Таня села на край дивана и посмотрела на Валеру, который копался в коробке с инструментами.
— Ты точно хочешь, чтобы я переехала? — спросила она, будто в последний раз уточняя.
— Танюша, да ты чего. Конечно, хочу! — он выпрямился, держа в руках шуруповёрт, будто оружие победителя. — Квартиру освободил, ремонтик косметический накатим, и заживём, как люди.
— А Лёша?
— Что — Лёша? Он с мамой. Иногда у бабушки. Ко мне редко приезжает, да и тебе он вроде понравился, или нет?
Таня не ответила. С восьмилетним Лёшей у неё было знакомство странное: на нейтральной территории — в кафе, где он весь вечер тыкал ложкой в десерт и в упор её не замечал. На прощание буркнул: «У меня уже есть мама» — и убежал.
Она ещё тогда почувствовала, что чужая , и на роль мамы даже не думала претендовать.
Квартира Валеры была типовой, двухкомнатной, в старой девятиэтажке. Обои — бабушкины цветы, плитка — облезшая, кухня — тесная. Но всё же — жильё своё, не съём. А Таня уже устала таскаться по квартирам после развода.
Она поставила чемодан в прихожей и медленно пошла по комнатам.
В спальне — шкаф с зеркалами. В детской — игрушки. Одна полка была заставлена книжками. Таня взяла одну. На обороте — надпись:
«Лёшке на 6 лет. Люблю. Мама».
Захлопнула.
— Надо это всё… — пробормотала.
— Что?
— Эти вещи. Их же можно… ну, собрать, отдать?
Валера подошёл к ней, поцеловал в висок.
— Дай время. Это Лёшкины вещи, ему важно. Да и квартира у нас пока одна — не всё сразу.
Она кивнула. Но уже чувствовала — каждый угол дышит не ею. Чужая атмосфера, чужая память.
В первый же вечер она столкнулась с «полезным» ящиком на кухне , набитым старыми записками, таблетками, детскими рисунками и даже плюшевым зайцем с оторванным ухом. На крышке — маркером: «НЕ ВЫБРАСЫВАТЬ!!!»
— Валера… это что?
— Это… ну, Марина собирала. Там всякое важное.
— Важное? Старые бинты и фантики?
— Таня… — начал он, но потом замолчал. — Не трогай, ладно?
— Конечно, — ответила она, прикусив губу. — Я же здесь не хозяйка, правда?
— Таня! Ну началось… — Валера бросил взгляд, полный вины, — ну не так ты всё понимаешь…
В субботу утром Таня решила навести порядок. Реорганизация шкафа, перестановка на кухне — она любила порядок и свежесть.
Но стоило ей переместить фотографии, стоящие на полке в спальне, как началось.
— А где рамка с Лёшкой и Мариной? — спросил Валера снимая куртку.
— Я её убрала в ящик.
— Зачем?
— Валер, ну это странно — спать под взглядом твоей бывшей. Мне не по себе.
— Таня, это фото сына с матерью. Это память.
— А я? Я не память? Я кто здесь?
— Ты… ты жена. Просто — не делай так резко, ладно?
Таня молча ушла на кухню. Села. Взяла чашку. Поставила обратно.
— Я не чувствую себя женой. Я чувствую себя как гостья, которую забыли выгнать.
Вечером Таня встретила соседку у лифта.
— Ой, так это вы теперь с Валерой живёте? — хлопнула ресницами та. — А я помню Маринку. Девка огонь была! И сынок у них такой славный. Как они расстались-то? Валера вроде всё для неё…
Таня кивнула, но внутри всё сжалось. Даже незнакомые люди сравнивали её с Мариной. Марина — эталон. Марина — настоящая. А она?
Через пару дней, в воскресенье, в квартиру вошла женщина лет шестидесяти и мальчик — Лёшка. Женщина была одета строго, с хвостиком и холодным взглядом.
— Это ты, значит, Татьяна? — сдержанно спросила она, не протягивая руки. — Наслышана о тебе.
— Здравствуйте, — Таня попыталась улыбнуться.
— Надолго?
— Извините?
— Ну… Валерка же вечно увлекается. Хотелось бы понять, это серьёзно или очередная.
Таня оторопела. Лёшка тем временем молча подошёл к своей старой игрушке и сжал в руках медвежонка.
— Я теперь живу здесь, — спокойно ответила Таня.
— Посмотрим, — свекровь сняла куртку, пошла на кухню, заглянула в кастрюли. — Суп , смотрю я, ты пересолила . И что это за варенье? Домашнее не варишь?
— Я работаю, — тихо ответила Таня. — Не всё успеваю.
— Ну-ну… — фыркнула свекровь.
Таня крепко сжала пальцы.
Это был не просто визит. Это была инспекция.
Марина появилась в квартире внезапно.
Это был обычный четверг. Таня готовила курицу с картошкой,когда услышала, как кто-то открыл дверь своим ключом.
— Привет. — Женский голос, уверенный и спокойный.
Таня вышла в коридор.
Перед ней стояла женщина. Чёрное пальто, гладко зачёсанные волосы, строгая сумка на плече. Рядом — Лёшка, который с радостью бросился к ней:
— Мам!
— Ого… — Таня отступила. — А вы… кто?
— Марина. Бывшая жена Валеры. И мать Лёши. — Она говорила ровно, не повышая голос. — А вы, насколько я понимаю, его новая жена?
— Да— его жена. Мы живём здесь. — Таня машинально выпрямилась.
— У меня есть ключ. Валера не против, я всегда забираю Лёшу отсюда. У него здесь игрушки.
— Было бы вежливо , если бы вы хотя бы позвонили. — Таня ощетинилась.
Марина смерила её взглядом. Не враждебным — хуже. Снисходительным.
— Не волнуйтесь. Я не вторгаюсь на вашу территорию , и тем более в вашу личную жизнь. Просто заберу сына.
Таня посторонилась. Марина прошла по коридору, словно всё ещё чувствовала себя , здесь ,хозяйкой.
И, что хуже всего — её не надо было учить, где что лежит. Она всё помнила. Каждую полку, каждую мелочь.
Позже, когда Лёша ушёл с матерью, Таня не выдержала.
— Ты считаешь это нормальным, что твоя бывшая заходит сюда как к себе домой?
— Тань, ты же знаешь — у неё ключ остался. Я не забрал, потому что она Лёшку забирает.
— А может, ещё и спать тут будет? В своей старой постели?
— Не начинай.
— Это не я начинаю! — вскинулась Таня. — Ты меня сюда привел , обещал «всё своё», а я живу в её памяти. Здесь всё — её! Игрушки, книги, даже запах!
— Потому что здесь рос наш сын, понимаешь? И он всё это помнит.
— А я, Валера?! Меня кто-то будет помнить в этой квартире?
— Ты начинаешь себя вести, как…
Он осёкся.
— Как кто?
— Как та, кто хочет всё под себя перекроить. Даже ребёнка. Даже его мать. А это неправильно.
Таня замолчала.
В его голосе не было злости.
Там было… отчуждение.
В субботу Валера уехал с Лёшей на каток. Таня решила выкинуть часть «хлама» из кладовки.
Старые коробки, фантики, чьи-то записки. В одной — целая стопка писем. Почерк женский. Подписи: «Люблю. Марина». И стикер: «Сохрани, глупый».
Таня даже не стала их читать. Она просто отнесла мешки к мусорке.
На обратном пути в подъезде она столкнулась с матерью Валеры.
— А ты чего тут бегаешь с мешками?
— Выкидываю старьё, — спокойно ответила Таня.
— Какое старьё?
— Из кладовки.
— Там были вещи Марины!
— Они были никому не нужны.
— Неправда. Там были воспоминания. Лёшка их хранил. А ты выкинула. Ты даже не спросила!
— Потому что я хозяйка! И делаю как мне надо.
— Нет! — отрезала свекровь. — Ты здесь не хозяйка. Ты пришла позже. Ты — временное. А семья — это мы.
Эти слова пронзили Таню, как иглы.
Вечером она сидела на кухне. Валера молчал. Лёшка спал.
— Я больше не могу, — сказала Таня. — Я ухожу.
— Куда?
— Не знаю. В съёмную. К подруге. В никуда. Главное — не здесь.
Он не ответил.
Она собрала чемодан. Лёгкий. Ничего особо не распаковывала, если честно.
Когда она вышла, на пороге стояла Марина.
— Вы уходите?
— Да.
— Извините меня !
— За что?
— За всё. За то, что вы пытались быть своей в этой семье. Но вас никто не услышал и не увидел.
— Вы знали, что я проиграю?
— Нет. Я надеялась, что вы всё выдержите. Мне было тяжело уйти отсюда. Но я ушла — чтобы он мог жить дальше. Видимо, не до конца ушла…
Таня кивнула.
А потом ушла. В ночь. В никуда.
Съёмная квартира была однокомнатной, с облупленными обоями, диваном в цветочек и соседом за стеной, который по ночам включал шансон. Но Таня не жаловалась.
Она пила чай у окна, смотрела на мартовские сосульки и думала, что всё сделала правильно.
«Если ты не хозяйка в доме — уходи. Не выпрашивай место за столом, где тебя не ждали.»
Валера не звонил.
Прошло два месяца.
Сначала она надеялась. Потом злилась. Потом устала ждать
А потом — отпустила.
Она снова стала собой — той, кем была до него: с утра бежала в салон, работала с клиентками, вечер проводила с книгами .
Но внутри, при воспоминании, всё равно что-то дрожало.
В конце марта она вышла из «Пятёрочки» с пакетом и услышала за спиной:
— Тётя Таня?
Она обернулась.
Лёшка.
В шапке с помпоном, с портфелем и грустными глазами.
—Привет. Ты чего тут делаешь?
— Мы к бабушке. Я увидел тебя. Я… скучал.
Таня растерялась.
— А мама? Папа?
— Папа всё время работает. Мама на курсах. Я у бабушки. Но мне с ней очень скучно.
Он потоптался.
— Ты нам варила компот. Мне он нравился. Больше, чем у бабушки.
Таня почувствовала, как у неё сжалось горло.
— Может, зайдёшь ко мне? У меня есть какао.
Он кивнул.
Они сидели на кухне. Лёшка пил из большой чашки, размазывая пенку по губам.
— А ты ещё будешь жить с нами?
— Не знаю, Лёш.
— Бабушка говорит, что ты обиделась.
— Я устала.
Он подумал.
— Знаешь, а мама сказала, что ты не виновата. Просто папа сам не знает, чего хочет.
Таня удивлённо подняла брови:
— Мама так и сказала?
— Почти. Она вообще теперь добрая стала. Наверное, потому что у неё кто-то есть. Я слышал, как она с кем-то по телефону смеялась.
Таня кивнула.
Вот и всё. Марина ушла. По-настоящему.
Через неделю Таня нашла в почтовом ящике конверт.
Почерк Валеры.
> Тань, привет. Я долго не писал, потому что не знал, как сказать. Я думал, что делаю всё правильно: защищаю сына, прошлое, старые вещи. А потом понял: я защищаю пустую квартиру, прошлое, а не настоящую ,живую женщину. Ты ушла, и всё стало безжизненным.
> Марина вернула ключ. Лёшка говорит о тебе. Мама… ну, мама смолчала, и это её максимум. Я не прошу — я просто говорю: я всё понял. Если ты решишь вернуться — я куплю новый шкаф. И выброшу каждую коробку с прошлым. Только скажи, что ты готова. Если нет — не держу. Но спасибо тебе за то, что ты пыталась. Прости меня.
Таня долго сидела с письмом в руках.
А потом заснула прямо на диване, впервые за долгое время — спокойно.
Она сама набрала номер телефона Марины.
— Я думала, мы будем врагами, — сказала Таня, — но, похоже, у нас есть общее: мы обе не хотели разрушать жизнь ребёнка.
Марина усмехнулась.
— У меня есть к тебе один вопрос. Ты всё ещё любишь Валеру?
— Да , ответила Татьяна ,но не как раньше. Без зависимости. Просто… по-человечески. А как ты думаешь,он меня любит?
— Думаю, теперь он понял, что значит женщина, которая не держится за прошлое.
Марина сделала паузу.
— Хочешь совет?
— Давай.
— Если вернёшься — не будь хозяйкой. Будь собой. Хозяйка — это не роль. Это когда тебя уважают. И боятся потерять.
В квартиру Таня вошла неуверенно. Ключ вставила в замок — он подходил, но как будто скрипел от удивления.
Пахло краской.
Валера стоял в коридоре в поношенной футболке, в руках — ведро с водой.
— Привет, — сказал он.
— Ты ремонт затеял?
— Ну… Начал с кухни. Потом глянул в спальню — обои облезли. Потом решил: с чего бы начать жизнь, если не с молотка?
Она улыбнулась. Осторожно.
— Куда коробки дел?
— Все выбросил. С Лёшкиного одобрения. Он сам вынес одну — ту, где был зайчик. Сказал: «Это уже не моё».
— А фото?
— Я спросил у Лёши. Он сказал: «Пусть у мамы будет». И всё.
Таня молча сняла куртку.
— Я не хочу быть хозяйкой, Валера. Я хочу быть женщиной, которую уважают , и не выгонят даже мысленно.
— Ты будешь такой . — Он подошёл. — Здесь теперь всё твоё
Она посмотрела на него внимательно.
Через два дня вернулась она.
Та самая. Свекровь. В коричневом пальто, в сапогах «сорок лет в строю».
— Ты опять здесь ? — сурово спросила она, входя. — Я думала, ты ушла навсегда .
— Уходила. Теперь вернулась.
— А мы вроде даже и привыкли, что ты, как гостья , приходишь и уходишь
Таня вздохнула.
— Я не гостья. Я Валерина жена. И Лёшкина взрослая подруга. И в этом доме я буду не хозяйкой, а человеком.
Свекровь сжала губы.
— Ты это сама придумала?
— Да. И так будет,как я сказала.
Лёшка выглянул из комнаты.
— Бабуль, ты чего опять ругаешься? Таня теперь суп готовит вкуснее тебя.
Свекровь повернулась к мальчику.
— Предатель. — И усмехнулась.
— Может, суп налить ? — предложила Таня.
— Если ты его не пересолила.
Так они сели за стол. И хоть никто не сказал «мир», он всё равно начался.
Весной Лёшка принёс из школы рисунок: три фигуры. Папа. Он. И Таня.
Таня ахнула:
— А мама?
— У неё будет своя картина. С её новым другом. Я ещё рисую.
— А я тут кто?
— Просто Таня. Но хорошая.
Эти слова были важнее любого «мама». Они были о принятии.
Летом Таня шла по двору с пакетом из магазина. Остановилась у лавки.
Соседка — та самая, что восхищалась Мариной, — подняла глаза.
— Таня! А я смотрю, ты вернулась?
— Да. Мы теперь вместе. Живём. Даже капусту посадили на балконе.
— Ну надо же. А я думала, тебя смоет. Там же всё по-старому было.
— Было, — Таня кивнула. — Но теперь по-новому.
— И как тебе?
Таня усмехнулась:
— Я не хозяйка. Но я — дома.
Соседка с удивлением посмотрела.
А Таня пошла дальше.
Улыбаясь. Без страха. В свою новую , настоящую жизнь.
