Весь последний год я чувствовал, как жизнь медленно покидает меня. Усталость, словно свинец, разливалась по телам, кожа бледнела, а мысли путались, будто в тумане. Врачи разводили руками: анализы чистые, диагнозов нет. «Стресс», — говорили они. «Возьмите отпуск, отдохните». Но я знал, что это не стресс. Что-то было не так. Что-то отравляло меня изнутри.
Я жил в старом доме на окраине города, вместе с женой Анной и её младшей сестрой, Лизой. Лиза появилась у нас год назад, после того как потеряла работу и осталась без жилья. Она была тихой, почти незаметной, с глазами, которые всегда избегали прямого взгляда. Анна обожала её, называла «бедной малышкой» и просила меня быть помягче. Я не возражал — Лиза помогала по дому, готовила, убирала. Но что-то в её присутствии заставляло меня чувствовать себя неуютно. Словно тень, она всегда была где-то рядом, но никогда — на виду.
Вчера вечером я вернулся домой раньше обычного. Анна задерживалась на работе, а я, измученный очередной бессонной ночью, решил заварить себе чай. В кухне было тихо, только тикали старые настенные часы. Я потянулся к сахарнице, стоявшей на полке, и заметил, что крышка чуть сдвинута. Странно. Я всегда закрывал её плотно — привычка, оставшаяся с детства. Открыв сахарницу, я замер. Среди белых кристаллов сахара виднелись крупинки другого оттенка — чуть более матовые, почти незаметные. Я провёл пальцем по краю: порошок. Не сахар. Что-то другое.
Сердце заколотилось. Я оглянулся, словно ожидая, что кто-то стоит за моей спиной. Но кухня была пуста. И тут я услышал шаги — лёгкие, крадущиеся. Лиза. Она вошла, держа в руках тряпку, будто собиралась протереть стол. Её глаза метнулись к сахарнице, и на долю секунды я заметил, как её лицо напряглось.
— Что ты делаешь? — спросила она, и её голос был слишком спокойным, слишком выверенным.
— Чай завариваю, — ответил я, стараясь не выдать подозрений. — Сахар вот беру.
Она кивнула, но её пальцы сжали тряпку чуть сильнее. Я заметил это. И ещё заметил, как она быстро отвернулась, будто не хотела, чтобы я смотрел ей в глаза.
Ночью я не спал. Мысли крутились, как заезженная пластинка. Порошок. Болезнь. Лиза. Я вспомнил, как она всегда настаивала, чтобы я пил чай с сахаром. «Ты же любишь сладкое, — говорила она с улыбкой. — Бери побольше». Анна никогда не вмешивалась — она доверяла сестре. А я? Я просто пил чай.
Утром я взял щепотку того порошка и отнёс знакомому химику. Он обещал проверить состав. Пока я ждал результатов, Лиза вела себя как обычно: готовила ужин, болтала с Анной, улыбалась. Но я видел, как её взгляд цеплялся за меня, будто она пыталась понять, знаю ли я. И я молчал. Я ждал.
Когда химик позвонил, его голос дрожал. «Это мышьяк. Небольшие дозы, но регулярное употребление… Это смертельно». Я сжал телефон так, что пальцы побелели. Мышьяк. Год. Моя болезнь. Лиза.
Я вернулся домой. Анна前期
—
Анна сидела на диване, листая журнал. Лиза готовила что-то на кухне — я слышал, как звенят кастрюли. Я подошёл к ней, держа сахарницу в руке.
— Лиза, — сказал я тихо, — что это?
Она обернулась, и её лицо осталось невозмутимым.
— Сахар, — ответила она, не глядя мне в глаза.
— А это? — Я высыпал щепотку порошка на стол.
Она замерла. Тишину разрезал звон упавшей ложки. Анна подняла голову от журнала, нахмурившись.
— Что происходит? — спросила она.
Я посмотрел на Лизу. Она не двигалась, но её пальцы дрожали.
— Ничего, — сказал я, не отводя взгляда. — Просто хочу разобраться.
Лиза улыбнулась — слишком быстро, слишком нервно.
— Ты странный сегодня, — сказала она и вышла из кухни.
Анна нахмурилась сильнее. «Вы о чём?» — спросила она, но я уже направился к двери. Мне нужно было подумать. Мне нужно было знать.
Хорошо, давайте продолжим историю, углубляясь в напряжение и раскрывая тайну. Я сохраню атмосферу саспенса, добавлю немного драматизма и дам развязку, сохранив при этом возможность для вашей интерпретации.
—
Я стоял в дверях кухни, глядя, как Лиза уходит в гостиную. Её шаги были слишком быстрыми, слишком лёгкими, будто она пыталась сбежать от моего вопроса. Анна смотрела на меня с недоумением, всё ещё держа журнал в руках.
— Что это было? — спросила она, отложив чтение. — Вы с Лизой поссорились?
Я покачал головой, стараясь казаться спокойным. Внутри меня всё кипело. Мышьяк. Слово звучало как приговор. Год слабости, головокружений, боли в костях — всё это теперь складывалось в ужасающую картину. Но зачем? Почему Лиза? Я не мог понять.
— Ничего, — соврал я, пряча сахарницу за спиной. — Просто устал. Пойду прогуляюсь.
Анна нахмурилась, но не стала настаивать. Она привыкла к моим странностям за последний год — я сам замечал, как стал раздражительным, замкнутым. Болезнь изменила меня. Или не болезнь. Я вышел на улицу, холодный сентябрьский воздух ударил в лицо. В кармане лежал маленький пакетик с порошком, который я взял из сахарницы. Химик подтвердил: мышьяк. Но мне нужно было больше. Доказательства. Мотив.
Вернувшись домой поздно вечером, я застал Анну спящей на диване. Лиза, как обычно, была в своей комнате — свет под дверью горел. Я прокрался в кухню, поставил сахарницу на место и начал осматривать шкафы. Если Лиза травила меня, где она хранила яд? Я перебирал банки с крупами, коробки с чаем, проверял каждую полку. Ничего. Только обычные продукты, аккуратно расставленные её руками.
И тут я заметил. Под раковиной, за коробкой с моющими средствами, стояла маленькая жестяная банка, почти незаметная. Я открыл её. Внутри был белый порошок, точно такой же, как в сахарнице. Рядом лежала пара перчаток и пустой флакон с этикеткой, стёртой до нечитаемости. Сердце заколотилось. Я сфотографировал находку и спрятал банку обратно.
На следующий день я решил действовать. Утром, пока Лиза была в душе, я установил в кухне маленькую камеру, которую купил в магазине электроники. Она была почти незаметной, спрятанной за старым чайником. Анна уехала на работу, и я остался с Лизой наедине. Это был мой шанс.
— Лиза, — начал я, сидя за столом с чашкой чая, к которому я не притронулся. — Ты никогда не рассказывала, почему уволилась с прошлой работы.
Она замерла у плиты, где помешивала что-то в кастрюле. Её плечи напряглись.
— Да так, — ответила она, не оборачиваясь. — Не сошлись с начальством.
— Странно, — продолжил я, стараясь говорить небрежно. — Анна говорила, ты была лучшим сотрудником. Химиком, да? Работала с веществами, формулами…
Её ложка звякнула о край кастрюли. Она обернулась, и я увидел, как её глаза сузились.
— Что ты хочешь сказать? — спросила она, и в её голосе появилась сталь.
— Ничего, — я пожал плечами, глядя ей прямо в глаза. — Просто любопытно.
Она отвернулась, но я заметил, как её руки задрожали. Остаток дня она избегала меня, а я делал вид, что всё в порядке. Вечером, когда Анна вернулась, я проверил запись с камеры. И там было то, что я боялся увидеть.
На видео Лиза, убедившись, что осталась одна, подошла к сахарнице. Она надела перчатки, достала ту самую жестяную банку из-под раковины и аккуратно подсыпала порошок в сахар. Её движения были точными, профессиональными. Она знала, что делает. А потом она взяла ложку сахара из той же сахарницы и добавила в чай, который готовила для меня.
Я не спал всю ночь, прокручивая запись снова и снова. Утром я позвонил в полицию. Когда они приехали, Лиза сидела в гостиной, как ни в чём не бывало, листая телефон. Анна была в шоке, когда я показал ей видео. Она кричала, плакала, отказывалась верить. «Это ошибка! Лиза бы не сделала такое!» — повторяла она, пока полицейские обыскивали дом.
Они нашли банку. И флакон. И ещё несколько улик, которые я даже не заметил: записи в её телефоне, переписка с кем-то, кто поставлял ей химикаты. Мотив? Деньги. Оказалось, Лиза рассчитывала на наследство Анны после моей смерти. Она знала, что Анна застраховала мою жизнь на крупную сумму, и планировала разделить деньги с сестрой, убедив её, что я умер от болезни. Но Анна ничего не знала. Она была лишь пешкой в игре Лизы.
Лизу арестовали. Анна не разговаривала со мной несколько дней, виня себя за то, что привела сестру в наш дом. Я начал лечение, чтобы вывести яд из организма, но слабость всё ещё напоминала о себе. Иногда, засыпая, я видел Лизу — её холодные глаза, её улыбку, когда она ставила передо мной чай.
Но один вопрос не давал мне покоя. В тот вечер, когда я впервые заметил порошок, Лиза могла бы солгать, уйти от ответа, сбежать. Почему она осталась? Почему продолжала? Может, она хотела, чтобы я узнал? Или… был кто-то ещё, кто стоял за ней?
