Мишка жил в стареньком доме, оставшемся еще от деда вдвоем с матерью на опушке леса. Дом стоял немного на отшибе, зато Мишке удобно было бегать в лес за грибами и ягодами, два шага шагнул и вот тебе пожалуйста – все дары леса. А грибник из Мишки был отличный, да и места грибные в лесу знал.
— Закормил ты уже меня грибами, сынок, — бывало смеялась мать, как только он вновь притащит корзину грибов. – Я уж и насушила, и насолила, и жарехи наелась, да грибовницы вдоволь. А ты все таскаешь, хоть соседям унеси. Захар-то ногу волочит, старый стал, в лес не может идти.
— Ага, мам, я эту корзину сейчас ему и отнесу, как мне раньше не пришло в голову, — Мишка схватил корзину с грибами и пошел к деду Захару, что жил через два дома от них.
Мишке пятнадцать лет, в школу бегал в соседнее село за три километра. Их деревушка маленькая, поэтому все дети и ходили в село. В деревне девчонок было немного, поэтому Мишке нравилась Верка, что училась с ним в одном классе, а жила в селе.
— Эх, Вера, плохо, что ты живешь в селе, я даже проводить тебя не могу, два шага – и ты дома. Приходится мне одному ходить в деревню домой, — шутил парень, а она звонко смеялась.
— А может наоборот, плохо, что ты живешь там в деревне, — так хоть бы вечерами гуляли по селу.
— А давай после школы погуляем, — вдруг предложил Мишка, — ну их эти уроки, потом сделаем. А я так почти и не сижу за учебниками.
— А давай, — согласилась Верка, и они весело зашагали по сельской улице к речке.
Там они нашли местечко, где можно было посидеть, любоваться на реку, как играет рыба на солнце, выпрыгивая и вновь ныряя, а то и услышат громкий всплеск.
— Это щука гоняет мелкую рыбеху, — объяснял Мишка, в рыбалке он тоже понимал.
После окончания школы Вера собралась в город к тетке, решила выучиться на швею и устроиться на швейную фабрику.
— Миш, поехали в город, я буду учиться, а ты устроишься на фабрику, если не хочешь учиться, — она понимала, что он не имеет абсолютно никакого желания учиться. – А что, примут тебя каким-нибудь учеником.
— А жить я где буду.
— Так тетка моя говорит, что тем кто работает на фабрике, дают комнату в общежитии.
— А может нам с тобой пожениться? – спросил Мишка.
— Ты что нам нет восемнадцати, никто нас не распишет, а тетка моя строгая и без этого не разрешит жить нам вместе. Она болеет очень, детей своих нет, но обещает квартиру мне оставить.
Все так и было. Вера выучилась на швею-мотористку, Мишка уже из учеников перешел и работал слесарем-наладчиком. Потом они поженились, а через полгода умерла тетка Веры и остались они жить в квартире, а потом родился Пашка, толстощекий и веселый карапуз.
— Спасибо тете моей, квартиру нам с тобой подарила, — говорила радуясь Вера, — все лучше, чем по общагам скитаться.
— Да, хорошо в городе, но знаешь Вер, душа моя все равно в деревне. Там воздух другой, родней, раздолье, река рядом, рыбалка, скучаю я, — откровенно говорил он жене.
Вера его понимала, сама сельская, но ей нравилось больше в городе, она уже считала себя городской, да еще умела хорошо шить. Сшила себе три платья на выход. В село ездили с Мишкой, тещу навещали, она тоже жила одна, как и мать Мишки. Но мать его умерла, когда внуку Пашке было двенадцать лет.
Пашка был городским парнем и в деревню его не тянуло. Поэтому и не было желания ехать с родителями в село, а когда повзрослел, тем более. Мишка с Верой работали на швейной фабрике, уже у них двухкомнатная квартира, вроде бы все хорошо.
Пашке исполнилось восемнадцать, призвали его в армию, а как только вернулся, у них случилось несчастье. Умерла Вера. Горевал Михаил, переживал сын. После похорон Веры прошло некоторое время и толкнуло ему в голову.
— Паш, я тут решил вот что, уеду-ка я обратно в деревню. Понимаю, ты не поедешь. Живи здесь, работай, женись и в гости ко мне приезжай, ну и я к тебе тоже буду приезжать, — сын согласился.
Мишка покинул город, так и не ставший ему родным, как только овдовел. Приехал в свой осиротевший дом. Если бы он не приехал в этот дом на опушке, в эту лесную деревушку, без воды и с удобствами на улице, он бы потерялся там один в городе. Спился бы, и пропал. Вера держала его крепко, контролировала.
А тут в доме оклемался, начал обживать заброшенный родительский дом, который так и стоял на краю леса, обступившего его со всех сторон молодым подлеском.
— Здорово греться на печи, горячая лежанка, — думал Мишка. – Здесь особенно хорошо думается и вспоминается моя жизнь. Надо бы хоть какую-то тетрадку найти, да записывать иногда мою жизнь: что сделал, что надо сделать, — однажды задумался.
И ведь нашел в старом комоде в верхнем ящике старую тетрадь в клетку, да еще и ручку, но она не писала, тут же нашел карандаш. Аккуратно вывел дату и сделал первую запись: «Купить в первую очередь ручку. День сегодня серый, приходила соседка Семеновна, принесла молока от своей козы Зойки», — на этом запись окончил, закрыл тетрадь и положил обратно в ящик комода.
Мишке в деревне нравилось, его душа ослабла от городской жизни, сколько там жил, столько и тосковал по деревне. Вновь стал ходить в лес за грибами, часто ходил на рыбалку. Помогал соседям.
— Куда рыбу девать, насолил, навялил, полно нынче в реке рыбы… отнесу-ка Семеновне, да Ивану, тот уж старый, со двора никуда не выходит.
Так и жили односельчане, помогая друг другу, правда немного было жителей в этой деревеньке. Семеновна сама пекла хлеб, приносила ему, а он помогал ей во всем, ей уж тоже за шестьдесят, а Мишка лет на десять моложе.
Иногда рассуждал сама с собой:
— Одежды у меня много, носить не переносить, нашила мне рубах и трусов Вера впрок, как знала, что рано уйдет из этой жизни.
Любила Вера шить и обновки мужу покупать, а ему было все равно, она даже немного обижалась, что равнодушен к обновкам. А он привычный был, не баловала его мать раньше обновками, не на что было, носил, что мать придумает.
Мишка возвращался с рыбалки. Ох, и здоровенную щуку нынче поймал, тащил за собой на веревке. Деревенские все его обступили.
— Ну Мишка, как тебе удалось ее вытащить, а если бы тебя с собой утащила, — смеялся Егор, любитель выпить и всегда жил в таком состоянии.
— Не знаю, как-то смог, не повалила она меня, но сильна, но и я ведь не хилый, — тоже смеялся Мишка.
Когда шел мимо Семеновны, она как раз во дворе была, крикнул:
— Семеновна, давай ко мне во двор, надо разделывать этого «борова», — он кивнул на огромную щуку, а та аж перекрестилась.
— Ииих, сколько ж ей годов-то, старая она, мясо жесткое будет… Ну да ладно, сейчас приду. Тут на всю деревню хватит.
Когда разделывали во дворе щуку, собрались некоторые жители, каждый норовил посоветовать, что да как. Мишка потом разрубил топором на куски и раздал односельчанам. Все в это день варили уху в деревне и поминали Мишку добрым словом. А сам он рыбу и не ел почти, не любил. Так только вяленые окуньки, что на чердаке у него висели.
решил проведать вгороде сына и внука
В эту ночь Мишка долго ворочался на печи, все бока отлежал, все же уснул почти под утро. И в это время приснилась ему покойная жена Вера, никогда не снилась, впервые это. Она стояла рядом с ним и улыбалась, а потом вдруг сказала:
— Не гоже так Миша одному-то жить. Я хочу, чтобы женился ты…
— На ком, — вдруг проснулся он и подскочил, ударившись головой о потолок, а она уже исчезла в проеме двери.
Вскинул Мишка глаза на икону в углу и перекрестился, даже мысль проскочила, не за ним ли приходила Вера. Нащупал на груди крестик, зажал в руке и попытался снова уснуть, но сердце в груди стучало.
— Вот жил себе и жил, не было печали, так приснилась Версяа. Я ее любил крепко, а она вдруг приказала, чтобы я женился. Да хоть бы указала, кого в жены брать, — лежал и думал, — Пашку надо проведать в городе, да внука.
Прошло дня три. Обычно в город Мишка ездил один раз в три месяца, надо было снять с книжки накопившуюся там пенсию. Зайти к Пашке и внуку, немного им оставить денег, да купить кое-что домой: сахар, крупу какую-то, мыло хозяйственное, да спички, в городе выходило подешевле. Покупал бутылку красненького, хоть и не пил, но после баньки по чуть-чуть.
— Хорошо хоть не пристрастился к куреву по молодости, сейчас бы деньги переводил на дым, — радовался он.
Перед отъездом в город набил полный рюкзак вяленой рыбы, окуньки, которые висели с самой весны на чердаке. Рыбы ловил много, сам не ленился солил и вялил. А как уезжал в город всегда так делал, набивал в рюкзак и на рынок. Хоть какие-то деньги выручить, потом шел к Пашке с семьей им тоже рыбу оставлял и немного денег, да в гости к себе звал.
Приехал в город, пришел на рынок и уселся возле ворот, пристроился на каком-то ящике. Начали спрашивать у Мишки рыбу, а он дорого не брал, не жадничал. Вначале свежая рыба ушла, а потом и вяленая в ход пошла. Осталось совсем немного, когда подошла к нему женщина и спросила рыбу.
— Вот последние пять рыбешек, нет больше, — ответил Мишка.
— Ах, жалость какая, а я люблю рыбу, можно сказать «рыбная душа». А когда вы еще привезете?
— Ну теперь не скоро, редко здесь бываю, — он посмотрел в глаза женщине и немного растерялся.
Скуластое лицо с веснушками, рыжеволосая и зелеными глазами, ну словно солнышко перед ним сияло. Она улыбалась теплой солнечной улыбкой, она заметила его взгляд.
— Что? Видать понравилась я, — засмеялась, — не каждому рыжие по нраву.
— Ох, елки-палки, понравилась, — не ожидая сам от себя выдал он. – А как звать-то тебя, я – Мишка, то есть Михаил стало быть.
— А я Анна, — ну так значит нет больше рыбки, последняя, — еще с надеждой спросила.
— Нет, я же в деревне живу, там у нас в реке много рыбы, а может приедешь, я тебя рыбой накормлю, — уже серьезно спрашивал он.
— А что, может и приеду, а вдруг мне понравится в деревне. Все равно мне жить негде, квартиру снимаю, дом-то сгорел мой недавно.
— А чего ждать? Давай сразу и поедем ко мне, — он даже и забыл, что хотел к Пашке, но ладно в следующий раз, не зря видно жена ему тогда приснилась.
Анна уже серьезно думала, а он смотрел на нее таким горящий взглядом, и столько нерастраченной любви и тоски она в нем увидела, что согласилась. Он тоже понравился ей с первого взгляда, бывает же такое в жизни. Судьба.
Так и живут теперь Михаил с Анной, он ее ласково называет солнышком, а она его «рыбонькой». Накормил он Анну рыбой, но она все равно не отказывается, если «рыбная душа», что поделать.
