Лена листала альбом со школьными фотографиями, который нашла в старой коробке. Взгляд скользнул по групповому снимку класса, и её сердце сжалось. Там была она. Анька. Полная девочка с наглым, самодовольным взглядом, в модном по тем временам платье.
Память, как кинопленка, прокрутила кадры. Гулкий звонок на перемену и постоянное, томительное ожидание подвоха.
— Ленка, деньги есть? — её голос слышался до сих пор, сиплый, требовательный. — А то, знаешь, опять про тебя кое-что интересное всем расскажу. Чтобы принесла завтра, как обычно. Иначе, получишь у меня…
Лена зажмурилась. Она давала ей списывать, приносила из дома конфеты, деньги, лишь бы та отстала. Но Аньке было мало.
Тычки в спину линейкой, обидные прозвища, шепоток с подругой за спиной, от которого по коже бежали мурашки. Дочь «торговки с рынка», Анька, щеголяла деньгами и наглостью, которой у тихой Лены не было и в помине.
И тот день. Та самая последняя капля. Анька отобрала у неё новый пенал, который папа привёз из командировки, розовый, с котятами, вытряхнула всё на пол и наступила на него. Потом сбросила с парты учебники на пол.
— Что стоишь, подбирай, давай! А я посмотрю, как ты ползать будешь!
И засмеялась. Одноклассники молча наблюдали. Лену, всегда молчаливую, терпеливую, будто прорвало. Горячая волна ненависти поднялась из самого нутра, сметая все страхи.
— Чтоб у тебя… — прошипела она, задыхаясь от слез. — Чтоб твои дети умерли!
В классе на секунду повисла тишина. Это было самое страшное, самое жуткое проклятие, которое она могла придумать. Анька на мгновение опешила, а потом фыркнула: «Дура!». Но семя было брошено.
Лена потом долго мучилась чувством вины, но годы стёрли остроту тех переживаний, превратив их в просто неприятное воспоминание.
Раздался звук сообщения, в общем чате одноклассников шла бурная переписка. Готовились на встречу выпускников, пятнадцать лет после окончания школы.
А через день пришла новость, которая заставила ее похолодеть. От одной из бывших одноклассниц. «Ты слышала? У Анны Васильевой, оказывается, дочка умерла несколько лет назад… Сердце остановилось. Четыре года всего ребёнку было… Мне Светка Романова написала, Анька не общается ни с кем, случайно узнала»
В ушах зазвенело. Те слова, те самые, детские, злые, вырвавшиеся от бессилия, вдруг ожили в её памяти… Она не верила в мистику, в карму, но по её спине пробежал ледяной холод. Это была просто ужасная случайность, трагедия. Но чувство вины накрыло с такой силой, будто это она сама нажала на какой-то роковой курок.
На встречу одноклассников она пошла. Сидела за общим столом, улыбалась, отвечала на вопросы, и всё внутри у неё замирало, когда дверь открывалась. Ждала её… Аня пришла позже всех.
Повзрослевшая, похудевшая, с потухшим взглядом. Теперь это была не наглая дочь «торгашки», а сломленная женщина. Их глаза встретились, и Лена быстро отвела взгляд.
Разговор за столом был шумным. Вспоминали старое, смеялись. И вдруг Анна попросила слова. Все замолкли.
— Знаете, я многих тут обижала в школе, — она говорила с трудом, глядя в стол. — И многие меня помнят нехорошей. Я была стервой. Злой, наглой, несчастной дурой, которая сама не знала, чего хочет.
Она подняла глаза и посмотрела прямо на Лену. В её взгляде не было ни капли той самой спеси.
— Лена… Я травила тебя больше всех, унижала, потому что видела, что ты лучше. Чище. И мне, дуре, хотелось эту чистоту запачкать. Прости меня. Я не знаю, за что тогда злилась… Но мне так стыдно. Прости, пожалуйста.
В воздухе что-то щелкнуло. Лена чувствовала, как камень, лежавший на душе, растворяется, превращается в пыль и уносится ветром.
— Аня, и ты меня прости за те слова… Я не думала, что говорила… Во мне кипела злость, ненависть, разум затуманился… Конечно же я пожалела потом о сказанном, но было поздно…
Аня опустила глаза и молча кивнула…
В ту ночь Лена спала спокойно. Впервые за много лет…
Прошел год. Из чата одноклассников Лена узнала, что Анна родила девочку. Та выложила фото, крошечное личико, ясные глазки. Лена порадовалась за неё. И только тогда позволила себе осознать свою боль.
Пять лет они с мужем ждали чуда. Анализы были идеальными, врачи разводили руками, называя это «необъяснимым бесплодием». И теперь, глядя на ребёнка Анны, Лена почувствовала не зависть, а леденящий ужас.
Тот детский крик ненависти вернулся к ней бумерангом. Он висел в пространстве ее дома, в стерильной чистоте второй, давно приготовленной комнаты. Он звучал в тишине каждую ночь.
«Перед кем каяться?» — думала она, глядя в окно.
Она просила прощения у Бога, у Вселенной, у Анны в тот вечер. Но, видимо, этого было мало. Может, каяться нужно было перед самой собой?
Перед той маленькой девочкой с растоптанным пеналом, которая не могла постоять за себя иначе, чем страшным проклятием? Может, это она сама не могла простить себя за ту вспышку немыслимой детской жестокости?
Она не знала ответа. Она лишь тихо шептала в пустоту комнаты, предназначенной для ребёнка:
— Прости меня. Я буду хорошей мамой. Прости, малыш, и приди ко мне…
Но эхо отвечало ей только молчанием. Проклятие вернулось к ней в таком виде, не даёт Бог ребёнка… И остаётся только надеяться на чудо…
Основано на реальной истории, присланной подписчицей.
