Отец Милены, Виктор Сергеевич, ушел, когда ей исполнилось десять лет. Вернувшись из школы, она увидела, что что то в доме не так . Нет холодильника, стиральной машины, микроволновки, недавно купленного дивана. Пропала даже ее новая кукла, которую дедушка с бабулей подарили на день рождения. Милена подумала, что их ограбили, но все оказалось гораздо проще и страшнее — папа съехал к другой женщине, вместе с их вещами, пока её с мамой не было дома.
—Послушай,Марина, не устраивай сцен, я зарабатываю больше тебя и я купил все эти вещи, так что они по праву мои, — заявил он по телефону.
— Хоть куклу ребенку верни, ее подарили на день рождения Милене! — кричала мама, но он уже сбросил звонок.
—Марин, сколько ж можно ? Ты что, не видишь , Милена ,девочка уже большая, ей кукла не нужна, а у моей Анечки маленькая дочь, в самый раз играть в куклы — отрезал он в следующем разговоре.
Милену больно резанула фраза про «маленькую дочь», а она, будто своему папе, чужая и говорит он про абсолютную незнакомку. Она вспомнила, как недавно он называл ее своей принцессой, катал на плечах, обещал купить велосипед к лету. А теперь она стала просто «девочкой», которая «уже большая».
«Не мог мой добрый папа так просто про меня забыть и разлюбить», — убеждала себя Милена первые месяцы после развода родителей.
Но дальнейшие события показали, что еще как мог. Виктор Сергеевич не приезжал к Милене, не звал в гости, заблокировал ее номер, а когда она подкараулила его около дома, заявил:
— Не таскайся сюда больше, я плачу алименты твоей матери, значит, ничего тебе не должен!
Алименты вскоре прекратились, и больше Милена не слышала про отца ничего, пока Виктор Сергеевич не подстерег ее у подъезда. Она не сразу признала в этом лысеющем мужчине своего отца,а поняла, кто это, лишь когда Виктор Сергеевич назвал ее Миленкой-конфеткой. В тот же момент она узнала его — папа всегда называл ее этим дурацким прозвищем.
— Миленочка, родная, как ты выросла! — Виктор Сергеевич попытался обнять дочь, но та отшатнулась. — Не обижайся на старого дурака. Я был неправ, просто закрутился с новой семьей…
— Мне двадцать три года, папа. Тринадцать лет ты обо мне не вспоминал. Что тебе нужно?
Виктор Сергеевич смутился, потом заговорщически наклонился:
— Слушай, у меня к тебе дело. Помнишь ту квартиру, где мы жили все вместе ? Она же на твою маму оформлена была?
— Да, и что?
— Так вот, она же моя по сути! Я ипотеку платил первые пять лет, пока мы вместе были. А твоя мать только прописана там была. Несправедливо это как то ! Не находишь?
Милена почувствовала, как внутри поднимается холодная волна гнева.
— Папа, мама пятнадцать лет одна выплачивала эту ипотеку. Работала на двух работах, чтобы меня прокормить и кредит закрыть. Последний платеж она внесла в прошлом году.
— Ну да, но я же начинал! — Виктор Сергеевич говорил так, будто это было очевидным аргументом. — Короче, вот что. Ты же умная девочка. Уговори мать продать квартиру и отдать мне половину. Или пусть переоформит на мое имя, я ей какую-нибудь компенсацию выплачу.
— Ты с ума сошел?
— Миленочка, ну не будь такой! Я твой отец все-таки. Мне сейчас деньги очень нужны, понимаешь? Аня от меня ушла, забрала все, что могла. Осталось только то, что на меня оформлено. А квартира-то моя была изначально!
— Нет, папа. Это мамина квартира. Она заработала ее своим трудом.
Лицо Виктора Сергеевича исказилось:
— Неблагодарная! Я ведь алименты платил!
— Три месяца платил! Три месяца из тринадцати лет!
— Ну и что? Я же твой отец! Неужели ты не поможешь отцу в трудную минуту?
Милена посмотрела на него долгим взглядом. Этот человек когда-то был ее героем, ее защитником, ее любимым папой. А теперь стоял перед ней чужой мужчина, которому она не нужна. Ему нужна только квартира.
— Знаешь что, папа, — тихо сказала она, — когда мне было десять, и ты забрал даже мою куклу, мама сказала: «Не переживай, милая. Настоящую любовь невозможно забрать или украсть». Тогда я не поняла, о чем она. Теперь понимаю.
Она развернулась и пошла к подъезду.
— Милка! Милка, стой! — кричал он ей вслед. — Я твой отец, ты обязана мне помочь!
Милена обернулась на пороге:
— Отец — это не тот, кто дал жизнь. Отец — это тот, кто был рядом. Ты не был рядом тринадцать лет. Какой ты мне отец?
Она зашла в подъезд и прислонилась к стене, чувствуя, как дрожат руки. Почему-то хотелось плакать, хотя она давно простила отца, давно приняла, что он просто… исчез из ее жизни.
Дома мама накрывала на стол — они собирались отмечать защиту Милениной дипломной работы.
— Мама, — Милена обняла ее со спины, — ты самая лучшая на свете.
— Что случилось, солнышко? — встревожилась та.
— Ничего. Просто я люблю тебя.
Марина Ивановна обернулась и посмотрела дочери в глаза:
— Он приходил, да?
— Откуда ты знаешь?
— Соседка звонила. Видела, как Виктор около подъезда маячит. Чего он хотел?
— Квартиру, — усмехнулась Милена. — Сказал, что она по праву его, потому что он первые пять лет платил.
Мама тяжело вздохнула и присела на стул:
— Вот же… Ну что с него взять. У него всегда так, все ему обязаны были. Я-то хоть поняла это вовремя.
— Мам, а почему вы тогда с ним развелись? Из-за той женщины?
— Не из-за нее, милая. Из-за него. Он всегда был таким — брал, но не отдавал. Любил, но только себя. Я долго думала, что он изменится, что я смогу его исправить. Но люди не меняются, если сами того не хотят.
— А ты не жалеешь?
Марина Ивановна обняла дочь:
— О чем мне жалеть? У меня есть ты. Ты — мое главное богатство. Ты выросла доброй, честной, умной. Я горжусь тобой, слышишь?
— Слышу, мам, — прошептала Милена, и слезы наконец потекли по ее щекам. Это были не горькие слезы обиды, а светлые слезы благодарности и любви.
Они сидели вдвоем на маленькой кухне в квартире, которую мама выплачивала пятнадцать лет. Эта квартира была не просто жильем — она была символом маминой силы, ее любви, ее несгибаемости.
— Знаешь, — сказала Милена, — когда он забрал мою куклу, я очень плакала. Мне казалось, что это конец света. А ты помнишь, что сказала?
— Конечно помню. Я сказала, что куклы приходят и уходят, а мы с тобой — навсегда.
— Ты была права, мам. Мы навсегда.
За окном начинался весенний вечер. Где-то там, в другой части города, Виктор Сергеевич, вероятно, жалел себя и проклинал неблагодарную дочь. Но здесь, в этой маленькой квартире, были две женщины, которые не нуждались ни в его прощении, ни в его признании.
Они нужны были только друг другу.
Через неделю Милене на работу позвонила незнакомая женщина:
— Здравствуйте, вы Милена Викторовна?
— Да, это я.
— Меня зовут Анна. Я… бывшая жена вашего отца.
Милена напряглась:
— Слушаю вас.
— Я знаю, что Виктор к вам обращался насчет квартиры. Хочу предупредить — он не остановится. Он уже консультировался с юристами, собирается подавать в суд.
— В суд? На каком основании?
— Он утверждает, что имеет право на долю в квартире, так как участвовал в выплате ипотеки. У него сохранились какие-то платежки.
— Но ведь это абсурд! Он платил всего пять лет, потом пропал и пятнадцать лет не платил ничего!
— Милена, я знаю. Я прожила с этим человеком восемь лет. Знаю, на что он способен. Он использует людей, а потом выбрасывает. Вы с мамой — не первые и, боюсь, не последние.
— Зачем вы мне это говорите?
— Потому что я не хочу, чтобы он отнял квартиру у вашей мамы. Когда мы с ним расставались, он тоже пытался забрать все. Но я была готова. У меня есть документы, которые могут вам помочь. Он тогда подписал бумагу, что отказывается от всех претензий на вашу квартиру в обмен на то, что ваша мама не будет требовать алименты.
Видно подписал и забыл.
— Серьезно? Я этого не знала.
— Абсолютно. Могу переслать копии. И еще… Милена, не давайте ему манипулировать вами. Он мастер играть на чувствах. Будет говорить про любовь, про семью, про кровные узы. Но для него это просто слова.
— Я уже поняла это, спасибо.
После разговора Милена долго сидела, глядя в окно. Значит, отец не просто пришел попросить — он планировал отобрать силой. Планировал засудить их с мамой, отнять крышу над головой.
Она позвонила маме:
— Мам, нам нужен юрист. Хороший юрист.
Когда Марина Ивановна узнала о планах Виктора, она лишьгрустно улыбнулась:
— Я так и знала. Он никогда не умел проигрывать достойно.
— Мы будем бороться, мама. У нас есть документы. У нас есть доказательства.
— Доча, я боюсь, что проиграю ему. Может, уступить ему ?
— Мама! — Милена взяла ее за руки. — Это твоя квартира. Ты заработала ее. Каждым рублем, каждым бессонным ночным дежурством, каждой переработкой. Мы не отдадим ее. Слышишь? Не отдадим.
Судебный процесс длился четыре месяца. Виктор Сергеевич нанял адвоката, который живописал суду, как его клиент годами вкладывался в семейное благополучие, а потом был вероломно изгнан. Он даже пытался изобразить себя жертвой, говорил, что любил дочь, но злая жена не давала видеться.
Но документы говорили другое. Квитанции показывали, что из двадцати лет ипотеки Виктор платил только пять. Справки из школы и поликлиники подтверждали, что он ни разу не пришел на родительское собрание, не водил ребенка к врачу. А письменный отказ от претензий, который предоставила Анна, стал финальным аккордом.
Суд отказал в иске.
Милена и Марина Ивановна вышли из здания суда, держась за руки.
— Мам, мы выиграли, — прошептала Милена.
— Мы выиграли давно, солнышко, — ответила мама. — В тот день, когда он ушел, и мы остались вдвоем. Это была наша победа. А сегодня — просто формальность.
Они шли по весеннему городу, и Милена вдруг поняла, что больше не злится на отца. Не жалеет. Не обижается. Просто он стал частью прошлого — неприятной, но уже неважной.
Впереди была жизнь. Их жизнь. Которую они построят сами, без него.
