Анна не находила себе места. Её единственный сын, которому недавно исполнилось всего десять лет, слёг с воспалением, и теперь с ним происходило что-то ужасное. Организм мальчика, почему-то, отказывался бороться с болезнью. Как говорил профессор, наблюдавший его, у мальчика сильно ослаб иммунитет, и почти полностью истощена нервная система.
Ну, конечно, как тут не истощится этой нервной системе, если у Сашки такая тонкая восприимчивая душа. Жалко, заметила эту особенность Анна слишком поздно, — только в тот момент, когда сын вдруг начал просить у неё дополнительные деньги на карманные расходы.
Анне денег для него было не жалко, хоть и поднимала она его одна. Но когда сын попросил у нее сто рублей — дополнительно к тем деньгам, которые она давала ему на обед и мороженое, она, конечно же, спросила, для чего ему эти деньги. Спокойно спросила, без нервов. И по его глазам она поняла, что Саша сначала хотел соврать, залепетал что-то несуразное, но увидев взгляд матери, вдруг честно признался.
— Мне нужны эти деньги на милостыню…
— Что? — У Анны даже глаза увеличились в размере. — На какую ещё милостыню? Ты что говоришь, Сашка? Я же тебя одна тащу! А ты что, кому-то мои деньги отдаёшь? Каким-нибудь попрошайкам у церкви?
— Угу… — кивнул мальчик и опустил голову. — Когда я в школу иду, там всегда один дяденька сидит… – залепетал он. — Он без ноги, и совсем слепой… Ему никто не подаёт… Мне его жалко, мама… Очень жалко…
— Ах, тебе его жалко?! — Анна чуть не задохнулась от возмущения, потому что сразу поняла, про кого говорит сын. Недалеко от дома где они жили, действительно, стояла церковь, и возле неё постоянно пасся один безногий тип. — А ничего, что у этого дяденьки лицо как у бандита? Ведь, видно же, Саша, что этот человек в молодости был отъявленным уголовником. А теперь, когда его Бог наказал, он подаяние, тут, понимаешь ли, клянчит. Нельзя жалеть таких людей, Саша! Они сам виноватые, что теперь такие! Ты меня понял?
— Угу, — мотнул головой сын, и на глазах его появились слезы.
— Что ты понял?
— Что ты денег на милостыню не дашь. Тогда я на мороженом экономить буду… И на обедах… Мама, мне его жалко так, что я готов ему свою ногу отдать… И свои глаза…
— Сашка!.. — Сердце Анны чуть не выпрыгнуло из груди от страха. — Не смей никогда так говорить! И думать так не смей, тоже! С ума сошёл… Я теперь тебя буду в школу на машине возить! Понял? И встречать, тоже, буду на машине. Я не позволю тебе швыряться деньгами ради… Таких, вот… Придумал, тоже, подавать этому… Этому…
На следующий день Анна потащила сына к психологу, советоваться. Тот успокоил мать, и сказал, что он с Сашкой обязательно поработает, и со временем у её сына эта странная жалость пройдёт.
Но Анна на этом не успокоилась. После посещения психолога, она — одна, без сына — направилась в ту самую церковь, и обратилась там к местному батюшке, чуть не закатив при этом скандал.
— Послушайте! — накинулась она гневно на первого попавшегося ей священнослужителя. — Почему у вашего храма постоянно сидит какой-то безногий бандит? Вы, что, не можете его отсюда отвадить?
— Зачем? — опешил от такого напора священник. — Он вам что, мешает?
— Конечно, мешает! Я видеть его не могу! Вот и сейчас, я к вам иду, а он на меня нагло смотрит, и ждёт от меня денег.
— Как же он может смотреть на вас, если он незрячий? — улыбнулся священник.
— А почему вы улыбаетесь?! — чуть не закричала на него Анна. — У меня сын ему каждый день деньги в руку сует. А я, между прочим, сына одна воспитываю, без мужа. Он у меня – единственный сын!
— Поздравляю вас мамочка, — закивал батюшка. — Значит, вы воспитали милосердного сына.
— Перестаньте говорить глупости! — не услышала его Анна. — Вы знаете, что мне мой сын заявил? Что ему так жалко этого калеку, что он готов отдать ему свою ногу и свои глаза. Вы понимаете, как этот инвалид влияет на моего сыночка? Я не для этого его ращу, чтобы он жалел непонятно кого…
— Господи, прости неразумную… — пробормотал священник, и перекрестился. — Вы понимаете, мамочка, что ваш сын имеет такое огромное сердце, которое готово вместить в себя не только свою боль, но и боль всех окружающих? И Бог видит это, и он…
— Оставьте вашего Бога себе! — не выдержала и закричала мать, перебивая, священника. — А мне оставьте моего сына! Если вы не уберете куда-нибудь этого безногого, я на вас в мэрию напишу! И в епархию тоже!.. Я такое напишу!..
Она развернулась, и выбежала из храма, сгорая от гнева.
А на следующий день Сашка заболел. И теперь он лежал дома, на постели, страшно похудевший, побледневший, с почти прозрачной кожей, смотрел своими голубыми глазами в потолок, и постоянно о чём-то думал.
— Саша, давай выпьем лекарство, — ласково сказала Анна.
— Угу, — кивнул сын, не глядя на мать, покорно отрыл рот, принял таблетку в рот, и запил её водой из чашки.
— Сынок, а о чем ты постоянно думаешь?
— Ни о чем… – как всегда ответил Саша.
— Сынок, ну, пожалуйста, скажи. Может, ты что-то очень сильно хочешь?
— Хочу… – безразличным тоном сказал, и чуть заметно пожал плечами.
— И что ты хочешь? Скажи, я всё для тебя сделаю.
— А ты не обманешь? – вдруг спросил сын и, наконец-то, посмотрел на неё.
— Конечно, нет.
— Тогда, мамочка, пожалуйста, когда я умру, подай тому безногому дяденьке сто рублей…
— Да что же это такое?! — воскликнула Анна, и мгновенно зарыдала.
— Значит, не подашь… — тихо произнёс сын.
И тут Анну, наконец-то, осенило. Она замерла, затем, размазывая жгучие слезы по щекам, быстро оделась, заперла сына одного в квартире, и побежала к храму.
В этот раз безногого слепого попрошайки возле входа не оказалось. Анна кое-как открыла тяжёлую дверь и оказалась внутри церкви. И сразу же увидела того самого священника, который разговаривал о чём-то прихожанкой.
— Умоляю… — кинулась она к нему, и стала, опять рыдая, взахлеб рассказывать священнику про своего Сашку, про его странную болезнь, про его ужасную просьбу.
Прихожанка, вытаращив глаза, медленно попятилась и растворилась в полумраке храме. А батюшка, дослушав до конца её рассказ, молча подвел её к какому-то образу, освещённому горящими свечами, и коротко сказал:
— Молись, мать.
— Что? – не поняла она.
— Молись за сына. Сама молись. Долго. Пока хватит сил.
— А как? Я же не умею!
— Как умеешь, так и молись. Говоришь что хочешь. Проси, чтобы Пресвятая заступница помогла твоему сыночку. И я, тоже, буду молиться за твоего мальчика, и просить…
Дальше Анна ничего не помнила… Она только плакала, и просила за сына… Плакала и просила…
Замолчала она, где-то, через час, вся опустошенная. И когда шла к выходу, ей показалась, что душу свою она — всю до капельки — оставила там, где-то внутри того образа…
На улице, возле храма, опять сидел тот самый безногий слепец со страшной физиономией, и с вечно протянутой рукой. Она, даже не задумываясь, сунула ему какую-то бумажную купюру, и поспешила к сыну.
Открыв дверь, Анна увидела, что Сашка всё так же лежит с открытыми глазами и смотрит в потолок, но, почему-то, при этом, улыбается.
— Сашка! — непонятно чего испугавшись, закричала она, и кинулась к его постели. — Сашенька, что с тобой?!
— Не знаю… — ответил сын. — Но мне, почему-то, радостно…
А на следующее утро он попросил сварить ему его любимую манную кашу.
Анна опять расплакалась, уже от счастья. Накормив сына, она поспешила в храм, и купила в церковной лавке иконку, с точно таким же образом, возле которого вчера молилась.
Теперь мать была уверена, что сын поправится. Ведь у него такая тонкая, такая добрая, такая отзывчивая душа. А на небе ведь про это знают, и поэтому, обязательно помогут. Обязательно…
