— Ты вообще на себя в зеркало смотришь? Какие у тебя руки? Как у мужика! — Игорь с омерзением кивнул на руки Анны, которые она быстро спрятала под стол.
— Я убирала в гараже. Завтра снова на смену, — Анна потянулась к хлебнице.
— Убирала она! — передразнил Игорь. — Тракторист в юбке! Я на прошлой неделе Семёна с женой в ресторан пригласил. Так она как куколка — ноготочки, платьице. А ты всё в мазуте! Как я с тобой куда-то выйду?
Анна молча разлила борщ по тарелкам. Двадцать лет вместе, а будто вчера познакомились — столько упрёков и недовольства в каждом слове.
— А что я должна сделать? Уволиться? На какие шиши мы тогда жить будем? — она поставила перед мужем тарелку.
— Ой, всё! Понеслась шарманка, — Игорь раздражённо стукнул ложкой. — Другие бабы как-то находят работу чистую, а ты вцепилась в свой трактор. Даже дочка не приезжает — стыдно ей, поди, что мать как бомжиха выглядит.
Анна сжала под столом измученные руки. Каждый вечер одно и то же, но сегодня слова про дочь задели особенно остро. Катя в город уехала, редко звонит. Может, и правда стыдится?
— Игорь, Катя не приезжает, потому что у неё учёба и подработка. Ей некогда, — сказала она спокойно.
— Ой, ну да, ну да! — муж скривился, отодвигая тарелку. — Недосолено! Как всегда. В гараже целый день, а нормальный ужин приготовить некогда.
Он встал из-за стола и подошёл к холодильнику, достав бутылку кефира.
— Завтра Зинка из города возвращается. Вот у кого жизнь! Поёт, выступает, на телевидении бывает! — он отхлебнул прямо из бутылки. — А ведь вместе в школе учились. Только я на такую, как она, не позарился — думал, хозяйственная нужна. А что толку?
Анна сидела неподвижно, будто окаменев. Зинаида, её школьная подруга… Когда-то они вместе занимались в самодеятельности, вместе мечтали о сцене. Только потом Анна встретила Игоря, забеременела, а Зина уехала в город.
— Я на телевидении выступала бы не хуже, — тихо сказала Анна, глядя в окно.
Игорь расхохотался так, что поперхнулся кефиром.
— Ты? На телевидении? Анька-тракторист на сцене? — он вытер выступившие от смеха слёзы. — Ох, насмешила! Тебе только на ферме выступать! Иди лучше посуду мой, артистка!
Анна встала из-за стола, чувствуя, как что-то переворачивается внутри. Двадцать лет она молчала, давила в себе эту боль, эту мечту. Двадцать лет выслушивала, как она некрасивая, неуклюжая, как она всё делает не так.
— Я пойду к Зинаиде завтра, — неожиданно для себя произнесла она.
— Что? — Игорь перестал смеяться. — Зачем это?
— Просто навестить. Мы же подруги были.
— Были! Ключевое слово — были! — Игорь покачал головой. — Ты думаешь, ей интересно с тобой общаться? У неё своя жизнь, городская. А ты… — он обвёл взглядом кухню, словно показывая на всю её жизнь, заключённую в четырёх стенах.
Анна ничего не ответила. Она мыла посуду, а на душе впервые за долгое время было удивительно спокойно. Завтра она пойдёт к Зинаиде. И точка.
Утро выдалось необычно светлым для осени. Анна проснулась раньше будильника и долго смотрела в потолок. Игорь спал, отвернувшись к стене. Ещё пять минут. Она подарила себе эти пять минут тишины перед тем, как снова стать послушной женой и молчаливым трактористом.
К обеду Анна управилась с делами на работе и взяла отгул. Дома она переоделась — достала из дальнего угла шкафа единственное приличное платье. Посмотрела на себя в зеркало, провела рукой по волосам. Руки выдавали её с головой — загрубевшие, в мелких шрамах. Украдкой, словно совершая преступление, достала из комода крем для рук и флакон старых духов.
Дом Зинаиды стоял на другом конце села — большой, с новым забором. Анна нерешительно замерла у калитки. Может, зря она сюда пришла?
— Ну надо же! Анька! — голос Зинаиды раздался со двора, и через секунду она уже стояла перед калиткой — яркая, в модном брючном костюме. — Ты чего застыла? Заходи!
Они сидели на веранде, пили чай, и Зинаида говорила без умолку.
— Городские все такие напыщенные, особенно телевизионщики, — она махнула рукой. — Но я своё место застолбила! У меня теперь концерты, гастроли, даже маленькую роль в сериале предложили. А ты как? Всё на тракторе?
— Всё на тракторе, — Анна улыбнулась, стараясь не замечать жалость в глазах подруги.
— А помнишь, как мы с тобой на конкурсе в десятом классе выступали? — вдруг оживилась Зинаида. — Ты ведь тогда всех за пояс заткнула! Такой голос был… да и сейчас, наверное, есть.
Анна опустила глаза.
— Какой там голос. Некогда было с ним возиться.
— Эх, Анька, Анька… — Зинаида покачала головой. — А ведь тебе тогда даже письмо пришло. Из училища.
— Какое письмо? — Анна напряглась.
— Ты не знаешь? — Зинаида удивлённо подняла брови. — После конкурса тебе пришло приглашение на прослушивание в училище культуры. Твоя мать получила, она ещё мне показывала. Говорила, что тебе отдаст.
Анна застыла с чашкой в руках. Приглашение? Но мама никогда…
— Странно, — Зинаида задумчиво постучала ногтем по столу. — Погоди-ка.
Она встала и скрылась в доме. Вернулась через пару минут с пожелтевшим конвертом.
— Вот. Твоя мать мне его отдала на сохранение, когда заболела. Сказала, что забыла тебе передать. А потом… потом ты уже за Игоря выходила, и она решила, что не время.
Дрожащими руками Анна взяла конверт. В голове кружились обрывки мыслей. Мама… письмо… приглашение… Целая жизнь прошла мимо.
— Прости, что не отдала раньше, — Зинаида виновато улыбнулась. — Думала, зачем тебе зря бередить душу.
Анна вернулась домой другим человеком. Письмо, спрятанное в кармане, словно жгло кожу через ткань. Она бездумно нарезала картошку для ужина, а перед глазами стояли строчки приглашения. «Ваш талант… уникальный тембр… перспективная будущность…» Целая жизнь, которой не было. Которую у неё отняли.
— Ты где была? — Игорь вернулся раньше обычного, с грохотом бросив ключи на тумбочку.
— У Зинаиды, — Анна продолжала резать овощи, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— У Зинаиды? — он насмешливо фыркнул. — И как она тебя приняла? Небось удивилась, что ты без трактора пришла?
Анна положила нож, медленно вытерла руки о фартук. Она вдруг увидела их кухню, их жизнь будто со стороны — тесная комната с облезлыми обоями, муж, который за двадцать лет не сказал ни одного доброго слова, и она сама — поблёкшая, смирившаяся.
— Она очень хорошо меня приняла, — Анна подняла взгляд на мужа. — Мы пели.
— Чего делали? — Игорь опешил.
— Пели. Зина фортепиано купила. Мы вспомнили школьный репертуар.
Игорь уставился на неё, как на сумасшедшую, потом расхохотался.
— Анька-тракторист запела! Конец света! — он вытер несуществующие слёзы. — И как, соседи не разбежались?
— Зина сказала, что я не растеряла форму, — Анна удивлялась собственному спокойствию. — Предложила выступить с ней на концерте в райцентре.
Смех Игоря оборвался.
— Ещё чего! — он подошёл к столу, его лицо исказилось. — Ты что, совсем сдурела? Какие концерты? У тебя работа, дом, хозяйство!
— Я могу взять выходной, — просто ответила Анна. — Один день.
— Да ты посмотри на себя! — Игорь пренебрежительно махнул рукой. — Куда ты на сцену полезешь? Чтобы все смеялись? Чтобы мне прохода не давали — вон, Игорёк, твоя жена решила звездой стать на старости лет?
Анна молча вернулась к приготовлению ужина, но что-то внутри неё не позволяло просто проглотить очередное унижение.
— Я поеду, — сказала она, не поворачиваясь. — В эту субботу.
— Что?! — Игорь схватил её за плечо, разворачивая к себе. — Да ты вообще понимаешь, что несёшь? Какая сцена? Ты — деревенская баба, которая хорошо если коров не распугает своим пением!
— А ты слышал, как я пою? — она посмотрела ему прямо в глаза.
Игорь на секунду растерялся.
— Да на что там слушать? — он отмахнулся. — Больно надо. Ладно, играй в свои игры с Зинкой, только позориться не вздумай! Я тебя знать не буду, если поедешь!
Он вышел из кухни, громко хлопнув дверью.
Вечером Анна достала из шкафа старую шкатулку с фотографиями. Школьный хор, она и Зина в центре с грамотами… Конкурс районный, где её отметили…
— Что ты копаешься в этом хламе? — Игорь заглянул в комнату.
— Вспоминаю, — тихо ответила Анна.
— А, старые тряпки перебираешь? — он хмыкнул. — Лучше бы мои рубашки погладила. Завтра на собрание еду.
Она молча встала и пошла гладить. Но это было уже не прежнее молчаливое повиновение. В голове звучала музыка — та самая, с которой она когда-то выступала на конкурсе. И руки, разглаживающие ткань, уже не казались ей чужими, неуклюжими. Эти руки могли бы держать микрофон. Эти руки могли бы аплодировать самой себе.
Суббота наступила внезапно, как гроза в ясный день. Анна проснулась до рассвета и долго сидела у окна, глядя, как розовеет небо. Впервые за много лет она чувствовала не усталость, а странное волнение, будто ей снова шестнадцать.
Игорь делал вид, что ничего не происходит. Молча завтракал, уткнувшись в газету.
— Я сегодня уеду до вечера, — сказала Анна, собирая посуду.
— Куда это? — он поднял глаза, в которых читалась насмешка.
— В райцентр. На концерт, — она говорила спокойно, но сердце колотилось как сумасшедшее.
— Так ты серьёзно? — Игорь отложил газету. — Решила опозориться?
— Я решила спеть.
— Господи, — он театрально закатил глаза, — тебе что, мало позора? Люди и так шушукаются — баба на тракторе! А теперь ещё и певица в пятьдесят лет! Видать, климакс бабу совсем с ума свёл!
Анна застыла, сжимая в руках тарелку. Раньше такие слова заставили бы её съёжиться, спрятаться в своей скорлупе. Но не сегодня.
— А знаешь, Игорь, — она медленно поставила тарелку на стол, — за двадцать лет ты ни разу не поинтересовался, что я люблю, о чём мечтаю. И сегодня я впервые за двадцать лет сделаю то, что хочу я. Не ты, не дочь, не соседи — я.
Игорь уставился на неё так, словно она заговорила на иностранном языке.
— Ты с дуба рухнула? — он встал, нависая над ней. — А если я запрещаю?
— Не можешь, — она подняла на него глаза, в которых не было страха. — Это мой голос. Он всегда был моим. И я его сегодня заберу обратно.
Она вышла из кухни, оставив Игоря с открытым ртом. Достала из шкафа приготовленное платье — синее, с вышивкой по вороту. Купила в молодости, ни разу не надевала. Всё ждала особого случая. И вот он настал.
В райцентр Анна поехала на автобусе. Клуб выглядел нарядно — афиши, цветы у входа. На сцене устанавливали микрофоны. Зина суетилась, командовала, а увидев Анну, бросилась обнимать.
— Пришла! Не испугалась! — она оглядела подругу. — Отлично выглядишь! Синий — твой цвет, всегда был твоим!
Анна нервно одернула платье.
— А вдруг я забыла, как это — петь?
— Глупости! — Зина махнула рукой. — Это как плавать — невозможно забыть. Голос — он внутри, его не отнимешь. Пойдём, у нас всего час на репетицию.
В зале появились первые зрители. Анна выглянула из-за кулис и почувствовала, как подкашиваются ноги. Люди. Много людей. Они будут смотреть, слушать… смеяться?
— Так, стоп! — Зина встряхнула её за плечи. — Я вижу, о чём ты думаешь. Забудь! Ты помнишь, как тебе аплодировали на конкурсе? Как директор училища подходил лично? Это всё не просто так. У тебя дар, Анька. Всегда был.
Концерт начался. Зина выступала первой — блистательная, уверенная. Зал аплодировал. А потом объявили номер в исполнении Анны Сергеевой.
Тишина оглушила её. Она вышла на сцену, свет ударил в глаза, и на секунду ей показалось, что она падает. Но потом услышала первые ноты фортепиано. И запела.
Сначала тихо, неуверенно. Романс, который они разучивали со школьным хором. Тот самый, с которым она выступала на конкурсе. Но с каждой нотой голос становился сильнее, увереннее. Он вырывался из неё, как птица из клетки, взлетал под потолок зала, и Анна вдруг поняла, что плачет. И поёт. И это самые счастливые слёзы в её жизни.
Последняя нота растаяла в воздухе. Секунда тишины. А потом — аплодисменты. Громкие, неистовые. Кто-то крикнул «Браво!». Зинаида за кулисами показывала большой палец. А Анна стояла, оглушённая этим моментом — моментом, когда она наконец-то стала собой.
В задних рядах зала она вдруг заметила знакомую фигуру. Игорь. Он пришёл. Сидел, вцепившись в спинку переднего кресла, и лицо его выражало такое изумление, что Анна чуть не рассмеялась.
— Бис! — кричали из зала, и Анна, повинуясь какому-то внутреннему порыву, запела снова. Без музыкального сопровождения. Просто позволила своему голосу летать.
После концерта Анна стояла за кулисами, принимая поздравления от незнакомых людей. Какая-то женщина в строгом костюме протянула ей визитку — руководитель хора в соседнем районе. Зинаида сияла, как начищенный самовар.
— Говорила же я! Ты слышала, как они аплодировали? Это тебе, Анька, тебе!
Анна кивала, но её глаза искали Игоря. Он исчез после её выступления, и эта мысль не давала ей полностью насладиться триумфом.
Домой она вернулась затемно. В доме было тихо и темно. Анна зажгла свет на кухне и вздрогнула — Игорь сидел за столом. Перед ним стояла пустая чашка.
— Напугал, — выдохнула она, прижимая руку к груди.
Игорь молчал, разглядывая её, будто видел впервые. Его взгляд остановился на синем платье, на причёске, которую ей сделала Зинаида.
— Ужинать будешь? — спросила Анна, снимая жакет.
— Ты… — он запнулся, подбирая слова, — ты так пела.
Анна замерла на полпути к плите.
— Тебе понравилось?
— Я не знал, — Игорь говорил тихо, глядя куда-то в сторону. — Никогда не слышал, чтобы ты… Почему ты раньше…
— Потому что ты никогда не спрашивал, — она села напротив. — Никогда не интересовался.
Тишина повисла между ними — не привычная, тяжёлая, а какая-то новая, звенящая.
— У тебя приглашение, — Игорь кивнул на стол, где лежал листок бумаги. — Из хора. Тебе звонили.
Анна взяла листок. На нём рукой Игоря были записаны телефон и имя — та самая женщина в строгом костюме.
— Ты ответил?
— Да, — он поднял глаза. — Сказал, что ты перезвонишь. Они хотят тебя прослушать. Для постоянной работы.
Анна молча смотрела на этот листок — второе приглашение в её жизни. Но теперь уже никто не сможет его спрятать.
— Я думала, ты будешь против, — наконец произнесла она.
Игорь усмехнулся — не зло, как обычно, а как-то горько.
— Знаешь, Аня, когда ты запела, я сначала не поверил, что это ты. А потом… потом я понял.
— Что понял?
— Что двадцать лет жил с женщиной, которую не знал. И которую… — он тяжело сглотнул, — которую, может быть, похоронил своими словами. А она вот, оказывается, какая.
Анна смотрела на мужа и не узнавала его. Что-то надломилось в нём — привычная спесь, жестокость. Он казался меньше, старше, но одновременно живее.
— Я завтра позвоню им, — сказала она, вставая. — Но за трактор пока держаться буду. Работу бросать не стану.
Игорь кивнул. Она прошла мимо него, но у двери остановилась.
— Игорь.
Он поднял голову.
— Я не для тебя сегодня пела, — она произнесла это без злости, просто констатируя факт. — И не для зрителей. Я для себя пела. И буду петь для себя. Всегда.
Анна вышла на крыльцо, подняла лицо к звёздному небу и глубоко вдохнула прохладный ночной воздух. Где-то внутри, в груди, в горле, во всём теле звучала музыка. Её собственная, никем не отнятая песня.
