Толстосум Иван Петрович, человек с тяжелым взглядом и сердцем, отягощенным годами эгоизма, брел от врача с приговором, эхом звучавшим в ушах: «Месяцы, в лучшем случае». Болезнь, как тень, настигла его внезапно, и теперь, в свои пятьдесят с лишним, он вдруг осознал, что его богатство — лишь пыль. Особняк на краю города, яхта, счета в банках — всё это стало пустым звуком. Впервые за долгие годы он почувствовал себя не хозяином жизни, а её должником.
По дороге домой его взгляд упал на женщину с мальчиком, сидевших у обочины. Она, изможденная, с потухшими глазами, прижимала к себе сына лет десяти, который смотрел на мир с той детской надеждой, что ещё не успела разбиться о жестокость реальности. Их одежда была поношенной, а рядом лежал узел с пожитками — всё, что осталось от их жизни. Иван Петрович остановился. Что-то в их лицах — может, отчаяние матери или чистота взгляда мальчика — зацепило его, как ржавый гвоздь цепляет ткань.
— Что с вами? — спросил он, сам удивившись своему голосу.
Женщина, которую звали Анна, рассказала. Пожар. Дом сгорел дотла. Муж бросил их год назад. Жить негде, работы нет, а мальчик, Петя, болеет, и лекарства стоят дороже, чем она может себе представить. Иван Петрович слушал, и в груди его, где обычно царила пустота, шевельнулось что-то давно забытое. Стыд? Сострадание? Он не знал. Но, повинуясь порыву, которого сам не понял, достал из кармана связку ключей.
— Возьмите, — сказал он, протягивая их Анне. — Моя усадьба за городом. Живите там. Это всё, что я могу.
Анна замерла, не веря. Петя смотрел на мужчину широко раскрытыми глазами. Иван Петрович, не привыкший к благодарности, лишь махнул рукой и ушел, не оглядываясь. В тот момент он не искал искупления — он просто хотел избавиться от тяжести, что давила на грудь.
Прошло три месяца. Иван Петрович, чьё здоровье ухудшалось с каждым днём, решил навестить усадьбу. Он не знал, чего ожидать. Может, они разворовали всё и сбежали? Или превратили его дом в притон? Но, подъехав к воротам, он замер. Усадьба, прежде холодная и безжизненная, словно ожила. В саду, который годами зарастал сорняками, теперь цвели цветы. Окна сияли чистотой, а из трубы вился дымок. На крыльце сидел Петя, читая книгу, и, увидев гостя, радостно закричал: «Мама, он приехал!»
Анна вышла навстречу. Её лицо больше не было серым от отчаяния. Она улыбнулась, пригласила в дом. Внутри пахло свежим хлебом. Стол был накрыт скромно, но с теплом: картошка, суп, чай. Петя, заметно поправившийся, болтал без умолку, рассказывая, как они с мамой чинили забор и как он мечтает стать врачом, чтобы лечить людей, как тот доктор, что помог ему с кашлем.
Иван Петрович молчал. Он смотрел на эту картину — на мать, на сына, на дом, который стал их домом, — и впервые за годы почувствовал, что его жизнь, пусть и на излёте, обрела смысл. Он не стал говорить, что болен. Не стал просить прощения за годы равнодушия к миру. Просто пил чай, слушал, как Петя смеётся, и думал, что, может, не так уж и обречён.
Когда он уезжал, Анна подошла к машине.
— Спасибо, — сказала она тихо. — Вы спасли нас.
Иван Петрович только кивнул. Впервые он не чувствовал себя толстосумом. Он чувствовал себя человеком.
Иван Петрович вернулся в город, но образ усадьбы, ожившей благодаря Анне и Пете, не покидал его. В его квартире, холодной и стерильной, с панорамными окнами, из которых открывался вид на бездушный мегаполис, он чувствовал себя чужим. Болезнь прогрессировала: слабость накатывала волнами, а лекарства лишь притупляли боль, не давая надежды. Но теперь, в отличие от прежних дней, у него появилась цель — маленькая, почти незаметная, но тёплая, как тот чай на столе в усадьбе.
Он начал наведываться туда чаще. Сначала под предлогом проверки, потом безо всяких причин. Анна и Петя встречали его, как старого друга. Мальчик тянул его в сад, показывал, как растут подсолнухи, которые они посадили вместе с мамой, или хвастался рисунками, где были дом, солнце и три фигуры — он, мама и «дядя Ваня». Анна же, хоть и стеснялась, рассказывала о своих планах: она нашла подработку в соседней деревне, шьёт одежду для местных, а ещё мечтает устроить Петю в хорошую школу.
Иван Петрович слушал, и в эти моменты его собственная боль отступала. Он стал привозить подарки: книги для Пети, ткань для Анны, продукты, которые, как он замечал, они стеснялись покупать. Однажды, заметив, что Петя кашляет, он, не говоря ни слова, отвёз мальчика к лучшему врачу в городе. Диагноз оказался нестрашным, но требовались лекарства. Иван Петрович оплатил всё, отмахнувшись от благодарностей Анны.
— Это не для вас, — буркнул он. — Для меня. Чтоб совесть не грызла.
Но оба знали, что дело не в совести. Что-то в нём менялось. Он, всю жизнь копивший богатство для себя, теперь искал способы отдать. Не деньги — их у него и так было слишком много, — а что-то большее. Внимание. Заботу. Время, которого у него оставалось всё меньше.
Однажды, сидя на крыльце усадьбы, он разговорился с Анной. Она рассказала о своей жизни до пожара: как растила Петю одна, как мечтала открыть маленькую швейную мастерскую, но всё рухнуло. Иван Петрович, к своему удивлению, поделился своей историей. О том, как гнался за успехом, теряя друзей, семью, себя. О том, как одиночество стало его тенью задолго до болезни.
— Знаете, — сказал он, глядя на закат, — я думал, что деньги решают всё. А теперь вижу: они ничего не решают, если некому их отдать.
Анна молчала, но её глаза говорили больше слов. Она понимала.
Зима пришла незаметно. Иван Петрович чувствовал, что слабеет. Врачи предупреждали, что счёт идёт на недели. Он решил провести Рождество в усадьбе. Анна и Петя украсили дом гирляндами, поставили ёлку, которую Петя сам выбрал в лесу. Вечером, за столом, где горели свечи, а Петя рассказывал, как хочет стать космонавтом или врачом (он ещё не решил), Иван Петрович вдруг понял, что счастлив. Не громко, не ярко, а тихо, как снег, падающий за окном.
Перед отъездом он вызвал нотариуса. Усадьба, деньги, всё, что у него было, он завещал Анне и Пете. Но не сказал им. Не хотел, чтобы они видели в нём благодетеля. Хотел, чтобы они просто жили.
Когда он уезжал, Петя обнял его, а Анна, помедлив, сказала:
— Приезжайте ещё. Мы всегда вам рады.
Иван Петрович улыбнулся, зная, что вряд ли вернётся. В машине он смотрел на заснеженную дорогу и думал, что, может, и не зря прожил эту жизнь. Ведь в ней были эти несколько месяцев, когда он, обречённый, подарил дом тем, кто в нём нуждался. И, может, этого хватит, чтобы уйти спокойно.
