А в царском дворце, поближе к обеду, Матрёна-царевна в скакалку скакала, и каждый прыжок свой считала:
— Раз, два, три, четыре, пять… Похудею я опять… Шесть, семь, восемь, девять, десять… Буду стройной через месяц…
Входит царь, и чуть не в крик, — он к такой Матрёне не привык.
— Это что ещё за — прыг да скок? Ты не сдвинулась ли, доченька, чуток?
— Это, папенька, такая физкультура. От неё у дам фигурится фигура.
— Вот беда… Сгорю от стыда. На кой тебе фигура? Ты же не какая-нибудь дура! Ты же дочь царёва! Должна быть – о, какая – здорова! Царевна без живота – одна смехота! А без пышного бюста остаться – на чём тогда бусам держаться?
— А Фрол говорит, что я – квашня.
— Ох, достал он меня! Попадётся под руку горячую…
— И мы не постесняемся со сдачею…
— Молчать! Не сметь царя стращать.
— Я, папаня, извиняюсь, но если нужно, за любимого единственного мужа, сотру в порошок любого.
— Беда мне с вашей любовью… Фрол-то твой отчудил. Полказны просто так раздарил. Говорит, мелочиться не будем, раздадим по рублику людям. Ещё немного, Матрёна, обесценится наша корона. Стану я нищий, для отечества лишний. А потом, глядишь, за мои же старания, отправят меня, государя, в изгнание.
— А как же мы с Фролом?
— И вы распрощаетесь с домом. Выселят вас из него за долги мои завистники и враги.
Испугалась царская дочь.
— Удивительная перспектива… Не особо она и красива. Как же нам теперь стоит жить?
— Надо Фролку твоего приструнить. Пусть живёт он как все царские зятья. Ведь хватает же ему и еды и питья. Вот и пусть наслаждается. Но моей казны — не касается!
— Знаю, кто всём виноват! – воскликнула Матрена. — Это она его подбиват! Совесть вторая! Я сама от злости сгораю. Эта мымра и ночью не спит, как кошка урчит, поёт дурацкие песни. И троим в постели – ох, как тесно. Душа-то у Фролушки русская, а кровать иностранная – узкая.
Царь задумчивым стал. Про совесть вторую он ещё не слыхал.
— Интересные какие-то дела… Как бы лишняя совесть до беды не довела… И откуда она взялась – приблудилась?
— Вроде так получилось, что кто-то её потерял, а Фрол пожалел — подобрал.
— Так-так-так… Этот факт мы рассмотрим и так и сяк… Кто-то нагло отделался от совести… Это же — криминальные новости! А издам-ка я сейчас такой вот государственный указ!
Царь Матрёне на ушко чего-то шепнул, и щёки важно надул.
— Только ты – язык на замок!
— Ну, ты, батя, и жесток…
— Ничего, Матрёна, всё устроится. Скоро народ забеспокоится. Хозяин совести – найдётся мигом. Это и называется — царские интриги.
— Ох, и умный ты, папка!
— Чай, на голове корона, не шапка. Беги, пускай слух на всю страну. А я пойду, перепрячу казну.
Шумит базар, гудит базар. От продавцов поднимается пар.
— Подходи, налетай, шляпу покупай. Не смотри, что она без полей, носи каждый день – и не болей. А можно использовать её вместо гнезда, в ней цыплятам будет тепло всегда. Если сбоку приделать дужку, получится тряпичная кружка.
— А вот непонятная штучка, валялась на навозной кучке. Что такое – не знаю, потому и цену снижаю.
Это всё те же Дашка с Глашкой, поют за прилавком, как пташки.
И вдруг видят — Матрёна к ним идёт, своё тело как пава несёт. Торговки встрепенулись, Матрёне улыбнулись.
— Ваше высочество, здравствуйте!
— Чего это вы в одиночестве шастаете?
Матрона отвечает совсем не величаво:
— Муж при делах, охрана — в кустах. А я — к вам.
— К нам?
— По каким таким делам? Желаете чего купить?
— Можем цену уступить.
— У меня к вам так… Небольшой пустяк… Вы тут целый день сидите, слушаете да глядите. Потерянную совесть люди не искали?
— Нет, не искали.
— И искать станут едва ли.
— Ну, нет, так нет. Открою секрет, если будет её кто-то искать, тех ко мне лично посылать. Отдам за даром, но это – пока. Скоро будет цена у неё высока.
Торговки чуть не заржали, кое-как сдержались.
— Да кому нынче совесть нужна?
— Ей — полкопейки цена!
— Сказали же… Смехотища…
— Скоро совесть будет стоить – тыщу! Поверьте государственной мадам. Уж тогда я её задаром не отдам.
— А вы не шутите?
— Воду не мутите?
— Всё, ухожу я…
— Прощайте…
— Привет мужу…
Матрёна ушла, торговки плечами пожали, потом, всё-таки, не выдержали и захохотали.
— Наговорила тут куролесицы…
— От жиру царевна бесится…
Вдруг — трубы затрубили. Глашка с Дашкой про смех позабыли. Потому как явился царский глашатай, и на весь базар орать давай:
— Внимание народ, открывай шире рот! Кто мою речь не услышит, считай, что он уже не дышит! Внимайте царский указ, для всеобщих ушей и для всякого цвету глаз! С сегодняшних времён вводится новый закон: «У кого совесть притуплена, тот считается преступником! А у кого, вообще, совести нет – того без следствия в тюрьму на сто лет! Проверки на совесть подлежит каждый! Указ не повторяется дважды! Кто совесть потерял – ищите, не найдёте – трепещите!»
Наорался глашатай и ушёл. На базаре сразу стало всем нехорошо. По телу Дашки с Глашкой побежали огромные мурашки.
— Вот вам и здрасте…
— Это что за напасти?
— Странные дела…
— Выходит, царевна не врала?
А тут Кузьма идёт, пыхтит как самовар. Подруги тут же попрятали товар.
— Здравствуйте, торговки? Чем торгуете, плутовки?
— А ни чем не торгуем.
— О жизни толкуем.
— Я видел, на прилавке валялась какая-то дрянь!
— Ты на себя-то глянь!
— И мы нынче дрянь не продаём.
— Мы в ногу со временем идём.
— А из карманов чего виднеется?
— Не лови! У нас совесть имеется!
— А вот у тебя, Кузьма, она, интересно, где?
— Если нету совести – быть беде! Позвать что ль того, кто читал здесь указ?
— Арестуют Кузьму прямо сейчас.
— Тихо, бабы, тихо. Зачем нам шумиха?
— А помнишь, ты гвоздик мой спёр, бессовестный вор.
— А кто этим ржавым гвоздём торговал?
— Кто?
— Да, кто?
— Узнают, кто, — коль меня привлекут…
— Мужчина, вас как зовут?
— Проходите, незнакомец, проходите.
— Нет, плутовки, погодите. Мне сказали, к вам Матрёна подходила?
— Ну…
— А о чём она говорила?
— Об этом и не спрашивай даже.
— Но… За пять рублей, может, скажем…
— За пять рублей?!
— А ты денег не жалей. Свобода – она, нынче, дорогая.
— Нате! От сердца отрываю…
Пришлось Кузьме заплатить. Торговки давай языком молотить:
— Теперь мы тебе всё расскажем.
— Во дворце есть совесть на продажу.
— Из под полы, для своих.
— Только про эту новость — будь тих! Тут бессовестных – столько! Услышат только – во дворец побегут.
Вздохнул тяжело Кузьма.
— Ну, Фролка и плут! Корыстный тип. Кажись, я — влип.
— Ты нас не понял, гражданин. Есть нюансик один.
— Обращаться за совестью нужно к царевне.
— А иначе закончится сделка плачевно.
— Вот ить… Надо денег копить…
— Неужто, в закромах ничего нет? Богатыми были столько лет.
— Идите к лешему!
— Сам иди, бешенный…
И тут же торговки как сквозь землю растворились.
А вот Санька с Ванькой появились.
— Ну, здравствуй, барин Кузьма!
— Приплыла к нам удача в руки сама!
Сделали разбойники свирепые лица, а Кузьма их совсем не боится.
— Не начинайте тут издалека… Сегодня я без кошелька.
— Ну и хорошо!
— А чему это вы рады?
— Так за тебя мы получим большую награду. У вашей милости-то совести нет.
— И грозит тебе, Кузя, сто лет.
— И вы туда же, тоже, наглые рожи! А как вы грабили меня – забыли? Это по совести было? И Матрёну ограбить мечтали? Теперь хотите медали?! Да за царскую особу!.. Короче, влипли вы оба. Не закроете рты на замок — ждёт вас пожизненный срок.
И тут разбойники немножко оробели. Они ведь хитро мыслить не умели.
— А…
— Мы…
— Предлагаю хорошее дело. Благодарности моей – не будет предела. Нужно совесть мою украсть из дворца. И не надо мне тут удивлённого лица.
— А как же – указ?
— Считайте, указ не для вас. Про него позабудьте, а мне мою совесть добудьте.
— Так ваша совесть вечно рядом с Фролкой!
— Придумайте чего-нибудь своей бестолковкой. И смотрите, не сделаете дела – прощайтесь со свободой смело.
Ушёл Кузьма как герой. Санька с Ванькой зашептались меж собой.
— Ну, вот…
— Попали в переплёт.
— Чего делать-то будем?
— Совесть для Кузьмы добудем, а потом – убежим на какой-нибудь край света. Где таких людей, как он — нету.
— А такие места бывают?
— Кто его знает?..
На следующий день, поближе к обеду, затеяла Матрена с мужем беседу.
— Ну, царский зять, мой муж, чай, теперь-то доволен уж! Что скажешь по поводу указа?
— Не слышал я таких полезных указов ни разу!
Хорошо, когда в семье благодушие. Только совесть опять идиллию разрушила.
— Дураки-то, они любят с плеча рубить…
— Не сметь правительству грубить!
С Матрёны улыбка слетела, ударить она совесть захотела. Фрол удивлённо брови вскинул, рот от изумления разинул.
— Ты, чего это, Матрёна, взбрыкнула?
— Взбрыкнула? Это я икнула. Говорю, — заживёт народ теперь по-честному.
— Не спешите говорить слова лестные. Совесть указом не возвратить, а дров можно — наворотить.
Это совесть сомневается опять. А Матрене осталось лишь ворчать:
— Вот манера — сомневаться зря!
— А мне, честно говоря, всё это – странно. Радоваться рано.
Тут уж Матрена сорвалась, как бомба взорвалась:
— Что же ты, совесть, всё трещишь и трещишь?! Ты когда-нибудь замолчишь?!
Нахмурился Фрол, ладонью грохнул об стол:
— Эй! Что за новости, таким тоном спорить с совестью?!
— Тон как тон! А будет стонать – прогоню её вон!
— Не сметь говорить с нею так! Как-нибудь нарвёшься на кулак…
— Да ну вас! Пойду пить квас, и кушать сметану! И запомни Фрол, больше я худеть не стану.
Ушла Матрёна, и хлопнула дверью. Фрол глазам своим не поверил.
— Чего это с ней?
— Плохо ей от наших речей. Понять царевну можно, с таким как ты, Фрол, жить – ох, как сложно. Ты же никому не врёшь, взяток не берёшь, злата серебра не копишь, конкурентов – не топишь, от зависти не страдаешь, и нос не задираешь.
Вдруг врываются во дворец разбойники-приятели. Лица они под маски попрятали, в руках — огромные пистолеты, и орут чужими голосами при этом:
— Руки вверх! Стоять, бояться!
— Не советуем сопротивляться!
Как бы голос они не меняли, совесть с Фролом их сразу узнали.
— А вот и наши старые приятели.
— Вы чего это, ребятушки, спятили?
Санька курок на оружии взвёл, на совесть навёл.
— Прекращая свои речи… Нам терять больше нечего…
Но как не стращал верзила, совесть всё равно заговорила:
— Какие вы смелые, а глупостей таких наделали. Немедленно уймитесь, по-хорошему извинитесь, и уходит подобру-поздорову из царского крова…
Ванька испугался, но словам её не поддался:
— Не надо нам мешать тебя похищать… Завяжи ей рот, Саня, а то нам опять совестно станет!
Фрол на месте как подпрыгнет, кулаки как вскинет.
— Ах, вы ещё и – похитители? А кулака – не хотите ли!
И началась великое побоище. Фролка в драке – тот ещё. Кулаками мутозит по воздуху перед носом Саньки без продыху. А Ванька в это время совесть поймал, да рот ей платком завязал. И потом — на подмогу — к Саньке. Прут они на Фрола как танки. Тут он как закричит. На крик Матрёна летит. Выскочила из столовой, с ложкой в руке — блестящей и новой.
— Кто кричал? Фрол! В беде, мой сокол! Да я за тебя, хорошего, из злодеев сделаю крошево.
Ситуацию жена оценила, и ложкой бандитам по головам — со всей силы. Те от боли ухнули, на колени бухнулись.
— Всё, всё, больно!
— С нас довольно!
Раз им довольно, бросилась к мужу Матрёна.
— Жив, мой голубчик! Хочешь гороховый супчик? Пошли, я тебя накормлю. Ох, как тебя я люблю.
— При чём здесь еда? Бандиты пробрались сюда! Как могла случиться такая напасть? Они же совесть хотели украсть!
— О злодеях чего вести речь? Сегодня же им голову с плеч!
На такое замечание раздалось активное мычание. Только сейчас Матрёна заметила, что совесть ей ничего не ответила.
— Гляди-ка, у совести заткнутый рот! И сразу – нет никаких забот!
Но Фролка уже сотворил освобождение, и полились опять нравоучения:
— Нельзя людей казнить без суда и следствия!
— Заговорила, и сразу — стихийное бедствие…
Без ругательства и стона, на секунду задумалась Матрёна.
— Значит, украсть её хотели? А я помешала в этом правильном деле?
Посмотрела царевна на виновников разбоя, и придумала такое.
— Ну, бандиты, жить хотите?
— Ага…
— Очень хотим…
— Мы вас, может, и простим, но с условием…
— На всё согласны!
— Пожалейте несчастных!
— Приведите-ка сюда, злодеи, того, кто высказал идею, похитить — вот эту… Привлечём заказчика к ответу.
— Через пять минут — он будет тут!
— Чем угодно клянёмся – мгновенно обернёмся!
И побежали разбойники за Кузьмой. А Матрёна, довольная собой, потащила мужа в столовую, отведать порцию новую горохового супа, а потом — холодца. Холодец так полезен для округлости лица.
А Фрол идти не хочет, как кузнечик стрекочет:
— Есть не хочу. Надоело.
— А я ещё – не доела!
А в это время на царском троне, не снимая с головы короны, царь во всю державную мощь храпел. Это так человек отдыхал от дел.
Вдруг влетает к нему дочь. Сон с царя мигом — прочь.
— Папенька, они тут! Хозяина совести ведут! Сейчас-то мы от неё и избавимся! А потом позабавимся.
Швырнули бандиты Кузьму к ногам царя, и, не слова ни говоря, убежали во всю прыть.
А Кузьма не знает, что и говорить:
— Ой!.. То есть, здрасьте… Разрывается сердце от страха на части… Говорить что-то надо, а что – и не знаю… К ногам вашим припадаю… Царь-государь, ты мне лучше в ухо вдарь… Виноват я – согласный. Растеря несчастный, нагло взял и совесть потерял. Честное слово — случайно. И рад чрезвычайно, что совесть у вас оказалась. Она от меня ещё не отказалась?
А Царь щёки важно раздувает, глазами молнии во все стороны кидает.
— Ну-ка, хватит чушь городить! Хотел я тебя в тюрьму посадить, но, дочка моя за тебя попросила, простить уговорила. Клянись совесть беречь!
— О чём речь! Я её, драгоценную, посажу на цепь толстенную!
Матрёна кивает, отцову игру продолжает:
— Правильно, так и надо. Спрячь её за высокую ограду. С ней – такая беда. Эй, Фрол, веди скорее совесть сюда.
Явился Фрол, за ним и совесть прилетела, увидела Кузьму, обомлела.
А Матрена, как на допросе, задаёт ей вопросы.
— Ну что, красотка, хозяина узнаёшь?
— Я к нему не пойду…
— Врёшь! Пойдёшь! Говорила нам слова важные, что совесть должна быть у каждого? Говорила-говорила! Совесть – великая сила, и всё такое… Вот и пришли за тобою.
Фрол потоптался, совесть защитить попытался.
— Он намеренно с ней распростился!
— Человек изменился! Извинился! — Царь аж подпрыгнул на троне.
И Матрена подхватила тоже:
— Кузьма стал умным, вежливым! Он будет относиться к совести бережно! И хватит спорить с царём. Мы, тут, понимаешь, орём, а человек почти под следствием. Указ-то действует.
Совесть тяжело вздохнула, потом кивнула:
— Ваша правда, мне возвращаться надо. Прощай Фрол. Меня хозяин нашёл.
— Прощай, голуба. Но если он будет обращаться грубо, не стесняйся — сразу возвращайся.
Кузьма за руку совесть – хвать, и к порогу – шать…
— Ну хватит, хватит… Сейчас все заплачут… Сначала вопли, потом сопли. Пошли до дому, кулёма.
Ушли Совесть с Кузьмой. А Царь с Матрёной – ой–ой-ой — пустили в пляс, устроили тела тряс.
Потом Матрена кинулась Фролу на шею — всей массой своею.
— Всё! Избавились от лишней совести! Теперь ты мой полностью!
А царь всё прыгает, ножками да ручками дрыгает:
— ¬Эх-ма, эх-ма, чуть не съехали с ума. Жили для народа. А теперь – свобода! Теперь нужно поспешить – указ дурацкий отменить!
Фрол встрепенулся, весь надулся.
— Отменить? Указ? Почему?
— По кочану!
Матрёна хохочет, как цикада стрекочет.
— Ой, и дурак, ты, Фролка! Было у тебя аж две совести, да что толку. Всех позабавил, а в голове ума не прибавил. Не можешь ты понять своею башкой, эдакий ты растакой, что с таким указом, вся страна разом, да и мы с тобой тоже, под суд попасть может. Ну, его, указ, к лешему! Давай жить по-прежнему! Народом командовать, щёки надувать, да обманывать. Сладко станем пить, вкусно есть, ещё больше богатеть.
Царская семейка пляшет-потеет, а Фролка темнее тучи — мрачнеет.
— Вон как заговорили… Только вы, господа, забыли, что у меня есть ещё одна совесть.
— Это ещё какая?
— А своя – которая родная. Я её ни на что не променяю.
Замерла Матрёна, и царь застыл. Фролка их очень удивил.
— Что за бред?
— Здесь, вроде, больше никого нет…
— Эх, вы, слепые душой… Ну, я пошёл.
— Куда?!
— От вас подальше.
— Думаешь, где-нибудь найдёшь жизнь краше? Всё! Надоело быть дурака женой! А ты пожалеешь ещё, дурной!
Но как они его не стращали, не ругали и не обзывали, вышел из дворца на волю Фрол, и сразу стал гол — как сокол.
В этот же день указ о совести отменили.
На базаре Машка с Глашкой опять заголосили:
— Подходи, налетай, товар покупай! Продаю слухи свежие – не прошлогодние, очень-очень модные, про то, как Фрол хотел переделать свет. Я одна знаю, получилось у него, или нет.
— Подходи, налетай, сплетни покупай. Про царский двор, про то, как плут и вор нашёл, что хотел, а Фрол оказался не у дел.
Целый месяц торговки слухами торговали, капитал наживали, но однажды, средь толпы знакомый облик увидали.
— Машка, гляди!.. Это же — она…
— Совесть… Опять одна…
— Чего будем делать?
— Придётся побегать…
— Точно! Бежим скорее… Говорить ещё с нею…
Бросились они наутёк, а совесть бежит за ними, шустрыми такими:
— Стойте, я узнать хотела, — как там с Фролом дело?
Вдруг видит совесть, бредёт и Фрол по базару спокойненько. И на пути у него опять вырастают два разбойника:
— Попался!
— Сейчас мы тебе покажем!
— За прошлое накажем!
— Из-за тебя чуть свободы не лишились!
— Чуть по совести жить не научились!
И снова совесть не сдержалась, перед ними оказалась:
— А вы — всё такие же — нежные. Правда, в учёбе оказались неприлежные. Ну, ничего, сейчас мы с вами поговорим не спеша, развернётся ваша душа. Станете добрыми-добрыми оба.
— Гляди… Опять эта особа…
— Спасайся, кто может!
— Нас совесть гложет!
И кинулись разбойники — во всю мочь — скорее с базара прочь. Убежали, не оглядываясь.
Фрол совесть увидел, обрадовался.
— Вот так дела! Значит, опять нас судьбинушка свела. Ты-то как здесь оказалась?
— С Кузьмой рассталась. Меня он слушать не хочет, людей почём зря порочит, только есть да пьёт, мух ловит, и цельными днями сквернословит. Иду я теперь в светлые дали.
— Я тебя не оставлю. Побредём мы с тобой вместе, туда, где нет ни зависти, ни лести, ни злобы, ни вранья, ни карканья воронья.
— В такое место мы вряд ли попадём…
— Ничего, найдём.
Вдруг, опять, прыг-скок, появился перед ними простоватый мужичок:
— Эй, гражданин, есть вопросик один. Не находили, случайно монеты?
— Извини, но, сегодня в карманах ничего нету.
— Не может быть… Ты же – везучий.
— Ага… Такой вот забавный случай… Однажды повезло, да – всё мимо.
— Ничего, это дело поправимо. А ну-ка дай мне, Фрол, ладонь, опять вселю в тебя везения огонь!
— Ну, нет… Спасибо… Мы, как-нибудь, сами…
— Сделаем мы судьбу своими руками…
Совесть Фрола за руку взяла, и куда глаза глядят – повела.
Долго мужичок-простачок на дороге стоял, под нос бормотал:
— Вот так финал… Я такого в жизни ещё не видал… Неужели наша жизнь — заболела… Нет, я так не оставлю дела. Чтобы мир не стал адом, хорошим людям помогать надо. Так что, Фрол, я — за тобой бегу. И, где-нибудь, всё равно тебя подстерегу.
