— Андрей, ты что творишь?! — Галина смотрела на выписку со счета, не веря глазам. — Где деньги? Где двести тысяч, которые мы откладывали на мамин лечение?!
Младший брат сидел за кухонным столом, нервно теребя край салфетки. В тридцать пять лет он по-прежнему выглядел как провинившийся школьник.
— Галка, ну не кричи так… Соседи услышат.
— А мне плевать на соседей! — Она швырнула бумагу на стол. — Объясни немедленно, куда делись наши сбережения!
Андрей поднял глаза, и в них она увидела то, что боялась увидеть больше всего — вину.
— Слушай, там такое дело было… Помнишь Серёгу Колесникова? Ну, с которым я в институте учился…
— До лампочки мне твой Серёга! Где деньги?!
— Он предложил вложиться в бизнес. Ресторанчик открыть. Говорил, что через полгода мы втрое больше получим. Я думал…
Галина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Двадцать лет экономии. Двадцать лет она отказывала себе в новой одежде, не ездила в отпуск, считала каждую копейку.
— Ты думал?! — голос её дрогнул. — Ты вообще способен думать своей головой?!
— Галь, не психуй. Может, ещё всё образуется. Серёга говорит, что к осени…
— Какой осени?! — она схватилась за спинку стула. — У мамы онкология! Ей нужна операция сейчас, а не к осени!
Андрей побледнел.
— Откуда ты знаешь?
— А ты не знал? — Галина смотрела на него с изумлением. — Она мне сегодня сказала. Думала, что ты в курсе.
— Мама ничего не говорила…
— Конечно, не говорила! Она же видит, какой ты безответственный! — Галина опустилась на стул, чувствуя, как подкашиваются ноги. — Господи, что же теперь делать…
В комнате повисла тишина. Только тиканье старых настенных часов напоминало о том, что время безжалостно идёт вперёд.
— А может, в больнице бесплатно сделают? — неуверенно предложил Андрей.
— Бесплатно?! — Галина вскочила. — Ты видел наши поликлиники? Там очередь на полгода вперёд! А у мамы времени нет!
— Ну… займём у кого-нибудь…
— У кого займём? — голос её стал едва слышным от ярости. — У твоих дружков-бизнесменов? Или может, ты ещё кого-то знаешь, кому можно доверить семейные деньги?
Андрей молчал, уставившись в пол.
— Знаешь, что самое обидное? — Галина села напротив брата. — Я всю жизнь экономила. На себе экономила! Помнишь, как ты в универ поступал? Я тебе репетиторов оплачивала. На своём отпуске сэкономила, да что там — я вообще отпусков себе не позволяла.
— Галь, я не просил…
— Не просил? А кто на коленях стоял, умолял дать денег на курсы? Кто рыдал, что без высшего образования пропадёт?
— Ну, это было давно…
— Давно! А когда ты женился, кто свадьбу твою оплачивал? Я же! Потому что думала — семья это святое, брат мой любимый, надо помочь.
В глазах Андрея мелькнуло раздражение.
— Да не напоминай постоянно! Будто я один пользовался…
— А кто же ещё? — Галина встала и подошла к окну. За стеклом серел осенний двор, и вся её жизнь вдруг показалась такой же серой. — Мама всю жизнь на двух работах горбатилась, чтобы нас поднять. А я что делала? Тоже вкалывала, денежки копила. Думала — вот соберём на старость, на лечение, на всякий случай…
— Галина, ну хватит уже! — Андрей поднялся со стула. — Не ты одна в этой семье живёшь!
— Не я одна? — она медленно обернулась. — А где ты был, когда мама в больнице лежала с инфарктом? Где ты был, когда у неё диабет обнаружили? Я одна по врачам таскалась, я одна лекарства покупала!
— У меня своя семья, свои проблемы!
— Своя семья! — Галина горько засмеялась. — А мне что, чужая семья досталась? Или я должна была всю жизнь на маму и на тебя работать?
Андрей неловко переступил с ноги на ногу.
— Слушай, а может, ты себе что-нибудь отложила? Ну там, на книжке отдельной…
Галина посмотрела на него так, словно увидела впервые.
— Ты серьёзно спрашиваешь?
— Ну, я не знаю… Может, у тебя есть какие-то сбережения…
— Сбережения у меня есть — пятнадцать тысяч на похороны. Вот и все мои сбережения за сорок лет жизни.
В прихожей хлопнула дверь, послышались шаркающие шаги.
— Дети, вы дома? — слабый голос матери заставил их обоих замереть.
— Мам, как дела? — Галина быстро смахнула слёзы и выбежала в прихожую.
Анна Петровна медленно снимала пальто. В свои семьдесят она всё ещё пыталась держаться прямо, но болезнь давала о себе знать — руки дрожали, движения стали неуверенными.
— Ничего, доченька, ничего… — она оглядела лица детей. — А что вы такие мрачные? Поссорились, что ли?
— Да нет, мам, всё нормально, — быстро проговорил Андрей, избегая взгляда сестры.
— Как в больнице дела? — Галина помогла матери пройти в комнату.
— Да что там… Врачи говорят одно, потом другое. То обследование назначают, то анализы какие-то. — Анна Петровна тяжело опустилась в кресло. — Устала я от всего этого.
Галина села рядом, взяла морщинистую руку матери в свои ладони. Сколько лет эти руки стирали, готовили, штопали их детские вещи. Сколько ночей не спали, когда дети болели.
— Мам, а что врачи сказали конкретно? — тихо спросила она.
— Ой, да что там говорить… — Анна Петровна махнула рукой. — В наши-то годы каждый день на счету. Будь что будет.
— Не говори так! — Галина сжала материнскую руку сильнее. — Всё будет хорошо. Мы найдём хорошего врача, сделаем всё необходимое.
Андрей стоял у окна спиной к ним, и Галина видела, как напряжены его плечи.
— Деточка моя, — Анна Петровна погладила дочь по руке, — ты и так столько для меня делаешь. И работаешь без отдыха, и про себя забыла совсем. Когда ты последний раз новое платье покупала? А?
Галина опустила глаза. Действительно, когда? Два года назад? Три?
— Мам, не думай об этом. Главное — твоё здоровье.
— А Андрюша мой, — мать повернулась к сыну, — как дела? Жена, дети как?
— Всё нормально, — коротко ответил он, не оборачиваясь.
— Что-то ты невесёлый сегодня. И Галочка тоже… Вы точно не поругались?
— Да нет, мама, — Галина постаралась улыбнуться. — Просто устали оба.
— Ну и правильно. Работать нужно, но и отдыхать тоже. Помните, как в детстве по воскресеньям мы с вами в парк ходили? Мороженое покупали…
— Помним, мам.
— А сейчас вы оба всё время заняты. Галочка на трёх работах вкалывает, Андрюша своими проектами занимается… — Анна Петровна вздохнула. — Хорошо бы вам отдохнуть где-нибудь. На море съездить.
Галина почувствовала, как к горлу подкатывает ком. На море… Когда подруги рассказывали о своих отпусках, она всегда отшучивалась: «Да некогда мне, работы много». А на самом деле просто не было денег. Всё уходило в общую копилку — на мамино лечение, на Андрея, на семейные нужды.
— Мам, может, чаю попьёшь? — предложила она, вставая.
— Давай, милая. А Андрюша с нами посидит?
Андрей наконец обернулся. Лицо у него было бледное, виноватое.
— Посижу, конечно, мам.
Пока Галина ставила чайник, в голове крутились одни и те же мысли. Двадцать лет экономии. Двадцать лет она отказывала себе в малейших радостях, думая о будущем, о маминой старости. И вот теперь, когда это будущее наступило…
— Галь, — тихо позвал Андрей из коридора.
Она обернулась. Он стоял в дверях кухни, мялся.
— Что?
— А может, не говорить маме пока? Ну, про деньги… Вдруг действительно к осени что-то получится.
Галина долго смотрела на брата. Потом медленно покачала головой.
— К осени, Андрюша, может быть уже поздно.
Через три дня Галина сидела в кабинете онколога, сжимая в руках результаты анализов мамы. Врач — молодая женщина с усталыми глазами — листала карточку.
— Операция нужна срочно, — сказала она наконец. — Максимум через две недели. Иначе процесс пойдёт дальше.
— А сколько это будет стоить? — голос Галины был едва слышен.
— В нашей клинике — триста тысяч. Плюс послеоперационное наблюдение, химиотерапия…
— А по полису?
Врач развела руками.
— Очередь на полгода, может, больше. И не факт, что успеем.
Галина кивнула и вышла в коридор. Руки дрожали, когда она набирала номер Андрея.
— Алло? — голос брата был каким-то странным.
— Андрей, нужно триста тысяч. Срочно.
Молчание.
— Андрей, ты слышишь?
— Слышу… Галь, у меня тут такая ситуация…
— Какая ещё ситуация?
— Серёга пропал. Вместе с деньгами. И не только с нашими.
Галина почувствовала, как всё плывёт перед глазами.
— Что значит пропал?
— Ну… исчез. Телефон не отвечает, из квартиры съехал. А у меня… у меня тут кредиторы объявились.
— Какие кредиторы?
— Я же не только наши деньги вложил… Занимал ещё. Думал, быстро отдам…
Галина прислонилась к стене больничного коридора. Вокруг сновали люди — кто-то спешил к врачам, кто-то плакал в телефон, кто-то просто сидел на скамейках с потерянным видом.
— Сколько ты занял?
— Сто пятьдесят тысяч. Под проценты.
— Господи… А у кого?
— У разных людей. Галь, они угрожают. Говорят, если до конца месяца не верну…
— Что говорят?
— Да ты знаешь… Квартиру отберут.
Галина закрыла глаза. Андрей жил в однушке, которую им с женой подарила мама на свадьбу. Единственное, что у него было.
— Андрюш, а может, к жене родителям обратиться?
— Уже обращался. У них самих денег нет. Да и они после прошлого раза… помнишь, когда я с их автомобилем влетел…
— Помню. — Галина открыла глаза и посмотрела на проходящую мимо пожилую женщину в инвалидной коляске. — Слушай, а что если дом мамин продать?
— Трёхкомнатную? Да там же ремонт нужен капитальный. За неё сейчас максимум полтора миллиона дадут.
— Ну так хоть что-то…
— Галь, а куда мама жить будет?
Это был хороший вопрос. Очень хороший.
Вечером Галина сидела на кухне своей малогабаритной квартиры и пила уже третью чашку кофе. На столе лежала тетрадка с расчётами. Сколько бы ни крутила цифры — ничего не сходилось.
Зарплата у неё была неплохая, но до операции нужно накопить заново все триста тысяч. А времени — две недели.
Зазвонил телефон. Мама.
— Галочка, ты ужинала?
— Ужинала, мам.
— А что ела?
— Да так… бутерброды.
— Это не еда. Приезжай ко мне, я борща наварила.
— Мам, поздно уже…
— Какой поздно? Восемь часов всего. Или ты занята чем-то?
Галина посмотрела на расчёты. Какой смысл их скрывать?
— Мам, а давай я к тебе приеду. Поговорить нужно.
Через полчаса она сидела в маминой кухне и мешала ложкой горячий борщ. Анна Петровна устроилась напротив, внимательно изучая лицо дочери.
— Ну, рассказывай, что случилось.
— Мам… — Галина отложила ложку. — Деньги, которые мы копили на твоё лечение… их больше нет.
Мать даже не удивилась.
— Андрей?
— Откуда ты знаешь?
— А я всё знаю, деточка. Только молчала. Думала, может, образумится ещё.
— Ты знала?
— Конечно, знала. Он же не первый раз. Помнишь, как папины инструменты продал? Говорил, что украли из гаража. А потом выяснилось…
Галина вспомнила. Тогда Андрею было двадцать, он поступал в институт и нуждался в деньгах на взятки.
— Мам, но тогда почему ты разрешила ему распоряжаться счётом?
— А что мне оставалось делать? Он же сын мой. И потом… — Анна Петровна тяжело вздохнула. — Я думала, что с возрастом поумнеет.
— А теперь что будем делать?
Мать долго молчала, глядя в окно на вечерний двор.
— Знаешь, Галочка, я тут подумала… А может, и не надо ничего делать?
— Что ты говоришь, мам!
— А что я говорю? Мне семьдесят лет. Я свою жизнь прожила. А вы свою ещё не начинали.
— Мама!
— Что мама? Ты посмотри на себя! Сорок два года, а выглядишь на все пятьдесят. Замужем не была, детей нет. Всю жизнь на меня и на брата работала.
Галина почувствовала, как слёзы подкатывают к глазам.
— Не говори так…
— А я правду говорю. И знаешь что? Хватит. Хватит тебе жертвовать собой ради нас, неблагодарных.
— Мам, не говори глупости, — Галина вытерла глаза. — Я найду деньги. Займу где-нибудь, возьму кредит…
— Какой кредит? На твою зарплату много не дадут. А под какие проценты? Потом всю оставшуюся жизнь расплачиваться будешь.
— Не важно. Главное — тебя спасти.
Анна Петровна встала, подошла к дочери и обняла её за плечи.
— Галочка моя… А кто тебя спасёт?
В этот момент в прихожей хлопнула дверь. Послышались быстрые шаги.
— Мам! Галь! Где вы? — голос Андрея звучал встревоженно.
— Мы на кухне, — отозвалась мать.
Андрей ворвался в кухню. Лицо красное, взъерошенные волосы, на лбу испарина.
— Мам, нам нужно срочно поговорить. — Он бросил быстрый взгляд на сестру. — Галь, может, ты пойдёшь…
— Нет, — твёрдо сказала Анна Петровна. — Что касается семьи — говори при всех.
Андрей нервно прошёлся по кухне.
— Мам… там такое дело… Помнишь, ты мне полгода назад доверенность дала? На пенсию получать, коммунальные оплачивать…
Галина почувствовала недоброе.
— И что?
— Я… я брал иногда немного. Думал, потом верну.
— Сколько немного? — голос матери стал холодным.
— Ну… за полгода… тысяч пятьдесят, может.
— Пятьдесят тысяч?! — Галина вскочила. — Это же мамина пенсия за полгода!
— Галь, ну не кричи! Я же говорю, думал вернуть…
— Откуда вернуть, если ты все деньги просадил?!
— Дети, не ссорьтесь, — тихо сказала Анна Петровна. — Андрюш, а на что я живу последние полгода, если ты мою пенсию брал?
Андрей опустил голову.
— На то, что Галька приносила…
Галина почувствовала, как мир рушится вокруг неё. Значит, она не только на маму работала, но ещё и брата кормила. А он при этом тратил мамину пенсию на свои авантюры.
— Андрей, — голос её был опасно спокойным, — а что ещё ты нам не договариваешь?
— Да ничего больше…
— Говори!
— Ну… квартира мамина… я её под залог оформил.
Повисла такая тишина, что слышно было, как тикают часы в соседней комнате.
— Что значит под залог? — выдавила из себя Галина.
— Когда занимал деньги у Семёна Витальевича… он потребовал гарантии. Ну я и оформил мамину квартиру…
— Без моего ведома? — тихо спросила Анна Петровна.
— Мам, да у меня же доверенность! И я думал, быстро всё верну…
— Сколько ты занял под залог квартиры?
— Полтора миллиона.
— Господи… — Галина опустилась на стул. — А кто этот Семён Витальевич?
— Он… ну, он ростовщик. Но нормальный мужик! Просто проценты у него большие.
— Какие проценты?
— Пятьдесят процентов в месяц.
Галина быстро посчитала в уме.
— Андрей, ты понимаешь, что через полгода долг будет уже десять миллионов?
— Ну не десять… Там сложные проценты не идут… И потом, я же думал отдать через месяц!
— Когда ты всё это оформлял? — спросила мать.
— Три месяца назад.
— Значит, сейчас долг уже четыре с половиной миллиона, — подсчитала Галина.
— Не может быть!
— Может! Полтора плюс пятьдесят процентов — два двадцать пять за первый месяц. Плюс пятьдесят процентов от новой суммы за второй месяц — это ещё миллион сто тысяч. За третий месяц…
— Галь, не пугай! — Андрей побледнел.
— Я не пугаю, я считаю! И где ты собираешься брать четыре с половиной миллиона?
— А если мамину квартиру продать…
— За полтора миллиона? Когда долг четыре с половиной?
Андрей беспомощно развёл руками.
— Ну… может, договоримся как-то…
— С ростовщиками не договариваются, — сказала Анна Петровна. — Они квартиру отберут. И хорошо, если только квартиру.
Галина смотрела на брата и чувствовала, как в груди нарастает что-то страшное. Не ярость — что-то гораздо хуже. Понимание.
— Андрюш, а скажи мне… когда ты впервые взял мамины деньги? Не полгода назад, а вообще впервые?
— Да что ты…
— Отвечай!
Андрей молчал.
— Когда женился, да? — продолжала Галина. — Помню, мама говорила, что откладывала на свадьбу, а потом вдруг денег не хватило. Это ты взял?
— Галь…
— А когда квартиру покупали? Мама же говорила, что у неё была отложена сумма на первоначальный взнос. Но потом пришлось кредит больший брать. Это тоже ты?
— Ну хватит уже!
— А машину когда покупал? А когда дочка в школу пошла, и нужно было форму, учебники? А когда жена в декрете сидела?
С каждым вопросом голос Галины становился всё тише, а понимание — всё ясней.
— Сколько лет, Андрей? Сколько лет ты живёшь за мамин и мой счёт?
— Я же не специально! Всё время думал, что вот-вот встану на ноги…
— Пятнадцать лет, — сказала Анна Петровна. — С тех пор, как женился.
Галина посмотрела на мать.
— Ты знала?
— Знала. И молчала. Думала, вы взрослые люди, сами разберётесь. А ещё… — она тяжело вздохнула, — боялась, что если скажу, ты совсем от нас откажешься.
— А теперь ты от нас не откажешься? — тихо спросил Андрей.
Галина долго смотрела на брата. Потом на мать. Потом на свои руки — натруженные, постаревшие раньше времени.
— А знаешь, Андрюш, — сказала она наконец, — а теперь уже всё равно.
— Что всё равно?
— Откажусь я или не откажусь. Мне уже сорок два года. Лучшие годы прошли. И денег на мамино лечение нет. И дома у неё больше нет. И у тебя скоро не будет. А мне… мне уже ничего не вернуть.
Она встала со стула и взяла сумочку.
— Галочка, ты куда? — спросила мать.
— Домой, мам. Спать. А завтра пойду к врачу — скажу, что операцию откладываем.
— А потом что?
Галина остановилась в дверях.
— А потом ничего, мам. Поздно.
Три недели спустя Галина стояла возле подъезда того дома, где прожила всё детство. На двери висело объявление: «Квартира арестована по решению суда».
— Галочка! — слабый голос заставил её обернуться.
Мама сидела на скамейке во дворе, рядом с ней стояли два потёртых чемодана.
— Мам, что ты здесь делаешь?
— Да вот… собрала вещи. Андрей сказал, нужно освободить квартиру.
— А где сам Андрей?
— Уехал. К жене сестре в Воронеж. Сказал, что здесь ему оставаться опасно.
Галина села рядом с матерью на скамейку. Анна Петровна выглядела ещё хуже, чем три недели назад. Лицо серое, руки дрожат сильнее.
— Мам, как самочувствие?
— Да ничего, дочка. Таблетки пью, которые ты купила. Помогают пока.
— А где ты теперь жить будешь?
— Не знаю. Думала, может, в доме престарелых место найдётся.
— Какой дом престарелых! Поедешь ко мне.
— Галочка, у тебя однушка. Мы же не поместимся.
— Поместимся. Я на диване буду спать.
Анна Петровна покачала головой.
— Нет, дочка. Хватит тебе на себя груз взваливать. Ты и так всю жизнь…
— Мам, не говори ерунды.
— Это не ерунда. Это правда. — Мать взяла дочь за руку. — Знаешь, я тут думала… Может, оно и к лучшему всё получилось.
— Что к лучшему?
— Ну что деньги кончились. Что квартиру отобрали. Может, теперь ты наконец займёшься своей жизнью.
Галина горько усмехнулась.
— Какой жизнью, мам? Мне сорок два года. Какая жизнь?
— А какая хочешь, такая и жизнь. Ты же умная, красивая…
— Красивая? — Галина посмотрела на своё отражение в окне соседнего дома. Усталое лицо, седые волосы, которые она давно перестала красить. — Мам, зеркало-то есть дома?
— Есть. И оно правду показывает. Ты просто забыла на себя смотреть.
По двору шёл мужчина в дорогом костюме, рядом слесарь с инструментами. Подошли к подъезду.
— Анна Петровна Соколова? — спросил мужчина в костюме.
— Я.
— Семён Витальевич Кравцов. Мы с вашим сыном договаривались о квартире.
Галина встала.
— Говорите с ней вежливо. Это моя мать.
— Конечно, конечно. — Мужчина улыбнулся неискренне. — Просто хотел убедиться, что квартира освобождена. Завтра приедут новые жильцы.
— А долг сына?
— Какой долг? — Кравцов развёл руками. — Квартира покрывает долг полностью. Даже с излишком получается.
— С каким излишком? Квартира стоит полтора миллиона, а долг четыре с половиной!
— Молодая женщина, — Кравцов стал серьёзным, — вы читали договор? Там чёрным по белому написано: в случае просрочки стоимость залога определяется кредитором. Я оценил квартиру в четыре миллиона. Щедро, между прочим.
— Это же грабёж!
— Это бизнес. А ваш брат взрослый человек. Должен был подумать, прежде чем подписывать.
Кравцов развернулся и пошёл к подъезду. Слесарь принялся менять замки.
— Мам, пойдём, — тихо сказала Галина, поднимая чемоданы.
— Галочка…
— Что, мам?
— А может, это и правда к лучшему? Теперь у тебя нет больше семейного долга. Можешь жить для себя.
Галина остановилась посреди двора. Вокруг были те же деревья, под которыми она играла в детстве. Те же скамейки, на которых сидела с подружками. Здесь прошли её лучшие годы. А что у неё есть взамен?
— Знаешь, мам, — сказала она, глядя на окна бывшей маминой квартиры, — а я даже не помню, когда последний раз покупала что-то для себя. Не из необходимости, а просто так. Для радости.
— Значит, пора начинать.
— В сорок два года? Когда у меня даже денег на твоё лечение нет?
Анна Петровна встала и обняла дочь.
— В любом возрасте, дочка. Жизнь не заканчивается в сорок два.
— Мам, а ты на меня не сердишься?
— За что?
— За то, что не смогла тебя спасти.
Мать долго смотрела дочери в глаза.
— Галочка моя… А кто сказал, что меня нужно спасать? Может, пора спасать тебя?
Галина взяла мамины чемоданы и пошла к автобусной остановке. За спиной слышался звук работающей дрели — слесарь заканчивал менять замки на двери, за которой остались сорок два года её жизни.
— Мам, — сказала она, не оборачиваясь, — а знаешь, что я сделаю завтра?
— Что, дочка?
— Куплю себе новое платье. Первое за три года.
