— Пятнадцать лет молчания хватит каждому, чтобы сойти с ума. Я больше не могу, Ирина, — Татьяна поставила чашку на стол, руки её подрагивали.
— Так скажи ему об этом! Сколько можно мучиться? Или что, твой Сергей думает, что может неделями в наказание не разговаривать? — Ирина потянулась за печеньем. — Танюш, так только в пять лет делают — дуются и молчат в углу!
Татьяна нервно перекладывала вилки в ящике кухонного стола. Раньше она всё аккуратно раскладывала, а теперь даже безразлично бросила нож поверх остальных приборов.
— Да что я только не перепробовала… И кричала, и скандалила, и пыталась разговорить. Ты же помнишь, на Новый год мы с ним неделю не разговаривали.
— А из-за чего в этот раз?
— Он увидел сообщение от Виктора, помнишь, наш бывший коллега? Просто спросил, как у меня дела. А Серёжа вбил себе в голову, что у нас что-то есть.
Входная дверь хлопнула, и Татьяна замолчала. Послышались тяжёлые шаги в коридоре. Сергей вошёл на кухню, мельком взглянул на женщин и молча открыл холодильник.
— Здравствуйте, Сергей Николаевич, — нарочито громко сказала Ирина.
Он кивнул, не глядя на неё, достал бутылку воды и вышел.
— Господи, Танюш, это не жизнь! Ты как с призраком живёшь!
— Самое страшное, Ир, знаешь что? — Татьяна понизила голос. — Я уже начала забывать, какой его голос. Ты представляешь? Я ложусь в постель с человеком, голоса которого не помню.
— И сколько ты ещё собираешься это терпеть? — Ирина нахмурилась. — В пустоту жизнь улетает.
— Месяц назад было пятнадцать лет, как мы вместе, — Татьяна усмехнулась. — Знаешь, что я сделала? Купила торт, накрыла стол. Сидела, как дура, ждала до полуночи… А он даже не вспомнил. Посмотрел на стол и ушёл спать.
Она резко встала и подошла к раковине. Начала механически перемывать уже чистые тарелки.
— Он раньше не такой был, Ира. Помнишь, мы на дачу к вам приезжали? Он же душой компании был — и шутил, и пел. А теперь…
— Тань, решай уже что-то. Крыша поедет от такой жизни. А то и инсульт схватишь, как Верочка с третьего этажа. Её муж тоже молчун был, она всё нервничала.
В коридоре снова послышались шаги. Через мгновение Сергей опять появился на кухне. Открыл шкафчик, достал печенье и, не произнеся ни слова, вышел.
— Нет, ну ты видела? Мимо прошёл, как будто нас тут и нет! И сколько так уже?
— Три недели и четыре дня, — ответила Татьяна. — Я уже привыкла считать.
Ирина с грохотом поставила чашку.
— Танька, имей совесть перед собой! Ты себя со стороны видела? Глаза потухшие, кожа сероватая… Ты же всегда такая активная была. А сейчас он тебя запер в клетку этим молчанием.
— Дело даже не в молчании, — Татьяна прислонилась к холодильнику. — Я сплю с чужим человеком. Завтракаю с чужим человеком. Вечерами смотрю с ним телевизор. Но его нет — есть только оболочка.
Она опустила взгляд на свои руки, безвольно повисшие вдоль тела.
— Сегодня решила — всё. С понедельника подаю на развод.
— Уверена? — Ирина широко раскрыла глаза.
— Двадцать девять лет коту под хвост, — Татьяна невесело усмехнулась. — А с другой стороны — сколько ещё можно? Он меня унижает этим молчанием. Наказывает, как маленькую девочку. А я давно уже взрослая, как ты говоришь, седина в волосах.
— И что дальше?
Татьяна пожала плечами:
— Поживу для себя. Мне пятьдесят четыре, не девяносто. Хоть на танцы запишусь, что ли, — она впервые слабо улыбнулась.
— Тань, а может, сначала поговоришь с ним?
— О чём? — в голосе Татьяны появился металл. — Пятнадцать лет я пытаюсь. Хватит. Я устала ходить по кругу.
В понедельник Татьяна проснулась раньше будильника. Долго лежала, глядя в потолок с облупившейся краской. Мысли сменяли одна другую, как старые слайды в проекторе.
Сергей спал, отвернувшись к стене. Широкая спина ритмично поднималась и опускалась. Когда-то она любила утром обнимать эти плечи, целовать в затылок. Сейчас же лежала, будто между ними не простыня, а ледяное озеро.
Татьяна тихо встала, оделась и вышла на кухню. Включила старый чайник, купленный ещё в начале их брака. Поверхность была в царапинах и накипи — прямо как их отношения.
Заварив себе чай, она вынула из сумки загранпаспорт и давно припрятанную сберкнижку. На неё Татьяна откладывала понемногу уже пять лет. Никогда не думала, что деньги пойдут на бракоразводный процесс. Мечтала о путешествии в Европу — вместе. Теперь всё выходило иначе.
Открылась дверь спальни. Сергей, шаркая тапочками, прошёл мимо кухни в ванную. Даже не повернул головы. Пятнадцать минут, и он выйдет, гладко выбритый. Сядет напротив с газетой, будет жевать бутерброд с колбасой. И не произнесет ни слова. Будто они не муж и жена, а жильцы коммуналки, случайно оказавшиеся на одной кухне.
Татьяна начала готовить завтрак — по привычке на двоих. Достала хлеб, сыр, помидоры. Разбила на сковородку яйца.
Когда Сергей вышел из ванной, с аккуратно зачёсанными назад волосами и запахом знакомого одеколона, Татьяна почувствовала укол в сердце. Пятнадцать лет назад он пах так же — когда они стояли в ЗАГСЕ, и он шептал: «Ты самая красивая».
— Я подаю на развод, — Татьяна поставила перед ним тарелку с яичницей. — Сегодня.
Она ожидала хоть какой-то реакции. Удивления, гнева, возражений. Но Сергей лишь на мгновение задержал взгляд на её лице, затем развернул газету и начал есть.
Татьяна смотрела, как методично движется его вилка — от тарелки ко рту, от тарелки ко рту. Аккуратный укус хлеба. Глоток чая. Будто она не произнесла слов, разрушающих их совместную жизнь.
— Хорошо, — она кивнула, больше себе, чем ему. — Значит, так тому и быть.
Татьяна вылила остатки своего чая в раковину, оделась и вышла из квартиры. Только на лестничной площадке поняла, что забыла сумку. Но возвращаться не стала. Потом заберёт, когда его не будет дома.
Когда Татьяна вернулась домой вечером, в квартире царила тишина. Она по привычке крикнула: «Я дома!», хотя знала, что ответа не будет. Снимая сапоги в прихожей, заметила, что ботинок Сергея нет. Странно — обычно в это время он уже дома.
На кухонном столе лежал белый конверт. Внутри — деньги и аккуратно сложенная записка. Татьяна развернула её с бьющимся сердцем. Это была первая весточка от мужа за почти месяц молчания.
«Уезжаю в командировку на неделю. Это на хозяйство».
И всё. Ни «прости», ни «давай поговорим», ни «не делай этого». Просто сухая информация и деньги. Татьяна скомкала записку и бросила в мусорное ведро.
— Теперь хоть записки пишет, — пробормотала она вслух, впервые радуясь пустой квартире. — Прогресс.
Вечер она провела, перебирая фотографии. Их свадьба, отпуск на море, новоселье в этой квартире. На каждом снимке Сергей улыбался, обнимал её за талию, целовал. А затем фотографии стали реже, а улыбки — натянутее.
Последний совместный снимок был сделан три года назад на дне рождения тёщи. Сергей стоял рядом с Татьяной, но будто сквозь неё смотрел.
Татьяна разложила фотографии в стопки: «сохранить» и «выбросить». Но рука не поднималась отправить в мусор ни один снимок.
Зазвонил телефон. Ирина.
— Ну что, сходила? — голос подруги звучал взволнованно.
— Сходила, заявление приняли. Через месяц суд, — Татьяна пыталась говорить бодро, но голос предательски дрогнул. — Серёжа в командировку уехал.
— Он знает? О разводе?
— Я сказала ему утром. И знаешь что? Он даже не моргнул. Просто продолжил есть свой завтрак.
На другом конце провода Ирина выругалась:
— Нет, ты подумай! Пятнадцать лет вместе прожили, а он как бревно. Тань, ты правильно делаешь! Такую жизнь и врагу не пожелаешь.
— Мне иногда кажется, что он меня не слышит. Вообще. Как будто я под стеклянным колпаком сижу, стучу, кричу, а он не видит и не слышит.
Татьяна подошла к окну. На улице горели фонари, в соседних домах светились окна. Сотни семей жили своей жизнью. Сколько из них проходили через то же, что и она?
— Может, с ним что-то случилось? Может, он болен? — вдруг спросила Ирина.
Татьяна задумалась. Эта мысль приходила ей в голову. Но всякий раз она отгоняла её. Проще было злиться, чем тревожиться.
— Знаешь, я даже водила его к врачу три года назад. Невролог сказал, что физически он абсолютно здоров.
— А психологически?
— К психотерапевту он наотрез отказался идти. Сказал, что это всё «ерунда для слабаков».
— Упрямый, как баран, — фыркнула Ирина. — Всегда таким был.
Татьяна вздохнула:
— Это правда. Но раньше у этого упрямства была… цель. Он строил карьеру, обеспечивал нас. А сейчас? Он будто жить перестал.
После разговора Татьяна долго сидела на кухне, перебирая в памяти последние годы их брака. Всегда ли Сергей был таким замкнутым? Нет, раньше он мог не разговаривать день-два после ссоры. Но не недели. Когда произошла эта перемена?
Она вспомнила: пять лет назад Сергея обошли с повышением на работе. Он тогда впервые замолчал на целую неделю. И с тех пор периоды молчания становились всё дольше и дольше, а поводы — всё мельче.
В ту ночь Татьяна спала в их супружеской постели, раскинувшись на всю ширину. Впервые за много лет она могла занять столько места, сколько хотела.
Но сон не шёл. Бесконечные «что если» крутились в голове до самого рассвета.
Неделя прошла в странной тишине. Татьяна жила на автопилоте — работа, дом, снова работа. Пустота квартиры уже не угнетала, а успокаивала. Никто не проходил мимо, будто она призрак. Никто не игнорировал её вопросы. Ещё вчера она стучалась в закрытую дверь, а сегодня дверь исчезла — вместе с человеком за ней.
— Какие у вас основания для развода? — спросила Ирина, когда они сидели в кафе возле суда. До заседания оставалось полчаса.
— Просто «непреодолимые разногласия». Я не стала писать про его молчание. Это звучит… нелепо.
— А имущество?
— Квартира его, ещё до нашего брака купленная. Мне ничего не нужно, Ир. Просто свобода.
Ирина посмотрела на подругу с сочувствием:
— Он приедет? В суд?
— Не знаю, — Татьяна мешала сахар в остывшем кофе. — Вернулся вчера вечером. Кивнул вместо «здравствуй» и закрылся в кабинете. Утром ушёл раньше меня.
Маленький зал суда был почти пустым. Татьяна сидела напротив двери, нервно поправляя воротник блузки. За минуту до начала дверь открылась — вошёл Сергей, в строгом тёмно-синем костюме. Сел с другой стороны прохода, даже не взглянув на жену.
Судья, полная женщина лет пятидесяти с усталым лицом, быстро просмотрела документы:
— Итак, Климова Татьяна Викторовна, вы подали заявление о расторжении брака с Климовым Сергеем Николаевичем на основании… непреодолимых разногласий.
Она подняла глаза на Татьяну:
— Ваш брак длится пятнадцать лет. Дети есть?
— Нет, ваша честь.
— Имущественные претензии?
— Нет, ваша честь. Я ничего не требую.
Судья перевела взгляд на Сергея:
— Климов Сергей Николаевич, вы согласны на расторжение брака?
Татьяна краем глаза наблюдала за мужем. Его лицо оставалось бесстрастным, словно каменная маска.
Он молчал.
— Господин Климов? — судья нахмурилась. — Я задала вам вопрос.
Татьяна почувствовала, как начинают гореть щёки. Даже здесь, перед лицом закона, он продолжал эту нелепую игру в молчанку.
— Прошу прощения, — Татьяна подняла руку. — У моего мужа… особенность. Он иногда… не отвечает на вопросы.
Судья с недоумением посмотрела на Сергея.
— У вас есть проблемы со слухом или речью, господин Климов?
Сергей медленно покачал головой.
— Тогда я вынуждена попросить вас отвечать на вопросы суда. Вы согласны на расторжение брака?
Татьяна смотрела прямо перед собой, готовясь к очередному унижению. Сейчас он промолчит, и судья подумает… Бог знает, что она подумает.
— Нет, — вдруг раздался низкий, чуть хриплый голос.
Татьяна вздрогнула и повернулась к мужу. Это был его голос — голос, который она почти забыла. За последний месяц она не слышала от него ни слова.
— Нет, я не согласен, — повторил Сергей, глядя на судью. — Я люблю свою жену.
Татьяна почувствовала, как комната начинает кружиться. Пятнадцать лет молчания, а теперь эти слова? Здесь? Перед чужими людьми?
— В таком случае, — судья вздохнула, — суд назначает срок для примирения…
— Я не желаю примиряться, — Татьяна вскочила на ноги. Её голос звенел от напряжения. — Пятнадцать лет я пыталась достучаться. Пятнадцать лет я жила с человеком, который наказывал меня молчанием за любую ошибку. А теперь он говорит, что любит? Почему не дома? Почему только сейчас?
Она повернулась к Сергею:
— Почему ты молчал? Почему, Серёжа?
— Татьяна Викторовна, — судья постучала ручкой по столу. — Сядьте, пожалуйста.
Но Татьяна как будто не слышала:
— Зачем ты это делал? Чтобы сломать меня? Или себя?
Сергей смотрел в пол. Его бледное лицо ничего не выражало.
— Я не могу, — прошептал он так тихо, что Татьяна едва расслышала.
— Что? Что ты не можешь?
— Говорить… о том, что чувствую, — каждое слово давалось ему с трудом. — Слова… застревают.
В зале воцарилась тишина. Татьяна смотрела на мужа — на его поникшие плечи, седину на висках, глубокие морщины вокруг глаз.
Пятнадцать лет она думала, что он специально мучает её. А он…
— Почему ты не сказал раньше? — прошептала она.
— Потому что… — Сергей поднял на неё глаза. — Я боялся. Я слабый.
Судья отложила заседание на месяц для примирения сторон. Татьяна и Сергей вышли из здания суда молча. Долго стояли на ступенях, не зная, куда идти и что делать дальше.
— Кофе? — наконец спросила Татьяна, указывая на маленькую кофейню через дорогу.
Сергей кивнул. Они сели за дальний столик, подальше от других посетителей. Заказали два американо. Ждали, глядя в разные стороны.
— Я не думала, что ты придёшь, — наконец произнесла Татьяна, помешивая кофе.
— Я всегда прихожу, — его голос звучал надтреснуто, непривычно, будто старая пластинка, которую давно не ставили.
— Я не об этом, — она посмотрела ему в глаза. — Я не думала, что ты заговоришь.
Сергей обхватил чашку ладонями, словно грея руки.
— Я не знаю, как объяснить, — он говорил медленно, подбирая слова. — В голове всё ясно, но когда пытаюсь… сказать… всё перепутывается.
— Пятнадцать лет, Серёжа, — Татьяна качнула головой. — Мы могли бы найти помощь. Но ты каждый раз отказывался.
— Стыдно, — он сжал губы. — Мужчина должен быть сильным.
— А я должна быть счастливой, — тихо возразила она. — Но почему-то только твоё «должен» имело значение.
Он опустил голову:
— Я не хотел делать тебе больно.
— Но делал, — в её голосе не было упрёка, только констатация факта. — Каждый день. Каждое молчание — как удар. Я думала, что ты меня не любишь, что я тебе противна, что ты жалеешь о нашем браке.
Сергей вскинул голову:
— Нет! Никогда. Я…
Он запнулся, и Татьяна видела, как он борется с собой, как слова застревают в горле.
— Тебе легче писать? — вдруг спросила она. — Может…
Сергей покачал головой:
— Нужно… научиться говорить. По-настоящему.
Татьяна смотрела на этого незнакомого, непривычно многословного Сергея. В её душе боролись обида, въевшаяся за годы, и проблеск понимания.
— Я не знаю, сможем ли мы всё исправить, — она вздохнула. — Но, может, стоит попробовать? С помощью специалиста.
Он кивнул. По его лицу пробежала тень — отголосок внутренней борьбы.
— Танюш, — он произнёс её имя с таким трудом, что она физически почувствовала его усилие. — Я никогда не хотел… быть таким.
— Я знаю, — она неожиданно для себя протянула руку через стол и коснулась его пальцев. — Теперь знаю.
Когда они вышли из кофейни, небо затянуло тучами. Мелкий дождь превращал город в размытую акварель. Они медленно шли в сторону дома, держась на расстоянии друг от друга. Не муж и жена, но уже и не чужие люди.
— Почему? — вдруг спросил Сергей, останавливаясь под козырьком автобусной остановки.
— Что — почему?
— Почему ты… не ушла… раньше?
Татьяна задумалась, глядя на дождевые капли.
— Потому что любила тебя больше, чем себя, — наконец ответила она. — Но этого оказалось недостаточно для обоих
