Это утро было таким же, как и все предыдущие: я проснулась от тихого плача Ванечки, моего двухлетнего внука. Его маленькие ручки тянулись ко мне, и я, как всегда, поспешила взять его на руки, шепча ласковые слова. Но в груди у меня уже три недели сжималась тревога, которая не отпускала ни на минуту. Моя дочь, Лиза, исчезла, оставив Ваню у меня без единого слова объяснения.
Лиза всегда была непредсказуемой. В юности она часто пропадала с друзьями, возвращалась под утро, пахнущая сигаретами и свободой. Я надеялась, что рождение Вани изменит её, привяжет к чему-то большему, чем её собственные желания. И какое-то время так и было: она светилась от счастья, качая сына на руках, пела ему колыбельные. Но потом что-то сломалось. Она стала отстранённой, часто уходила, оставляя Ваню со мной. А три недели назад она просто не вернулась.
В тот день она позвонила, голос был торопливым, почти чужим: «Мам, я оставлю Ваню у тебя на пару дней, хорошо? Мне нужно уехать». Я не успела ничего спросить — она повесила трубку. Вечером я нашла у порога его сумку с вещами и записку: «Прости, мам. Я вернусь». Больше от неё не было ни слова.
Я пыталась дозвониться, писала её друзьям, даже ездила к её бывшему парню, но никто ничего не знал. Или не хотел говорить. Полиция развела руками: взрослая женщина, уехала по своей воле, никаких следов преступления. А я смотрела на Ваню, на его большие голубые глаза, так похожие на Лизины, и чувствовала, как внутри всё рвётся от беспомощности.
Каждый день я ждала. Ждала звонка, стука в дверь, хоть какого-то знака. Ваня спрашивал: «Где мама?» — и я, сглатывая ком в горле, придумывала сказки про то, как мама уехала в далёкую страну, но скоро вернётся. Он верил, а я — нет.
На двадцать первый день раздался звонок. Я схватила телефон, сердце бешено колотилось. Незнакомый номер. «Алло?» — мой голос дрожал.
— Здравствуйте, это из городской больницы, — голос на том конце был сухим, деловым. — Вы Елена Ивановна, мать Елизаветы?
— Да, это я, — я почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— Нам нужно, чтобы вы приехали. Ваша дочь… Она у нас. Состояние тяжёлое.
Я не помню, как собралась, как вызвала соседку, чтобы остаться с Ваней. В больнице меня встретил врач с усталыми глазами. Он говорил что-то про аварию, про машину, которая сбила Лизу на трассе за городом, про то, что она была без документов, и только сегодня удалось установить её личность. Я слышала слова, но они не складывались в смысл. Лиза, моя девочка, лежала в реанимации, подключённая к аппаратам. Её лицо было почти неузнаваемым — бледное, с тёмными кругами под глазами.
— Она была не одна, — добавил врач. — Мужчина, который был с ней, погиб на месте. Мы не знаем, кто он.
Я сидела у её кровати, держа её холодную руку. Врачи сказали, что шансов мало, но я не могла поверить. Не могла принять, что моя Лиза, такая живая, такая упрямая, может просто уйти. Я вспоминала, как она в детстве бегала по двору, смеялась, как мы вместе пекли пироги, как она впервые сказала «мама». И как я, должно быть, где-то не доглядела, не уберегла.
Через два дня Лиза очнулась. Её взгляд был мутным, но она узнала меня. «Мам… прости», — прошептала она, и я разрыдалась, прижимая её руку к щеке. Она рассказала, что уехала с каким-то мужчиной, обещавшим ей новую жизнь. Она хотела начать всё с чистого листа, но не могла взять Ваню с собой — боялась, что не справится. Она не хотела, чтобы я знала, как глубоко она увязла в своих ошибках.
Лиза выжила, но её восстановление будет долгим. Я привожу Ваню к ней в больницу, и каждый раз, когда он обнимает её, я вижу в её глазах слёзы. Она говорит, что хочет вернуться, хочет быть матерью. Я верю ей. Но в глубине души я знаю, что теперь всё будет иначе. Тот звонок разбил моё сердце, но он же вернул мне дочь. И я сделаю всё, чтобы мы снова стали семьёй.
Прошёл месяц с того дня, как Лиза очнулась в больнице. Её состояние медленно улучшалось, но врачи были осторожны в прогнозах. Травмы были серьёзными: переломы, сотрясение мозга, внутренние повреждения. Она всё ещё была слабой, часто засыпала посреди разговора, но в её глазах появилось что-то новое — решимость, которой я не видела раньше. Может, это был страх потерять всё, что у неё осталось, или любовь к Ване, которая пробивалась сквозь боль и чувство вины.
Я привозила Ваню в больницу почти каждый день. Он был слишком мал, чтобы понять, почему мама лежит в кровати с трубками, но его радость, когда он видел её, была неподдельной. Он забирался к ней на кровать, прижимался и рассказывал свои детские истории про машинки и собачек во дворе. Лиза улыбалась, гладя его по голове, но я видела, как её взгляд темнеет, когда она думает, что я не смотрю. Она винила себя. За всё.
Однажды, когда Ваня заснул у неё на руках, она повернулась ко мне и тихо сказала: «Мам, я не хотела, чтобы так получилось. Я думала, что смогу убежать. От всего — от себя, от ошибок. Но я только сделала хуже». Я молчала, не зная, что ответить. Часть меня хотела кричать, упрекать её за безответственность, за то, что она оставила Ваню, за то, что заставила меня жить в этом кошмаре неведения. Но другая часть, та, что всё ещё видела в ней мою маленькую девочку, просто хотела обнять её и сказать, что всё будет хорошо.
Я спросила о том мужчине, который был с ней в машине. Лиза отвела взгляд. «Его звали Артём», — наконец сказала она. Он был старше, уверенный, обещал ей новую жизнь где-то далеко, где никто не знает её прошлого. Она не вдавалась в подробности, но я поняла, что он был не тем, кем казался. Полиция позже сообщила, что машина, в которой они ехали, была угнана, а у Артёма нашли следы наркотиков. Лиза клялась, что не знала об этом, и я хотела верить ей, но в душе оставался горький осадок.
Дома жизнь текла в странном ритме. Я пыталась быть для Вани и мамой, и бабушкой, но каждый вечер, укладывая его спать, я чувствовала, как силы уходят. Соседи помогали, приносили еду, забирали Ваню на прогулки, но я знала, что не смогу заменить ему мать. Он стал тише, реже спрашивал про Лизу, но иногда, засыпая, шептал: «Мама вернётся?» Я гладила его по голове и обещала, что да, вернётся.
Однажды вечером, когда я вернулась из больницы, раздался звонок. Я вздрогнула — тот звонок из больницы всё ещё отзывался во мне паникой. Но на этот раз голос был знакомым. Это была Катя, подруга Лизы, с которой я не разговаривала с тех пор, как она исчезла. Она говорила быстро, сбивчиво, будто боялась, что я брошу трубку. «Елена Ивановна, я должна вам рассказать. Лиза не просто так уехала. Она была в беде».
Катя рассказала, что Лиза связалась с Артёмом несколько месяцев назад. Он обещал ей лёгкие деньги, новую жизнь, но вместо этого втянул её в тёмные дела. Она хотела вырваться, но он угрожал, шантажировал её Ваней. Поэтому она и оставила его у меня — боялась, что Артём доберётся до сына. Уехать с ним было её отчаянной попыткой всё исправить, но она не знала, что он уже тогда планировал сбежать, прихватив её с собой.
Я слушала, и сердце сжималось от боли. Почему она не рассказала мне? Почему не доверилась? Но в глубине души я знала ответ: Лиза всегда считала, что должна справляться сама. Она не хотела, чтобы я видела, как низко она пала.
После этого разговора я поехала к Лизе. Она лежала, глядя в потолок, и, когда я вошла, попыталась улыбнуться. Я села рядом и впервые за долгое время заговорила с ней не как мать, а как равная. «Лиза, ты должна рассказать мне всё. Не для того, чтобы я тебя осуждала, а чтобы мы могли это пережить вместе». Она молчала долго, а потом начала говорить. О своих страхах, о том, как запуталась, как хотела быть хорошей матерью, но не знала как. Впервые за годы я почувствовала, что между нами нет стены.
Лиза провела в больнице ещё два месяца. Когда её наконец выписали, она вернулась домой. Ваня бросился к ней, обнял так крепко, что я боялась, он её задушит. Она плакала, смеялась, обещала ему, что больше никогда не уйдёт. Я смотрела на них и понимала, что впереди нас ждёт долгий путь. Лиза всё ещё хрупкая, физически и душевно, но она старается. Она ходит на терапию, устраивается на работу, учится быть мамой.
Иногда я ловлю себя на том, что жду нового звонка, нового удара. Но потом вижу, как Лиза читает Ване сказку, как он засыпает у неё на коленях, и думаю, что, может, мы всё-таки справимся. Тот звонок из больницы разбил моё сердце, но он же дал нам шанс начать заново. И я держусь за этот шанс, ради них обоих.
