Василий специально приехал в родной город всего на денёк, с единственной целью — сходить на могилку своих покойных родителей.
Ему, конечно, хотелось навестить ещё и могилу своей первой супруги, очень хотелось, но где она похоронена, Василий не знал. А искать её на этом огромном городском погосте — это было бессмысленным занятием.
Так получилось, что в этом городе у него никого из родных не осталось, ни одного человека. Поэтому сразу после кладбища Василий намеревался ехать на вокзал. В девять вечера поезд его должен был увезти обратно, в город, где его ждали жена и дети.
Он уже выходил с кладбища, когда сзади его вдруг окликнул знакомый женский голос:
— Василий, это ты, что ли?
Сначала его как будто током ударило. Потом он подумал, что голос ему померещился. Но по инерции сделав ещё несколько шагов, он замер, обернулся, и не поверил своим глазам.
— Ёксель-моксель… — пробормотал он растерянно, всматриваясь в изменившееся лицо бывшей супруги. — Маруся?.. Живая?..
— Что значит, живая? — опешила женщина.
— Как это?.. — жалобно простонал Василий. — Мне же сказали, что ты – того… Умерла…
— Когда я умерла? — ещё больше растерялась женщина.
— Как когда?.. Тогда… Тридцать лет тому назад.
— Тридцать?
— Ага… Когда я хотел к тебе вернуться… Приехал сюда, в родной город, сунулся к тебе, а мне прямо с порога заявили, что тебя нет… Что умерла ты. И тебя на днях схоронили… Сказали, и выставили за дверь…
— Кто тебе такое мог сказать? — ахнула Мария.
— Как кто? Твоя матушка! Серафима Петровна!
— Ах, мама… — Мария сделала скорбное лицо. – Мама могла… Только, она, Вася, померла… Два году уже, как схоронили. Я только что с её могилки.
— Царство ей небесное… — пробормотал Василий, кое-как приходя в себя. — Хорошая была женщина… Хоть и разлучить нас умудрилась дважды…
— Почему дважды?
— Ну, как? Я же говорю, я, ведь вернуться к тебе тогда хотел.
— Когда — тогда?
— Тридцать лет тому назад!
— Ну, в то время я бы тебя, уже, Васенька, и не приняла обратно.
— Почему?
— А потому что я в то время сына уже от другого мужчины носила.
— Ах, вон, что… — Василий тяжело выдохнул. — Значит, Серафима Петровна, как бы, и не виновата?..
— Не виновата.
— Но зачем она так сказала, что ты умерла? Могла бы сказать, что, мол, не суйся к ней, у неё другой мужик давно. А я ведь, тогда, после той новости, прямиком в церковь пошёл, и за тебя молился. Как за мертвую. И сразу же уехал обратно. Туда, на север… У родителей только одну ночь переночевал… Эх, Серафима Петровна…
— Такой уж у мамы характер был, — виноватым голосом сказала Мария. – Она, наверное, хотела сказать, что я для тебя умерла. А получилось по-другому… Ты просто неправильно понял. Да… — Бывшая супруга тоже тяжело вздохнула. — Не любила мама тебя…
— Не любила. И я до сих пор не могу понять — почему?
— Неужели? — удивилась Мария.
— Честное слово. А ты знаешь?
— Знаю. Потому что ты моего отца, который нас с мамой бросил, решил как-то — на словах — оправдать. Мол, он же не виноват, что встретил другую женщину. Мол, в жизни так бывает. Вот мама и испугалась. Подумала, что ты, такой же, как мой отец. Тоже, в любой момент сможешь меня бросить, если встретишь другую. И стала тебя всячески выживать.
— Но ведь я же был не такой.
— Не такой… — задумчиво сказала Мария. — Наверное…
— Почему, наверное?
— Но ведь ты же женился на другой.
— Я женился, только когда узнал, что ты умерла! – воскликнул Василий. — Точнее, как бы умерла.
— Но ведь, все-таки, женился. Хотя… И правильно сделал, что женился… Все ведь должны жизнь свою устраивать… Ты вторую жену, наверное, любишь?
— А как ее не любить? У нас с ней двое детишек. Уже большие, правда. У них у самих семьи. Колька и Маруся.
— Как девочку зовут? — Мария удивлённо вскинула брови. — Маруся? Почему Маруся?
— А я не знаю… — соврал Василий. — Марией мы ее назвали, и всё. А я её Марусей зову. Так душевнее…
— А кто имя девочке выбирал?
— Да не всё ли равно — кто? У тебя-то, наверное, тоже дети есть?
— Есть. Сынок Васенька.
— Даже так? В честь кого назвали?
— В честь отца мужа.
— Я так и подумал. И ты сейчас пойдёшь к нему? К мужу?
— Смешной вопрос, Вася. — Она грустно улыбнулась. — А к кому ещё мне идти? Конечно, к нему, к родимому. Мы с ним уже тридцать лет вместе, как попугайчики-неразлучники. Дети вылетели из гнезда, а мы остались вдвоём. Он сегодня приболел немного, вот мне и пришлось одной сюда идти. Сегодня ведь поминальный день.
— Ага… Я очень рад, Маруся, что у тебя всё хорошо… — Василий тяжело вздохнул, готовясь прощаться. — И особенно я рад, что ты живая. А то твоя мамка учудила… Ну, я пойду?
— Куда? На автобус? Так нам пока по пути. Пошли на остановку.
— Нет, Маруся… Я — в другую сторону… Пешком я пройдусь… До вокзала… Подышу немного, подумаю… Мне торопиться особо некуда. Мой поезд вечером уходит.
— Ну, тогда, прощай, Василий.
— Прощай, Маруся. Ох, как же это хорошо, что ты живая… Как хорошо…
Он развернулся, и пошёл прочь от своего прошлого. Шёл, и глаза у него светились от счастья. И на сердце его стало легко-легко. Потому что снял он только что с души своей тяжелую ношу. Ведь после того, как Серафима Петровна обманула его, сказав, что Мария умерла, он всё это время винил в смерти своей бывшей любимой супруги только себя. Думал, жена умерла от страданий, после внезапного ухода супруга. Ушёл он после очередного скандала, который устроила тёща. Думал Василий, не вынесла Мария его бегства, этого малодушного поступка, фактически — предательства. А оказалось…
«Нужно срочно зайти в храм, и поставить свечку за упокой Серафимы Петровны… — подумал вдруг он. — Пусть ей там полегче станет. Я ведь ее, наконец-то, простил. Хоть она и сделала всё, чтобы нас с Марией разлучить. И за то, что она про смерть дочки ляпнула — тоже прощаю. Маруся права, это я неправильно её понял… В этом я сам виноват… А теперь у Маруси муж любимый… И у меня жена самая лучшая… Может, ещё и спасибо нужно сказать Серафиме Петровне? Кто его знает?..»
