— Ты опять не ответил на мои звонки в субботу! — выпалила Елена Петровна в трубку, даже не поздоровавшись. — Что за привычка такая, Игорь? Я тебя родила, вскормила, и ты мне не можешь уделить час времени?
Игорь вздохнул, помещая голову между плеч. Он стоял в подъезде девятиэтажного дома, переводя дух после очередного объекта. Вторая квартира, вторая лестница, вторая боль в спине.
— Мам, я работал. Виктория взяла два заказа на одну неделю, мне нужно…
— Виктория, Виктория! — пронзительно воскликнула мать. — Только о ней и речь! А про меня забыл? Про то, что я одна дома, в деревне, жду моего сына, который вот-вот приедет в гости и…
Игорь закрыл глаза. Эти разговоры повторялись уже столько раз, что он мог назвать их текст с точностью до запятой. Стандартная схема: упреки, слёзы, намеки на собственное забвение в старости. Не то чтобы ему не было её жаль. Ему было жаль. Но жаль было и себя самого.
— Я приеду в следующее воскресенье, — пообещал он. — Куплю для тебя яблок, помню, ты любишь?
— Яблоки, — презрительно повторила Елена Петровна. — Как будто я жду от жизни только яблоки. Забери свои яблоки. Лучше верни мне сына, который был раньше. Того мальчика, что слушался мать.
Трубка прервалась. Игорь стоял в полумраке лестничной клетки, слушая собственное дыхание, учащённое, тяжёлое, совсем не такое, как в молодости.
Елена Петровна тридцать лет преподавала в сельской школе. Её жизнь выстроена была по чётким правилам: уроки, проверка тетрадей, школьные линейки, родительские собрания. После смерти мужа всё её существование свернулось в одну точку — Игорь. Сын был её смыслом, оправданием, причиной просыпаться по утрам.
Когда Игорю исполнилось двадцать шесть лет, Елена поняла: пора. Пора ему жениться, завести семью, дать ей внуков. Она уже представляла себе эту жизнь: маленький дом, бегающие по полу дети, её голос, учащий малышей читать букварь. Но главное — Игорь не уйдёт далеко. Останется рядом. С правильной женой — хозяйственной, смиренной, послушной.
В деревне такая была. Маргарита Чудоранцева. Скромная девушка, вышивальщица, дочь соседей. Никогда не целовалась в парках, не крутила головой перед зеркалом, не мечтала о городе. Идеальная невеста для правильной жизни.
Елена пошла к ней в дом прямо, без обиняков. Её план был безошибочным: предложить, договориться, устроить помолвку. Но Маргарита испугалась. Бедная, наивная девочка не была готова к столь решительным действиям. Она плакала, просила время, говорила о боязни. Елена даже почувствовала к ней жалость тогда. Одной рукой баловала её, другой подталкивала к сыну. Время, мол, есть. Привыкнешь. Подумаешь.
Но судьба распорядилась иначе.
В тот момент, когда Маргарита медлила, в жизнь Игоря ворвалась Виктория. Тридцатидвухлетняя женщина, которая работала в столовой, где Игорь делал евроремонт. Суровая, деловитая, с чёткой линией губ, которая никогда не улыбалась. Виктория не просила, не мяла в руках. Виктория приказывала.
Спустя две недели, когда Виктория сама приехала в дом Елены и объявила о браке, о том, что она всё устроит, что Игорь будет жить у неё, Елена почувствовала удар. Не так представляла. Не так.
Но сын уже смотрел на новую невесту другими глазами. Не покорными, нежными глазами, которые смотрели на послушного Игоря. Смотрел почти взрослый мужчина, пленённый энергией, властью, уверенностью. Виктория не позволяла себе отказываться.
Елена подписалась. Свадьба состоялась. Игорь уехал.
Первые годы Елена звонила, приезжала, приносила еду. Виктория встречала её холодно. Игорь казался счастливым, хотя в его улыбке было что-то напряженное, натянутое. Потом звонки стали реже. Елена звонила чаще, но Игорь отвечал неохотно. Потом Виктория запретила ей приезжать без предупреждения. Причём запретила не вслух, а так, чтобы понимание пришло через молчание, через закрытые двери, через «Игорь на работе».
Елена смирилась. Что могла старая вдова? Её материнская власть закончилась в тот момент, когда Игорь подписал брачный контракт, который Виктория подготовила с педантичной точностью.
Последний приезд Елена совершила в отчаянии.
Игорь открыл дверь сам, и первое, что она увидела, — это его лицо. Исхудавшее, запавшее, осунувшееся. На щеке была свежая ранка, под глазами фиолетовые мешки, и кашель. Постоянный, надрывистый кашель.
— Мамочка, — выдохнул он, и вот тогда Елена поняла: сын пропал.
Виктория появилась на пороге в атласном халате. Её лицо было недовольно.
— Ты позвонила заранее? — спросила она.
— Нет, — честно признала Елена. — Я не знала, услышу ли я ответ, если позвоню. Мой сын работает без выходных, его невестка берёт от него последние силы, и я приехала посмотреть, жив ли он вообще.
Виктория улыбнулась. Это была улыбка хищника.
— Игорь работает потому, что хочет жить хорошо. Мы купили две квартиры, знаешь ли? И у нас ещё есть планы. Третья, четвёртая. Если твой сын болеет, то это потому, что он слаб. А слабых жизнь учит.
Елена села на диван, который был чужой, в квартире, которая принадлежала Виктории, в присутствии сына, который больше не был её сыном.
— А ты счастлива? — спросила она вдруг.
Виктория не ответила. Вместо этого в дверь позвонили. На пороге возникла рыжеволосая женщина, Светлана, подруга Виктории. Та вбежала в квартиру с криком:
— О, невестка, я вижу, у тебя появилась горничная! — Её голос был громким, злорадным, пьяным. — Так вот как живут успешные бизнесвумен? С помощниками? Мне нужна такая же, но мой муж отказывается.
Светлана остановилась, увидев Елену.
— Ты кто, к слову?
— Мать Игоря, — ответила Елена.
Светлана присела, подняв брови.
— Ой ли? — Она повернулась к Виктории. — Мамочка приехала посмотреть на уродца-мужа? Да, знаешь, Витя, он совсем сломался. Посмотри на него! Спина крючком, кашляет как туберкулёзный. Ты сама видишь, он никому больше не нужен? Выгони его к маме, возьми молодого любовника, да хоть бегом из этого болота!
Виктория вспыхнула. Но было уже поздно. Елена всё услышала. Услышала то, что знала, но не хотела признавать. Услышала то, что её сын молчал все эти годы.
Вечером, после того, как Виктория выставила Элену за дверь (буквально силой), Елена сидела на лестничной клетке. Потом появился Игорь. Его тело было согнуто, как у старика. Ему было сорок шесть лет, но выглядел он на семьдесят.
— Пойдём домой, — сказала Елена. — Я куплю тебе вещи. Мы уедем отсюда.
Игорь не спорил. Он не спорил, потому что больше не было сил спорить.
Разрыв семьи произошёл так же быстро, как она была создана. Виктория оставила себе квартиры, машину, счета. Игорю — его молчание и два портфеля старой одежды.
Дома, в тихой деревенской избе, он отоспался впервые за девятнадцать лет. Ночью просыпался в холодном поту, но хотя бы мог позволить себе это. Дома.
Месяцы проходили. Игорь набирал вес. Его кашель затихал. Спину всё ещё ломило, но он уже забыл, что значит работать по двадцать часов без сна.
И тогда, словно выписанная судьбой, в дом пришла Маргарита.
Она постарела. В её лице остались те же черты, но добавился опыт, уверенность. За все эти годы она так и не вышла замуж. Вышивала половички, продавала их, копила деньги. Просто жила.
— Валентина Петровна, — сказала она, обращаясь к Елене (её звали теперь по имени-отчеству в деревне). — Помните, вы когда-то говорили, что будете ждать моего решения?
Елена смотрела на эту женщину, которая пришла, когда уже поздно. Но нет, не поздно. Никогда не поздно.
— Помню, — ответила Елена.
— Я хочу выйти замуж за Игоря, — продолжила Маргарита простодушно. — Я всегда его любила. Просто боялась.
Игорь вышел из задней комнаты. Он смотрел на Маргариту так, как когда-то смотрел. С нежностью. С уважением. Не с голодом власти, не с жаждой обладания. С любовью.
Вторая свадьба была скромной. Небольшое торжество в деревенском доме. Маргарита надела простое белое платье, не дизайнерское, из ткани, которую она сама выбирала. Цветы были из её же сада. И когда Игорь надел кольцо ей на палец, его рука не дрожала. Рука была уверенной.
Елена плакала. Не от радости — от всего сразу. От боли, которая прошла. От времени, которое нельзя вернуть. От того, что она когда-то ошиблась, пытаясь управлять судьбой сына, а сейчас, наконец, отпустила его — и он сам вернулся домой.
Правда, не туда, откуда начал. В совсем другой дом. Со своей женой. Со своей жизнью.
И это была нормально. Это была как надо.
Елена вытерла слёзы и улыбнулась.
