— Алименты плачу, больше денег не будет, — заявил папаша, — у меня на шее двое детей, о них думать должен в первую очередь. Ну и что, что неродные?
— Ты же дочь моя, ты обязана меня забрать из больницы, — кричал отец мне в трубку, — ну неужели у тебя ко мне ни капли жалости нет? Я сам себя обслуживать не могу, я лежачий! Что ты прицепилась к этим квартирам? Купил падчерице и пасынку жилье, ну и что? Была у меня тогда возможность. Забудь детские обиды и забери меня к себе.
***
Жизнь моя перевернулась с ног на голову в один серый осенний день. Я тогда в классе седьмом училась, брат — в девятом. Прихожу из школы, а дома мама с красными, зареванными глазами вместе с братом на кухне сидят. Тишина такая, что слышно, как за окном листья шуршат.
— Что случилось? — спрашиваю, а сама чувствую, что что-то неладное произошло.
Мама всхлипывает и говорит:
— Папа… папа ушел.
Я сначала не поняла. Ушел куда? В магазин? К другу? А потом до меня дошло. Ушел… навсегда. Брат молчал, смотрел в стол, кулаки сжал. Он у меня всегда такой, немногословный. Все в себе держит. А я, наоборот, сразу в крик.
— Как ушел? Куда? К кому?
Мама говорит тихо, голос дрожит:
— К другой женщине.
И тут мир мой рухнул. Я всегда считала, что у нас самая обычная, нормальная семья. Ну, ссорились иногда родители, как все, но чтобы вот так… Уйти? К другой?
Вечером отец позвонил. Мама трубку взяла, долго молчала, потом тихо сказала:
— Зачем ты звонишь?
Я стояла рядом, все слышала.
— Я… я хотел поговорить с детьми, — голос у него какой-то чужой, виноватый.
Мама передала трубку мне.
— Пап? — говорю, а голос дрожит.
— Привет, дочка, — говорит он, — как дела?
Как дела? Да как тут дела могут быть?!
— Ты зачем так с нами? — выпалила я, — ты нас больше не любишь?
Он замолчал, потом вздохнул и говорит:
— Я вас всегда буду любить. Но… так получилось.
«Так получилось»… Эти слова меня потом долго преследовали. Как будто случайно споткнулся и влюбился в другую.
***
Через пару месяцев мы узнали, что у отца новая семья. Женщина по имени Светлана, и у нее двое детей, примерно нашего возраста. Он даже к ним переехал. Я помню, как мама подавала на алименты. Она вообще никогда не жаловалась, не плакала. Но в тот день я видела, как она сидит за столом, заполняет какие-то бумаги, а у нее слезы по щекам текут. Мне так ее жалко было. Алименты отец платил. Копейки, честно говоря. Но мама говорила: «И то хлеб. За свет заплатить хватит».
Однажды, через год, я случайно встретила отца в магазине. Он был со Светланой и ее детьми. Они все вместе что-то выбирали, смеялись. Будто и не было нас в его жизни.
Я подошла к нему.
— Здравствуй, пап, — сказала я тихо.
Он сначала не узнал меня. А потом глаза округлились.
— О, привет, — сказал он как-то неловко, — как дела?
Я посмотрела на него, на эту Светлану, на ее детей, и мне стало так тошно.
— Нормально, — ответил я, — а у тебя как? Все хорошо?
Он пожал плечами:
— Да, все отлично. Вот, с семьей выбираем…
С семьей? Значит, мы уже не семья?
Я не выдержала и выпалила:
— Ты хоть помнишь, что у тебя еще одна семья есть? Мы! Мама, брат и я?
Светлана посмотрела на меня с каким-то презрением. А отец покраснел.
— Не начинай, пожалуйста, — пробормотал он, — здесь не место для разговоров.
Я развернулась и ушла В голове все кипело. Хотелось кричать, ломать все вокруг. Но я просто просто пошла домой. К маме. К брату. В нашу маленькую, потрепанную жизнью квартирку.
***
После той встречи в магазине я старалась отца избегать. Да он и не стремился к общению. Как будто нас и не было. Мама больше замуж не вышла. Говорила, что ей и так хорошо. Но я видела, как ей одиноко вечерами. Она садилась у окна и смотрела на улицу, а в глазах у нее была такая грусть, что сердце сжималось.
А отец… Отец про нас будто забыл. Ни звонков, ни поздравлений с днем рождения. Как будто вычеркнул нас из своей жизни. Бабушка, папина мама, жила в другом городе. Мы ездили к ней раз в несколько месяцев, отношения тогда были нормальными. И вот там-то я и слышала о «счастливой» жизни моего папаши.
— Ой, знаете, он там просто души не чает в этой Светлане и ее детях, — рассказывала тетя Галя, папина сестра, за чаем, — все им покупает, возит на море. Счастливая семья!
Мама сидела молча, пила чай и смотрела в окно. Я видела, как у нее желваки на скулах играют. Ей было больно. И мне было больно за нее. Я как-то не выдержала и спросила:
— А про нас он что-нибудь говорит? Вспоминает?
Тетя Галя замялась.
— Ну, как тебе сказать… Он говорит, что ему тяжело, конечно, но новая семья — это его ответственность.
Ответственность, значит? А мы тогда кто? Не его ответственность?
— Значит, мы уже не семья, — сказал я тихо.
— Ну, не говори так, — вступилась бабушка, — он же ваш отец. Он вас любит, просто…
— Просто у него другая семья, — закончила я за нее.
Бабушка вздохнула и покачала головой. Потом мы как-то разговорились с двоюродным братом, Сашкой. Он был старше меня на несколько лет и часто бывал в гостях у бабушки. Он мне шепнул:
— Ты знаешь, он там все деньги в эту семью вкладывает. Говорит, что хочет, чтобы у них все было. Я слышал, как бабушка маме рассказывала об этом…
— А нам, значит, ничего не надо? — огрызнулась я.
Сашка пожал плечами:
— Ну, он говорит, что алименты платит.
— Да какие там алименты! — воскликнула я, — копейки! На хлеб с молоком не хватает!
Я знала, что у отца официальная зарплата была хорошей, но он как-то умудрился все так устроить, чтобы нам доставались гроши. Мама говорила, что это все Светлана надоумила. Хотела, чтобы все деньги шли в ее семью.
Как-то я случайно услышала разговор мамы с бабушкой.
— Мам, я устала, — говорила мама тихо, — я работаю на двух работах, а денег все равно не хватает. А он там жирует!
— Ничего, дочка, — отвечала бабушка, — бог ему судья. Главное, что ты у меня сильная. Ты все выдержишь.
— Я не знаю, мам, — всхлипнула мама, — я боюсь, что не выдержу.
Мне так хотелось подойти к ней, обнять ее, сказать, что все будет хорошо. Но я знала, что это неправда. Ничего хорошего не будет. По крайней мере, в ближайшее время. Я смотрела на все это и понимал, что отец нас предал. Он предал маму, предал меня и брата. Он выбрал другую семью, другую жизнь. И ему было все равно, что происходит с нами.
Я злилась, ненавидела его. Хотела отомстить, но не знала как. Все мои попытки были бесполезны. Иногда я думала: а что, если бы он вернулся? Что бы я ему сказала? Смогла бы я его простить? Наверное, нет. Слишком много боли он нам причинил. Слишком много слез пролила мама.
Жизнь шла своим чередом. Я росла, училась, старалась помогать маме. Брат ушел в армию, потом вернулся и устроился на работу. Мы жили как могли. Без отца. Без его поддержки. Без его любви. Но в глубине души я все еще ждала. Ждала, что он одумается. Что он поймет, какую ошибку совершил. Что он вернется. Но он не возвращался.
***
Время шло, и я всё больше убеждалась в том, что для отца мы перестали существовать. Он жил жизнью своей новой семьи, и, судя по всему, жизнь эта была весьма беззаботной. Бабушка, как ни приедем к ней в гости, обязательно что-нибудь да расскажет.
— Ой, знаете, он Светлане новую машину купил! — щебетала она за чаем, — говорит, ей старая надоела. А деткам ее по квартире! Представляете?
Мама только вздыхала в ответ. Она никогда не говорила о нем плохого, но я видела, как ей тяжело слышать эти истории. Мне же просто хотелось разбить чашку об стену. А еще лучше — о его голову. Мы с братом как-то разговорились об этом. Сидели вечером на кухне, пили чай. Он тогда только устроился работать на стройку.
— Слушай, ну это вообще нормально? — спросила я, не выдержав, — он там жирует, квартиры покупает чужим людям, машины дарит, а мы тут на автобусе ездим!
Брат молчал, смотрел в кружку. Он вообще не любил обсуждать отца.
— Чего молчишь? — спросила я, — тебе не обидно?
— Обидно, — ответил он тихо, — только что толку? Ничего не изменишь.
— Почему? — возмутилась я, — надо что-то делать! Может, поговорить с ним? Сказать ему, что мы тоже его дети?
Брат усмехнулся.
— Поговори с ним, — сказал он, — посмотрим, что получится.
Я решила попробовать. Нашла его номер телефона через общих знакомых и позвонила. Он ответил сразу.
— Алло? — голос у него был какой-то чужой, незнакомый.
— Здравствуй, пап, — сказала я.
Он помолчал немного, потом проговорил:
— А, это ты… Как дела?
— Нормально, — ответила я, — а у тебя?
— Да тоже ничего, — сказал он, — все хорошо.
— Слушай, пап, я хотела с тобой поговорить, — сказала я, стараясь сохранять спокойствие, — нам тут кое-что рассказывали… Про квартиры, про машины… А нам ты помочь…
— И что? — перебил он меня, — какое вам дело?
— Как какое дело? — возмутилась я, — мы — твои дети! Почему ты все им, а нам ничего?
— Я вам алименты платил, — ответил он, — что вам еще надо?
— Алименты? — усмехнулась я, — да этих алиментов на проездной только хватало!
— Я не обязан вас обеспечивать, — сказал он, — вы уже взрослые. Сами должны зарабатывать.
— А их ты, значит, обязан содержать? — не унималась я, — почему им квартиры покупаешь, а мы должны на съемных жить?
Он замолчал на какое-то время, потом сказал:
— Это моя жизнь. Я сам решаю, как мне жить и кому помогать.
— Значит, мы тебе не нужны? — спросила я.
— Не говори глупости, — ответил он, — вы мои дети. Но… У меня сейчас другая семья. И я должен о них заботиться.
— А о нас кто будет заботиться? — спросила я, чувствуя, как в горле образуется ком.
— Сами о себе, — ответил он, — сами о себе.
И бросил трубку.
Я сидела на кухне, смотрела в окно и чувствовала, как слезы катятся по щекам. Мне было так обидно, так больно. Как будто меня предали во второй раз. Я рассказала все брату. Он просто молча обнял меня.
***
Бабушка, как всегда, приехала в гости через пару недель. И, как всегда, начала рассказывать про отца.
— Ой, представляете, — говорила она, — у сына Светланы девушка появилась! Он так переживает, говорит, надо им квартиру покупать! Молодым помогать надо!
Мама молчала, смотрела в окно. А я не выдержала и спросила:
— Бабушка, а он спрашивал, как мы живем? Замужем ли я? Женат ли Витька? Есть ли у него внуки?
Бабушка замялась.
— Ну… Он спрашивал, как у вас дела.
— И что ты ему ответила? — спросила я.
— Я сказала, что у вас все хорошо. Что вы работаете, что у вас все налаживается…
— А ты ему сказала, что мы одеваемся в секонд-хендах? Что мы на автобусе ездим? Что мы сами о себе заботимся, потому что ему на нас наплевать?
Бабушка молчала, опустив голову.
— Он о вас переживает, — пробормотала она тихо, — просто… У него сейчас другая жизнь.
— Другая жизнь, — повторила я, — а мы тогда кто? Призраки?
Мне было так горько и обидно, что я не могла больше сдерживать слезы. Разговаривать с бабушкой больше не хотелось, я вышла. Из соседней комнаты было слышно, как мама успокаивает бабушку. Как она говорит ей, что все хорошо, что мы справимся. Но я знала, что это неправда. Ничего хорошего не было. И ничего хорошего не будет. По крайней мере, до тех пор, пока отец будет жить своей счастливой жизнью, забыв о том, что у него есть еще одна семья. Семья, которую он когда-то предал.
***
Шли годы. Я выучилась, нашла работу, вроде бы жизнь наладилась. Но вот взаимоотношения с отцом так и остались для меня больной темой. Я старалась не думать о нем, жить своей жизнью. Брат тоже вроде бы успокоился, обзавёлся семьёй.
И вот как гром среди ясного неба — звонок. Номер незнакомый. Беру трубку.
— Здравствуйте, это Жанна? — голос хриплый, какой-то слабый.
— Да, я. А кто это?
— Это… отец твой.
У меня аж дыхание перехватило. Отец? После стольких лет молчания?
— Что случилось? — спрашиваю сухо.
— Со мной… беда. В больнице я. Инсульт. Я теперь лежачий.
Я молчу. Не знаю, что сказать. Обида душит.
— Я… хотел попросить… помощи, — говорит он еле слышно.
— Какой помощи?
— Чтобы забрали меня… к себе. Дохаживать.
У меня как будто в голове щёлкнуло. Он вспомнил про нас, когда стало совсем худо? Когда уже никто не нужен, кроме родных?
— Ты серьёзно? — спрашиваю, не веря своим ушам.
— А что мне ещё остаётся? — говорит он, — Светлана… Она не хочет возиться со мной. Говорит, что и так натерпелась. Дети её… тоже не горят желанием.
А мы, значит, горим? Мы, которых он вычеркнул из своей жизни?
— Ты столько лет про нас не вспоминал, — говорю я, не сдерживая горечь, — квартиры им покупал, машины дарил. А мы… Мы сами выживали.
— Я понимаю… — говорит он, — я был не прав. Но… Сейчас мне нужна помощь. Неужели в такой ситуации вы отца одного оставите? Сейчас не время вспоминать детские обиды.
— И ты решил обратиться к нам? К тем, кого ты предал?
Он молчит. Слышу только его тяжёлое дыхание.
— Я не знаю, что делать, — говорит он наконец, — куда мне идти?
И тут у меня в голове начинается настоящая борьба. С одной стороны — обида, злость, желание отомстить. А с другой — жалость. Ведь это мой отец. Хоть и чужой, хоть и предал, но всё же отец.
— Я подумаю, — говорю я наконец, — позвоню тебе.
И отключаюсь. Звоню брату. Рассказываю всё.
— И что ты думаешь? — спрашивает он.
— Не знаю, — говорю я, — с одной стороны, я его ненавижу. С другой — жалко его. Он же совсем беспомощный.
— Я тоже не знаю, — говорит брат, — после всего, что он нам сделал…
— Но он же наш отец, — перебиваю я его.
— Да, отец, — говорит он, — но отец, который предал нас.
Мы долго молчим.
— Я, наверное, не смогу его забрать, — говорит брат наконец, — у меня семья, дети. Мне некогда будет за ним ухаживать.
— Я тоже не горю желанием, — признаюсь я, — у меня нет никаких тёплых дочерних чувств к нему. И выхаживать его… Я просто не знаю, как себя заставить.
— Ну, значит, пусть Светлана за ним ухаживает, — говорит брат, — это её проблемы.
— Она не хочет, — говорю я.
— Тогда пусть ищет сиделку, — говорит брат, — это его проблемы.
Я молчу. Понимаю, что он прав. Но всё равно… Что-то внутри меня гложет.
— Ладно, — говорю я, — я подумаю.
Я сижу и думаю. Вспоминаю детство: как он играл с нами, как учил ездить на велосипеде. А потом вспоминаю развод, новую семью, его равнодушие. И понимаю, что у меня нет никаких сил, чтобы простить его. И тем более — забрать его к себе и ухаживать за ним. И что делать? Оставить его умирать в больнице? Отдать его в дом престарелых? Я не знаю.
В голове только один вопрос: что бы сделала мама на моем месте? Она бы, наверное, простила его. Она всегда была доброй и милосердной. Но я… Я не мама. Я не могу простить его. И не хочу.
***
Отец названивал каждый день. Голос слабел, в нём всё больше сквозила мольба. Я перестала брать трубку. Сброшу звонок и ком в горле. Хочется кричать, плакать, убежать куда-нибудь подальше, чтобы не слышать этот хриплый голос, который напоминает о предательстве. Я не спала ночами. В голове крутились одни и те же вопросы: должна ли я? Имею ли я право отказать? Буду ли я потом жалеть?
Пошла к психологу. Рассказала всё, как на духу. Она слушала внимательно, кивала головой.
— Вы чувствуете себя обязанной ему? — спросила она.
— Нет, — ответила я, — я вообще ничего к нему не чувствую. Кроме злости и обиды.
— А что вы чувствуете, когда он вам звонит?
— Чувствую вину, — говорю я, — что я поступаю неправильно. Что я должна помочь ему.
— Но почему вы так считаете? Кто вам сказал, что вы должны?
— Не знаю, — говорю я, — наверное, общество подобные мысли навязывает. Все же говорят, что родители — это святое. Что надо их любить и уважать.
— А если родители не любят и не уважают своих детей? — спрашивает психолог, — тогда что?
Я молчу. Не знаю, что ответить.
— Вы не обязаны делать то, чего не хотите, — говорит она, — вы имеете право на свои чувства. Вы имеете право на свою жизнь.
— Но как же тогда поступить правильно? — спрашиваю я.
— Правильно — это так, как будет лучше для вас, — говорит она,— не для кого-то другого, а для вас.
Я вышла от психолога немного успокоенная. Но вопросы всё равно остались. Вечером позвонила подруга, Лена. Рассказала ей всё.
— Слушай, да пошли ты его! — воскликнула она, — он тебя бросил, когда ты была маленькая. Даже на выпускной не пришёл! И теперь, когда ему стало плохо, он вспомнил про тебя? Да не смеши меня!
— Я понимаю, — говорю я, — но всё равно…
— Что всё равно? — перебивает она, — ты должна ему? Он тебе что-то дал? Когда ты болела, он хоть таблетки принёс?
— Нет, — говорю я, — не принёс.
— А когда ты институт закончила с красным дипломом, он хоть поздравил тебя?
— Нет, — говорю я, — не поздравил.
— Ну и чего ты тогда мучаешься? — говорит Лена, — он не заслуживает твоей помощи. Он не заслуживает твоего уважения. Он никто для тебя!
— Но он же мой отец, — говорю я.
— Отец? — усмехается Лена, — отец — это тот, кто воспитывает, кто заботится, кто любит. А он… Он просто биологический отец. Не больше.
Я задумалась. Лена права. Он просто биологический отец. Не больше. Вдруг я вспомнила один разговор с мамой, когда мне было лет пятнадцать. Я тогда спросила её, почему папа ушёл. Она долго молчала, а потом сказала:
— Он просто слабый человек. Он не смог справиться с трудностями.
Слабый человек… Да, он всегда был слабым. И сейчас он снова проявляет свою слабость. Он не может сам о себе позаботиться. И хочет, чтобы это сделала я. Но я не хочу быть сильной за двоих. Я хочу жить своей жизнью. Я хочу быть счастливой. И он не имеет права лишать меня этого.
Я приняла решение. Я не буду ему помогать. Я не буду тратить свои силы и время на человека, который меня предал. Я не буду мучить себя чувством вины. На следующий день я набрала его номер. Он ответил сразу.
— Жанн, это ты? — говорит он, — доченька, как дела? Решила что-нибудь?
— Да, — говорю я, — я решила.
— И что? — спрашивает он.
— Я не смогу тебе помочь, — говорю я.
В трубке тишина.
— Почему? — спрашивает он наконец.
— Потому что… Я тебя не уважаю, — говорю я, — ты не заслуживаешь моей помощи.
— Но… Я же твой отец, — говорит он.
— Ты давно перестал быть моим отцом, — говорю я, — когда ты ушёл из семьи. Когда ты забыл про нас. Когда ты не пришёл на мой выпускной. Когда ты чужих детей всем обеспечил, а нам с Витькой лишнего рубля не дал!
— Я понимаю… — говорит он тихо.
— Ты ничего не понимаешь, — говорю я, — ты никогда не понимал.
— Как я жить теперь должен? — не выдерживает он, — мне что, помереть теперь прикажешь? Ты — моя дочь, и как бы то ни было, ты обязана за мной ухаживать!
— Это твои проблемы, — говорю я, — решай их сам.
И отключаюсь. Мне стало легче. Как будто груз с плеч свалился. Я наконец-то свободна. Но в то же время мне немного страшно. А что, если я потом пожалею о своём решении? Что, если меня будет мучить совесть?
***
Недели через две после этого разговора мне позвонили. Номер незнакомый. Беру трубку.
— Здравствуйте, это Жанна? — голос резкий, неприятный, женский.
— Да, это я. А кто это?
— Это Светлана, вторая жена вашего отца.
У меня внутри всё похолодело.
— Что вам нужно? — спрашиваю сухо.
— Мне нужно, чтобы вы забрали вещи вашего отца, — говорит она тоном, не терпящим возражений,— они мне здесь не нужны. Только место зря занимают. Приезжайте послезавтра ровно в два часа дня. Без опозданий!
— Что значит «не нужны»? — возмущаюсь я, — вы что, собираетесь его выкинуть на улицу?
— А что мне с ним делать? — отвечает она, — он — инвалид, лежачий. Мне такие проблемы не нужны.
— Но вы же его жена! — кричу я, — вы должны о нем заботиться!
— Я ничего никому не должна, — говорит она, — я с ним настрадалась достаточно. Он мне больше не нужен.
— И вы так просто отказываетесь от него? — спрашиваю я, — после всего, что он для вас сделал?
— А что он для меня сделал? — усмехается она, — квартиры покупал? Машины дарил? Так это он для себя делал, чтобы покрасоваться перед друзьями. Я, конечно, ему благодарна, он детей моих всем обеспечил… Но ради него я жизнью жертвовать не собираюсь. Какой от него сейчас толк? Никакого!
Я молчу. Не знаю, что ответить. Она говорит правду. Он всегда любил пустить пыль в глаза.
— Забирайте его вещи, — повторяет она, — иначе я их выброшу.
— А вы собираетесь вообще как-то в его жизни участвовать? — спрашиваю я, не выдержав.
— Я? — хмыкает она, — да зачем мне это нужно? Инвалид мне не сдался. Я не собираюсь обременять себя лишними проблемами.
От ее слов мне становится противно. Как можно быть такой бесчувственной?
— Я даже не знаю, как вас назвать, — говорю я ей, — вы — гадина!
— Может быть, — отвечает она, — но зато я живу в своё удовольствие. А вы… мучайтесь со своим отцом, если хотите. Мне он не нужен.
И бросает трубку. Я звоню брату, рассказываю ему всё.
— Ну, что тут скажешь, — говорит он, — классика жанра. Она его выкинула, как старую игрушку.
— И что нам теперь делать? — спрашиваю я.
— Не знаю, — отвечает он, — забирать его к себе я точно не буду. У меня нет ни времени, ни сил на это.
— А что тогда? — спрашиваю я, — оставить его погибать?
— Пусть Светлана ищет ему сиделку, — говорит брат, — это ее проблемы. Она же его жена.
— Она не хочет, — говорю я, — она говорит, что он ей не нужен.
— Ну, значит, пусть он сам о себе заботится, — говорит брат, — он же взрослый человек.
— Он лежачий инвалид, — говорю я, — он не может о себе заботиться.
— Ну, тогда я не знаю, — говорит брат, — это не моя проблема. Жанн, есть учреждения разные для таких брошенных и обездоленных. Не забивай себе голову, а! Он о нас думал, когда мы детьми были? Нет! Чхать он на нас хотел, ему чужие ближе были, чем свои. Вот пусть чужие квартиры, машины, которые им наш папашка купил, отрабатывают. Все, не хочу больше о нем говорить.
***
Меня, конечно, многие осудили за то, что я отказалась забирать к себе отца. Я от него отказалась так же, как и он от меня когда-то. Совесть меня порой грызет, но я пытаюсь с ней договориться. Куда я его заберу? Я однушку снимаю, мне самой места мало. Зарабатываю немного, не думаю, что этих денег мне хватит на то, чтобы обеспечить папашу всем необходимым. Пусть выкарабкивается сам.
