— Мам, а это что за деньги в твоем шкафу? Ты что, банк ограбила? — Оксана держала в руках потрепанный конверт, из которого выглядывали купюры.
Валентина Петровна так резко обернулась от плиты, что чуть не уронила половник.
— Какие деньги? — голос дрогнул.
— Вот эти! — Оксана помахала конвертом. — Я искала твою дорожную сумку для поездки на дачу, а тут… Мама, тут же целое состояние! А ты мне вчера сказала, что на лекарства денег нет!
— Это… это просто так, на всякий случай откладывала, — Валентина Петровна вытерла руки о передник. — Положи на место.
— На всякий случай? — Оксана пересчитывала купюры. — Мам, тут больше ста тысяч! Откуда у тебя такие деньги?
— С пенсии копила. По рублику, по десять… годами, — мать осторожно забрала конверт из рук дочери. — Мало ли что случится.
Оксана проводила взглядом конверт, который исчез обратно в недра старого шкафа. Сто тысяч… А у неё ремонт встал, рабочие требуют доплату, иначе бросят всё как есть.
Три дня Валентина Петровна ходила как на иголках. То и дело заглядывала в шкаф, проверяя заначку. Тридцать лет собирала эти деньги — сначала на случай, если Оксанка заболеет, потом на свадьбу дочери, а когда родился Максимка с больным сердечком, стала откладывать на операцию. Врачи говорили, что рано или поздно придется делать, а медицина сейчас платная.
— Мам, ты что такая нервная? — Оксана зашла покормить кота, пока мать была на даче.
— Да так… показалось, что кто-то перекладывал мои вещи в шкафу.
— Какой шкаф, мам? Зачем мне твой шкаф? — Оксана не подняла глаз от миски с кормом.
— Может, кот залез…
— Кот не умеет шкафы открывать, — отмахнулась дочь.
А на следующий день Валентина Петровна обнаружила, что конверта нет.
— Оксаночка, ты случайно в мой шкаф не заглядывала? — голос матери звучал натянуто.
— Мам, мы это уже обсуждали, — Оксана продолжала красить ногти, не отрываясь от телевизора. — Я же говорю — искала сумку.
— А больше ничего не брала?
— Что ты имеешь в виду?
Валентина Петровна села напротив дочери, сложила руки на коленях.
— У меня пропал конверт. Тот самый.
— Какой конверт? — Оксана наконец подняла глаза, но взгляд скользнул мимо. — Ах, тот, с деньгами? Мам, может, ты его в другое место переложила? Ты же знаешь, что у тебя память стала…
— Память у меня нормальная! — голос матери зазвенел. — Тридцать лет в одном месте лежал!
— Тридцать лет? — Оксана удивленно округлила глаза. — Мам, так ты что, с моего рождения копила?
— Сначала на тебя, потом на внука…
— На внука? — дочь отложила пилочку. — А зачем? У него же есть родители.
Валентина Петровна встала, подошла к окну. За стеклом моросил дождь.
— Мало ли что случится, — повторила она тихо.
Звонок раздался в половине седьмого утра. Валентина Петровна сразу поняла — что-то случилось.
— Валентина Петровна? Это врач кардиологического отделения. Вашего внука привезли ночью в реанимацию…
Трубка выпала из рук.
Максим лежал весь в проводах, маленький и беззащитный. Врач объяснял что-то про порок сердца, про срочную операцию, про то, что медлить нельзя.
— Сколько это стоит? — перебила его Валентина Петровна.
— Сто двадцать тысяч. Но если делать в областном центре…
— У нас нет таких денег! — всхлипнула Оксана.
Валентина Петровна молчала. Деньги у неё были. Были…
— Мама, я не понимаю, почему ты мне ничего не сказала?! — Оксана билась в истерике прямо в больничном коридоре. Она узнала о предназначении украденных денег от медсестры, которая посочувствовала бабушке: «И ведь копила же на операцию, говорит, всю жизнь…»
— А зачем? — Валентина Петровна сидела на жесткой скамейке, не поднимая глаз. — Чтобы ты сказала, что у тебя самой проблемы? Ремонт, кредиты, отпуск? Я знаю тебя, Оксана.
— Но это же Максим! Мой сын!
— Да, твой сын. А деньги мои. Были мои, — мать наконец подняла глаза. В них не было ни слез, ни упрека. Только усталость. — Тридцать лет я с каждой копейки откладывала. Хлеба недоедала, пальто не покупала. Все на этот случай.
— Мама, я не знала…
— Конечно, не знала. Ты вообще ничего не знаешь о моей жизни. Тебе не интересно. Зато когда нужны деньги — сразу бежишь к маме.
— Я верну! Займу у Ленки, у коллег…
— Вернешь, — кивнула Валентина Петровна. — Конечно, вернешь. Максимка операцию получит. Жить будет.
— Мам, ну прости же меня! Я же не специально! Я думала, что ты просто накопила на всякий случай!
— А это не всякий случай? — мать встала, поправила платок. — Собирай деньги, Оксана. Завтра нужно платить.
Операция прошла успешно. Максим быстро пошел на поправку, уже через неделю смеялся и просил мороженое. Оксана собрала нужную сумму, заняв у всех знакомых и взяв кредит в банке.
— Мам, — она положила конверт на кухонный стол. — Вот твои деньги.
Валентина Петровна даже не взглянула на конверт.
— Спасибо, — сказала сухо. — Чай будешь?
— Буду, — Оксана присела на край стула. — Мам, ну давай забудем об этом? Максим здоров, деньги вернулись…
— Забыли, — кивнула мать, не поворачиваясь от плиты.
Но что-то в её голосе заставило Оксану поежиться. Такой тон у матери появился после того случая в больнице. Вежливый, отстраненный. Будто она разговаривала не с дочерью, а с соседкой.
— Мам, ты на меня сердишься?
— С чего бы? — Валентина Петровна поставила перед дочерью чашку. — Сахар сама положишь?
— Мам…
— Пей чай, Оксана. Остынет.
Прошел год. Максим рос здоровым ребенком, бегал, играл, ничего не подозревая о том, какой ценой досталось ему выздоровление. Оксана приходила к матери по выходным, приводила внука, но что-то изменилось безвозвратно.
Валентина Петровна стала другой. Замкнутой, осторожной. Она больше не жаловалась на здоровье, не просила помочь с покупками, не рассказывала соседских новостей. Отвечала на вопросы односложно, готовила обед молча.
— Мам, может, поедем куда-нибудь вместе? На дачу к Тамаре? — предложила Оксана в очередные выходные.
— Не хочется никуда ездить.
— Или в театр? Помнишь, мы с тобой раньше часто ходили?
— Не помню, — мать убирала со стола, не глядя на дочь.
Оксана знала, что мать помнит. Помнит все — и театры, и поездки, и то, как дочь в детстве забиралась к ней в постель во время грозы. Но теперь между ними стояла невидимая стена, которую не пробить никакими словами.
— Бабушка, а почему ты грустная? — спросил Максим, обнимая Валентину Петровну за шею.
— Не грустная, внучек. Просто устала, — она поцеловала мальчика в макушку. С ним она оставалась прежней — теплой, ласковой. А вот с дочерью…
— Мам, — Оксана поймала мать у двери, когда та провожала их. — Прости меня. Пожалуйста.
Валентина Петровна долго смотрела на дочь. В её глазах промелькнуло что-то, возможно, сожаление.
— Я простила, Оксаночка, — сказала она мягко. — Давно простила.
Но дверь за ними закрылась с тем же сухим щелчком, что и раньше. А прощение, оказывается, не всегда означает возвращение доверия.
Валентина Петровна осталась одна в своей квартире. Она подошла к шкафу, достала новый конверт — в нем лежали деньги, которые вернула дочь. Теперь эта заначка предназначалась только для неё самой. На случай, если понадобится сиделка. Или если захочется умереть в хорошей больнице, а не дома на диване.
Больше она никому не доверяла свои секреты.
