— Мама, ты что натворила?! — Ирина ворвалась в квартиру, размахивая какими-то бумагами. — Дарственная на Викторию? Серьёзно?
Галина Алексеевна медленно подняла глаза от вязания, спицы замерли в её руках.
— Ириша, что ты так кричишь? Соседи услышат.
— Пусть слышат! — Павел появился в дверях следом за сестрой, лицо у него было красное от злости. — Пусть все знают, какая у нас благодарная мамочка!
— Тише, Паша, — Галина Алексеевна отложила вязание на диванчик. — Присядьте, поговорим по-человечески.
— По-человечески? — Ирина швырнула документы на стол. — Это ты называешь по-человечески? Мы всю жизнь тебе помогали, а ты взяла и отписала квартиру внучке!
— Викуля меня два года поила-кормила, когда я болела, — тихо сказала старушка. — А вы где были?
— Мы работали! — взорвался Павел. — У меня семья, кредиты! У Иры дети! А она что, святая какая-то?
— Она ухаживала за мной, когда мне было плохо. Каждый день приходила, готовила, убирала. Даже ночевала, когда врачи сказали, что опасно одной оставаться.
— Специально всё это затеяла! — Ирина ходила по комнате, размахивая руками. — Вымотала тебя, запудрила мозги, а потом под шумок и документы оформила!
— Ириша, как ты можешь так говорить о своей племяннице?
— О какой племяннице? Она нас вокруг пальца обвела! Притворялась паинькой, а сама квартиру под себя подгребала!
Павел подошёл к окну, потом резко обернулся:
— Мам, ты понимаешь, что наделала? Это же трёхкомнатная квартира в центре! Миллионов на пятнадцать потянет!
— Деньги, деньги… — покачала головой Галина Алексеевна. — Только о них и думаете.
— А о чём ещё? — Ирина присела на край кресла. — Мы твои дети! Мы должны были получить наследство, а не она!
— Должны? — в голосе старушки появились стальные нотки. — Никто никому ничего не должен. Это моя квартира, и я имею право распорядиться ею как хочу.
— Мама, — Павел попытался говорить спокойнее, — ну подумай сама. Где справедливость? Мы столько лет тебе помогали…
— Помогали? — Галина Алексеевна встала, опираясь на трость. — Когда в последний раз ты у меня был? Месяц назад? Два?
— Я занятой человек!
— А Викуля каждый день находила время. Принесёт продукты, приготовит обед, посидит, поговорит. Знаешь, как мне было одиноко?
— Она специально это делала! — не унималась Ирина. — Рассчитывала на наследство!
— Если рассчитывала, то заслужила, — отрезала мать.
Дверь тихонько скрипнула, в комнату заглянула Виктория. Увидев взрослых дядю и тётю, она попыталась незаметно скрыться, но Ирина её заметила.
— А, вот и наша наследница! — голос Ирины звенел от ярости. — Заходи, заходи, не стесняйся!
Виктория неуверенно вошла, в руках у неё была сумка с продуктами.
— Я… я просто хотела бабуле обед приготовить.
— Обед! — фыркнул Павел. — Всё понятно. До сих пор подлизываешься?
— Павел! — одёрнула его мать.
— Что «Павел»? Всё честно говорю! Она тебя обманула, мама! Втёрлась в доверие и квартиру себе прихватила!
Виктория побледнела, поставила сумку на стол.
— Я ничего не просила у бабушки. Она сама…
— Конечно, сама! — перебила Ирина. — А ты, наверное, ещё и отказывалась?
— Я действительно отказывалась! Говорила, что рано ещё об этом думать!
— Вранья! — Павел ударил кулаком по столу. — Всё это спектакль!
Галина Алексеевна тяжело опустилась в кресло, прижала руку к виску.
— Хватит кричать… голова болит.
— Мама, только не надо разыгрывать больную! — Ирина подошла к матери. — Мы не маленькие, чтобы на жалость давить!
— Я не разыгрываю. Мне и правда плохо от вашего крика.
Виктория быстро подошла к бабушке, присела рядом:
— Бабуля, может, вам таблетку принести? Или водички?
— Вот видишь? — Ирина указала на внучку. — Опять изображает заботливую! Всё это притворство!
— Довольно! — прозвучал резкий голос от двери. Все обернулись. На пороге стояла соседка, тётя Валя, с ведром в руках. — Что вы тут устроили? На весь дом кричите!
— Валентина Михайловна, это семейное дело, — попытался урезонить её Павел.
— Семейное? — тётя Валя поставила ведро и вошла в комнату. — Когда Галочка болела, где была ваша семья? Я вот помню, как эта девочка, — она кивнула на Викторию, — каждый день бегала за лекарствами, в больницу возила.
— Тётя Валя, не надо, — тихо попросила Виктория.
— Надо! Пусть знают правду!
— Правду? — Ирина повернулась к соседке. — А вы знаете, сколько денег мы на мать тратили? Лекарства покупали, врачей оплачивали!
— Покупали, — кивнула тётя Валя. — Раз в месяц приедете, денег на стол положите и уедете. А кто каждый день суп варил? Кто по ночам не спал, когда у неё температура была?
— У меня своя семья! — огрызнулась Ирина. — Муж, дети, работа!
— И у Вики есть своя жизнь, — спокойно ответила соседка. — Но она выбрала заботиться о бабушке.
Павел нервно ходил по комнате:
— Хорошо заботилась! Глядишь, и квартирка подвернулась!
— Паша, — Галина Алексеевна подняла на него усталые глаза, — ты помнишь, как в прошлом году я упала в ванной? Кто меня в больницу отвозил?
— Ну… Скорую вызвали…
— Вика вызвала. В три утра примчалась, хотя у неё на следующий день экзамен был. Всю ночь в приёмном покое просидела.
— Мама, мы же не знали! — воскликнула Ирина. — Нам никто не звонил!
— Звонила. Твой муж сказал, что ты спишь, а утром на работу рано. Паше тоже звонила — он был на корпоративе.
Виктория молча слушала, теребя край куртки.
— Бабуля, не надо… Они правы, у всех своя жизнь.
— Не правы! — тётя Валя махнула рукой. — У всех жизнь, а забота на одних плечах! Я своими глазами видела, как эта девочка полы мыла, бельё стирала, лекарства по расписанию давала.
— Хватит нас стыдить! — вспыхнул Павел. — Мы не обязаны были каждый день тут торчать!
— Не обязаны, — согласилась мать. — И я не обязана была вам квартиру оставлять.
— Мама! — Ирина схватилась за сердце. — Как ты можешь так говорить? Мы твои дети!
— А Вика мне как дочка стала. Больше дочки, чем вы.
Повисла тяжёлая тишина. Галина Алексеевна смотрела в окно, где начинало темнеть. Виктория встала и пошла на кухню — прибирать принесённые продукты.
— Мы в суд подадим, — тихо сказал Павел. — Докажем, что она тебя принуждала к дарственной.
Старушка медленно повернула к нему голову:
— Подавайте. Только свидетелей у меня больше, чем у вас.
— Каких свидетелей?
— Тётя Валя видела, как Вика за мной ухаживала. Врачи в поликлинике знают, кто меня на приёмы водил. В аптеке помнят, кто лекарства покупал. А вас там никто не видел.
Ирина и Павел переглянулись. В их глазах мелькнуло что-то похожее на неуверенность.
— Мы решение не изменим, — заявила Ирина, направляясь к двери. — Это несправедливо, и мы будем бороться.
— Боритесь, — устало ответила мать. — Только помните: правда всегда наружу выходит.
Брат с сестрой ушли, громко хлопнув дверью. Тётя Валя покачала головой и последовала за ними. В квартире стало тихо, только слышалось, как на кухне гремит посуда — Виктория готовила ужин.
Прошло две недели. Галина Алексеевна сидела на кухне, мешала ложечкой остывший чай. В руках у неё лежала повестка в суд.
— Бабуля, не расстраивайтесь так, — Виктория присела рядом, накрыла дрожащую руку старушки своей ладонью. — Всё будет хорошо.
— Викуля, милая, — голос у бабушки дрогнул, — может, не надо было дарственную оформлять? Видишь, что началось…
— Не говорите так. Вы поступили правильно.
— Правильно? — Галина Алексеевна покачала головой. — Дети меня теперь врагом считают. Ирина вчера звонила, кричала, что я предательница.
— Она просто злится. Пройдёт время, поймёт.
— Не поймёт. — Старушка вздохнула. — Знаешь, что мне Паша вчера сказал? Что я всегда тебя больше любила, чем их.
Виктория замерла с чашкой в руках:
— И это правда?
— Не знаю… — призналась бабушка. — Ты другая. Добрая какая-то, тёплая. А они… они всегда были колючие, далёкие.
— Может, я откажусь от дарственной? — тихо предложила внучка. — Напишу отказ, и всё закончится.
— Нет! — резко ответила Галина Алексеевна. — Ни в коем случае! Это будет значить, что они правы. Что я была неправа.
— Но если семья разрушится из-за меня…
— Семья уже давно разрушена, Викуля. Просто я этого не хотела признавать.
Раздался звонок в дверь. Виктория пошла открывать и вернулась с участковым.
— Добрый день, Галина Алексеевна, — поздоровался полицейский. — На вас поступила жалоба.
— Какая жалоба? — удивилась старушка.
— Ваши дети утверждают, что внучка принуждает вас к передаче имущества. Говорят, вы находитесь под психологическим давлением.
Виктория побледнела:
— Это неправда!
— Я должен провести беседу, — объяснил участковый. — Галина Алексеевна, расскажите, как проходило оформление дарственной.
— Я сама пошла к нотариусу, — твёрдо ответила старушка. — Никто меня не принуждал.
— А почему именно внучке передали квартиру?
— Потому что она заслужила. Два года за мной ухаживала, когда я болела.
— Ваши дети говорят по-другому.
— Мои дети много чего говорят, — горько усмехнулась Галина Алексеевна. — Только правды среди этого мало.
Участковый записывал показания, время от времени поглядывая на Викторию.
— А вы что скажете? Просили у бабушки квартиру?
— Никогда! — воскликнула девушка. — Я даже отговаривала её! Говорила, что рано ещё об этом думать!
— Свидетели есть?
— Соседка Валентина Михайловна слышала наши разговоры. Врачи в поликлинике знают, кто бабушку на приёмы водил.
После ухода участкового Виктория села на диван и заплакала.
— Бабуля, я не могу больше… Они меня преступницей выставляют!
— Викуля, родная, — Галина Алексеевна обняла внучку, — не плачь. Мы правы, и суд это докажет.
— А если не докажет? Если решат, что я вас принуждала?
— Не решат. У нас правда на стороне.
— Может, мне уехать? На время, пока всё не уляжется?
— Куда уехать? Это твой дом теперь.
— Не мой! — Виктория подняла заплаканные глаза. — Я же понимаю, что вы сделали это от безысходности! Потому что некому было за вами ухаживать!
— Неправда. — Галина Алексеевна покачала головой. — Я сделала это, потому что ты единственная, кто меня по-настоящему любит.
— Они тоже вас любят…
— По-своему. На расстоянии. А ты рядом была, когда мне плохо было.
Виктория вытерла слёзы, встала с дивана:
— Схожу в магазин. Молока купить надо.
— Викуля, не вини себя. Ты ни в чём не виновата.
Девушка кивнула и вышла. А Галина Алексеевна осталась сидеть в пустой квартире, глядя на повестку в суд и думая о том, что же она наделала.
Зал суда был полон. Галина Алексеевна сидела рядом с адвокатом, нервно теребя платок. Виктория устроилась на скамье для свидетелей, бледная как стена.
— Встать, суд идёт! — объявил секретарь.
Судья, пожилая женщина в очках, окинула взглядом присутствующих:
— Слушается дело по иску Ивановой Ирины Алексеевны и Иванова Павла Алексеевича о признании договора дарения недействительным.
Адвокат истцов, молодой мужчина в дорогом костюме, встал:
— Ваша честь, мы докажем, что пожилая женщина находилась под психологическим давлением ответчицы, которая злоупотребила её доверием.
— Что вы можете сказать в свою защиту? — обратилась судья к Виктории.
— Я… я никого не принуждала, — дрожащим голосом ответила девушка. — Бабушка сама решила.
— Сама? — встал адвокат истцов. — А кто ей эту идею в голову вложил?
— Никто! — воскликнула Галина Алексеевна. — Я сама всё решила!
— Галина Алексеевна, — судья повернулась к ней, — расскажите подробно, как происходило оформление дарственной.
— Вика два года за мной ухаживала. Готовила, убирала, к врачам водила. А мои дети… — старушка посмотрела на Ирину и Павла, — они изредка заглядывали.
— Мы работали! — не выдержала Ирина. — У нас свои семьи!
— Тише! — одёрнула судья. — Продолжайте, Галина Алексеевна.
— Когда мне совсем плохо стало, в больнице лежала, я поняла: если умру, Вика останется ни с чем. А она столько для меня сделала…
— Она рассчитывала на это! — вскочил Павел. — Специально заботилась, чтобы наследство получить!
— Павел Алексеевич, садитесь! — строго сказала судья. — Галина Алексеевна, кто предложил оформить дарственную?
— Я сама. Вика даже отказывалась сначала.
Адвокат истцов хитро улыбнулся:
— А теперь послушаем свидетелей. Валентина Михайловна Петрова!
Тётя Валя, нарядно одетая, подошла к месту для свидетелей:
— Я два года наблюдала, как Виктория за Галочкой ухаживала. Каждый день видела её с сумками, лекарствами. А детей её редко встречала.
— Может, вы предвзято относитесь к истцам? — попытался подколоть адвокат.
— Предвзято? — тётя Валя возмутилась. — Я правду говорю! Когда Галочка упала в ванной, кто скорую вызывал? Вика! Кто всю ночь в больнице сидел? Вика!
— Хорошо, — судья записала показания. — Есть ещё свидетели?
Встала врач из поликлиники:
— Виктория Сергеевна всегда сопровождала Галину Алексеевну на приёмы. Очень заботливая девушка. А детей пациентки я практически не видела.
Ирина и Павел переглянулись. Их адвокат нервно шептал что-то в блокнот.
— Виктория Сергеевна, — обратилась судья к ответчице, — что вы можете добавить?
Виктория встала, руки у неё тряслись:
— Я… я хочу отказаться от квартиры.
В зале повисла тишина. Галина Алексеевна вскочила:
— Викуля! Что ты говоришь?!
— Я не могу больше! — слёзы потекли по щекам девушки. — Меня обвиняют в том, чего я не делала! Пусть забирают свою квартиру!
— Нет! — закричала бабушка. — Не смей отказываться!
— Тишина в зале! — стукнула молотком судья.
Виктория вытерла глаза:
— Ваша честь, я официально отказываюсь от дарственной. Пусть квартира перейдёт к законным наследникам.
— Викуля, остановись! — Галина Алексеевна попыталась встать, но пошатнулась.
— Вызовите скорую! — крикнул кто-то из зала.
— Не надо скорую! — старушка выпрямилась, глаза у неё горели. — Вика, если ты откажешься, я… я тоже от детей откажусь!
— Мама! — ахнула Ирина.
— Что значит «откажусь»? — уточнила судья.
— Завещаю квартиру приюту для животных! Или детскому дому! Кому угодно, только не им!
— Мама, ты что говоришь?! — Павел побледнел.
— То, что думаю! — Галина Алексеевна повернулась к детям. — Вы хотите справедливости? Вот вам справедливость! Вика меня любила бескорыстно, а вы только из-за денег суетитесь!
— Бабуля, перестаньте! — Виктория подбежала к ней. — Не надо так!
— Надо! Пусть все знают правду!
Судья внимательно наблюдала за происходящим, потом постучала молотком:
— Объявляется перерыв на полчаса. Всем успокоиться и подготовиться к вынесению решения.
Когда зал опустел, Галина Алексеевна крепко взяла Викторию за руку:
— Если ты откажешься, я никогда тебе этого не прощу.
— Но они же ваши дети…
— А ты мне роднее детей стала. И если они этого не понимают, значит, я их плохо воспитала.
— Бабуля…
— Хватит! Решение принято. И пусть весь мир знает: любовь нельзя купить, но можно заслужить.
Суд возобновился. Судья внимательно изучила документы, потом подняла глаза:
— Суд признаёт договор дарения законным. Иск отклоняется.
Ирина и Павел сидели как громом поражённые. Их адвокат собирал бумаги, что-то бормоча себе под нос.
— Однако, — продолжила судья, — ответчица заявила об отказе от дарственной. Виктория Сергеевна, подтверждаете ли вы своё заявление?
Виктория встала, в зале повисла тишина. Галина Алексеевна смотрела на неё с надеждой и страхом.
— Ваша честь, — тихо сказала девушка, — я передумала.
— То есть?
— Я принимаю дарственную. И благодарю бабушку за доверие.
Галина Алексеевна облегчённо вздохнула, но Виктория ещё не закончила:
— Но я хочу добавить. Эта квартира будет продана.
— Что?! — воскликнула старушка.
— Деньги пойдут на покупку маленькой квартирки для бабушки и на её лечение. А остальное я поделю поровну между дядей Пашей и тётей Ирой.
В зале стало так тихо, что слышно было, как тикают часы.
— Викуля… — прошептала Галина Алексеевна.
— Я не хочу, чтобы из-за меня семья разрушилась, — продолжила девушка. — Пусть каждый получит своё.
Ирина и Павел смотрели на неё с открытыми ртами. Их адвокат растерянно пожал плечами.
— А где ты жить будешь? — спросила бабушка.
— Сниму комнату. Или к родителям вернусь. Главное, чтобы у вас всё было хорошо.
Судья записала решение в протокол:
— Заседание объявляется закрытым.
На улице, возле здания суда, Виктория достала из сумочки связку ключей и протянула их Галине Алексеевне:
— Бабуля, вот ваши ключи. Пока не продадим квартиру, живите спокойно.
— Вика, ты что наделала? — Ирина подошла к племяннице, в глазах у неё стояли слёзы. — Мы же не этого хотели…
— Хотели, — спокойно ответила девушка. — И получили. Только я не хочу быть причиной вашей ссоры с мамой.
— Но ты же заслужила эту квартиру! — воскликнул Павел.
— Я заслужила бабушкину любовь. А это дороже любой квартиры.
Галина Алексеевна обняла внучку:
— Викуля, милая, ты слишком добрая для этого мира.
— Или как раз достаточно добрая, — улыбнулась девушка.
Ирина и Павел переглянулись, потом подошли к матери:
— Мам, прости нас, — тихо сказала Ирина. — Мы повели себя как… как жадные дети.
— Простила уже, — кивнула старушка. — Только помните: Вика остаётся в нашей семье. И никто не смеет её обижать.
— Не смеем, — пообещал Павел.
Виктория смотрела на них всех и думала о том, что иногда нужно потерять что-то важное, чтобы найти что-то ещё более ценное.
— Ну что, — сказала тётя Валя, появившаяся словно из ниоткуда, — пойдёмте домой чай пить. А то стоим тут, как столбы придорожные.
Все рассмеялись. И Виктория поняла: она приняла правильное решение.
— Идёмте, — сказала Галина Алексеевна, взяв внучку под руку. — У нас ещё столько разговоров впереди.
