданностей – вот что ей по‑настоящему хотелось этим вечером.
Но судьба распорядилась иначе. Её куратор, женщина строгая и принципиальная, была непреклонна:
– Как староста ты обязана там присутствовать. И следить, чтобы твои одногруппники не натворили делов.
И вот Алина здесь. Она добросовестно выполняла свои обязанности: пару раз сделала замечания слишком развесёлым одногруппникам, выслушала в ответ несколько не самых приятных пожеланий, но держалась стойко. В конце концов, она решила, что свой долг выполнила – дальше пусть каждый сам отвечает за свои поступки. А в том, что отвечать придётся, Алина не сомневалась. Слишком уж вольно вели себя некоторые.
Убедившись, что явных нарушений нет, и сделав пару внушений “особо одаренным личностям” девушка стала собираться домой. Но тут внезапно музыка стихла, и в зале воцарилась тишина.
– Эм, можно минуточку вашего внимания? – раздался очень знакомый голос, усиленный микрофоном.
Все присутствующие невольно повернули головы к сцене. Алина тоже взглянула туда и почувствовала, как внутри всё сжалось. Она сразу узнала этот голос.
На сцене стоял Павел – её “вроде как” парень. Он заметно волновался: пальцы сжимали микрофон чуть сильнее, чем нужно, а взгляд беспокойно скользил по залу, пока наконец не остановился на Алине.
– Спасибо, – продолжил он, сделав глубокий вдох. – Я долго решался, думал, как лучше всё сделать… Хотел, чтобы ты запомнила этот момент на всю оставшуюся жизнь…
В зале повисла напряжённая тишина. Все ждали, что будет дальше, а Алина стояла, словно пригвождённая к месту, не в силах пошевелиться.
– Что здесь делает Паша? Он же не учится в нашем университете! – прикусила губу девушка, нутром чувствуя проблемы. – Кто его вообще сюда пустил?
– Я призываю вас всех в свидетели этого радостного события, – громко объявил Павел, обводя взглядом зал. Его голос звучал торжественно, почти театрально. – Здесь учится моя девушка, и пусть мы не так давно вместе, но…
Он сделал эффектную паузу, словно актёр на сцене, выжидая, пока напряжение в зале достигнет предела. Несколько девушек в первых рядах затаили дыхание, кто‑то тихо ахнул.
– …Я хочу спросить у тебя, Алина! Ты станешь моей женой?
С этими словами Павел плавно опустился на одно колено. В правой руке он держал маленькую бархатную коробочку, а левую приложил к груди, изображая искреннюю взволнованность. Свет софитов падал на его лицо, придавая моменту ещё больше драматизма.
В зале повисла оглушительная тишина. Студенты переглядывались, пытаясь понять, о какой Алине идёт речь. Имя было довольно распространённым, и поначалу никто не мог определить, к кому именно обращается молодой человек. Кто‑то тихо перешёптывался, кто‑то доставал телефоны, чтобы снять происходящее.
Алина почувствовала, как кровь прилила к лицу. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Она сжала кулаки, ногти больно впились в ладони. Внутри кипела злость – не на публику, не на обстоятельства, а на Павла, который устроил это нелепое шоу без её ведома.
– Я прибью его, как только мы окажемся без свидетелей, – злобно бормотала она, пробираясь сквозь толпу к сцене. – То же мне, актёр погорелого театра! Точно прибью!
Она не обращала внимания на любопытные взгляды, на перешёптывания за спиной. Всё, чего ей хотелось, – поскорее оказаться рядом с Павлом и прекратить этот спектакль. В голове крутились десятки фраз, которыми она собиралась его осыпать, но пока она молчала, лишь стискивала зубы, стараясь не выдать своих истинных чувств перед всей этой толпой.
Павел, увидев приближающуюся Алину, буквально засветился от радости. Он широко улыбнулся, поднял коробочку повыше, будто демонстрируя всему залу драгоценный трофей, и громко произнёс:
– А вот и любовь всей моей жизни! Я знал, что ты согласишься!
Его голос звучал так уверенно, будто исход был предрешён ещё до того, как он задал вопрос. Он даже не допускал мысли, что может услышать отказ.
Алина остановилась в паре шагов от сцены. Её лицо пылало – не от счастья, а от смеси смущения и нарастающего гнева. В голове крутилось: “Он серьёзно? Мы встречаемся всего пару месяцев! Если это вообще можно так назвать. О какой свадьбе может идти речь?” Ещё минуту назад в глубине души у неё, может, и проскальзывали какие‑то романтические фантазии, но теперь от них не осталось и следа. Это не трогательное признание, а унизительный спектакль, устроенный на глазах у сотен людей.
– Кто сказал, что я согласна? – её голос дрожал, но звучал твёрдо. – Я НЕ согласна! После сегодняшнего спектакля я никогда не стану твоей женой! И вообще, видеть тебя не хочу, дурак!
Не дожидаясь его реакции, Алина резко развернулась и бросилась к выходу. Двери актового зала с грохотом распахнулись, пропуская её, а затем с негромким щелчком закрылись за спиной. Но даже за этой преградой она прекрасно слышала шёпотки, доносившиеся из зала.
“Вот это номер…”, “Ну и сцена…”, “А он красиво придумал, жаль, что она отказала…” – долетали обрывки фраз, царапая слух.
В голове Алины вихрем крутились мысли. “Теперь все будут говорить, что я упустила такой шанс… Что обидела парня, подготовившего такой сюрприз… А кто‑нибудь вообще задумается, что мне это было не нужно? Что он даже не спросил, хочу ли я такого сюрприза?”
Она бежала по коридору, не разбирая дороги, лишь бы оказаться подальше от этого места. В глазах стояли слёзы – не от обиды, а от злости на Павла, на себя, на всю эту нелепую ситуацию. “Он всё испортил! – билась в голове одна мысль. – Теперь придётся либо терпеть эти косые взгляды до конца учёбы, либо… либо переводиться в другой вуз”.
Эта мысль ударила особенно больно. Университет, который она так любила, друзья, планы на будущее – всё теперь казалось под угрозой из‑за одного необдуманного поступка человека, с которым она уже не хотела иметь ничего общего.
– Вот и всё, больше мы не общались, – тихо закончила свой рассказ Алина, переведя взгляд на заснеженный двор. – Я заблокировала его номер, удалила из всех соцсетей, и даже не здоровалась. Возможно, вам покажется, что я поступила жестоко, но мы и вправду даже не обсуждали совместное будущее. Нас и парой было сложно назвать, если честно. Я всё время к парам готовилась, он работал… Виделись пару раз в неделю, и всё! Какая свадьба?
Её голос звучал ровно, но в нём чувствовалась затаённая обида. Она до сих пор не могла понять, как Павел решился на такой шаг, не поговорив с ней, не узнав её мнения. Для неё это было не романтичным поступком, а грубым нарушением границ.
– Мы проверим, – твёрдо произнёс следователь, делая пометку в блокноте.
Про себя он подумал, что парень совершил несусветную глупость. Публичное предложение без согласия второй стороны – это не только неловкая ситуация, но и серьёзный эмоциональный удар. Он поднял взгляд на Алину и спросил:
– Больше ни с кем не ссорились? Ни с одногруппниками, ни с соседями, ни с кем‑то ещё?
– Нет, – уверенно ответила она. – У меня вообще не конфликтный характер. Да и времени на ссоры особо не было – учёба, подработка…
– Ладно, хоть что‑то, – кивнул следователь, закрывая папку. – Если вспомните что‑то важное или что‑то произойдёт – сразу звоните. Вот мой номер, – мужчина положил визитку на тумбочку. Выздоравливайте.
*******************
С того разговора прошло две недели. За это время состояние Алины заметно улучшилось – головные боли стали реже, а врачи наконец согласились выписать её домой. Но сделали это с оговоркой: за девушкой должен быть круглосуточный присмотр.
Сначала Алина сопротивлялась – ей хотелось поскорее вернуться к обычной жизни, самой распоряжаться своим временем. Но после очередного головокружения, едва не закончившегося падением, она поняла, что врачи правы. Пока ей действительно нужна помощь.
Дома её встретила мама – она взяла отпуск, чтобы быть рядом с дочерью. Квартира наполнилась запахом бульона и травяных чаёв, а на тумбочке у кровати всегда стояли свежие фрукты и бутылка воды. Мама старалась не докучать, но Алина чувствовала её тревожные взгляды, когда та думала, что дочь не замечает.
По вечерам они сидели на кухне, пили чай и разговаривали обо всём понемногу – об учёбе, о планах на будущее, о старых друзьях. Алина постепенно возвращалась к привычному ритму жизни, но иногда, оставаясь одна, снова вспоминала тот злополучный вечер. И каждый раз внутри поднималась волна негодования: как можно было так с ней поступить?
В один тихий вечер к ней на огонек заявился следователь с крайне довольным выражением лица.
– Ну что, Алина Игоревна, вижу, вам гораздо лучше, – произнёс он с тёплой, почти отеческой улыбкой. – Очень даже рад. А я вам хорошую новость принёс. Мы нашли того, кто на вас покушался.
Алина замерла. Сердце бешено заколотилось, а в ушах застучало так громко, что на мгновение она перестала слышать окружающий мир.
– И кто это был? Я его знаю? – голос дрогнул, ноги вдруг стали ватными, будто из них вынули кости. Она поспешила сесть на кровать, ухватившись за край матраса, чтобы не потерять равновесие.
Следователь сделал несколько шагов внутрь комнаты, остановился напротив Алины и, глядя ей прямо в глаза, произнёс:
– Очень даже хорошо знаете. Ваш бывший парень оказался не таким уж и безобидным, как вы думали. Он был жутко зол на вас за отказ, за то, что вы его унизили перед огромной толпой. А ещё его друзья засмеяли. Вот он и решил отомстить. Правда, клянется, что хотел только напугать.
– Он ведь сам виноват, – прошептала Алина, всё ещё не веря в происходящее. Голос звучал глухо, будто издалека. – Не я же его на сцену выпинывала!
Следователь слегка наклонил голову, словно понимая её шок и недоумение.
– Факт остаётся фактом. Именно Павел на вас напал. Жду вас завтра в отделении, поговорим более обстоятельно. Нужно будет оформить некоторые документы, дать официальные показания.
Алина машинально кивнула, всё ещё находясь в каком‑то странном оцепенении. Мысли крутились в голове, сталкиваясь друг с другом: “Павел… Это был Павел… Он мог меня убить…”
– Я приду, – произнесла она наконец, голос звучал заторможено, будто она говорила сквозь толщу воды. – Ну, Пашка, ну даёшь…
Она покачала головой, пытаясь осознать масштаб произошедшего. Тот, кого она когда‑то считала почти родным человеком, оказался способен на такое. В груди закипала смесь обиды, гнева и горького разочарования…
