— Ты сама хотела! Вертелась тут, виляла, демонстрировала… От-от, все на показ! А, когда наткнулась на закономерную реакцию, так обиженную из себя строишь. Намалевалась-то!
Когда обессиленная Лина выскочила навстречу маме, не на такую выволочку она надеялась. У мамы забегали глазки при виде топика, который все еще висел лоскутами, и она спросила: “Ты кому-то сказала?”. Не “доченька, как же так”, не “я доберусь до него”, даже не “как ты себя чувствуешь?”. Она боялась за мужа, а не за Лину. “Нет, никому” – всхлипывала Лина.
— Ты сама хотела! – маму перестал сжимать страх разоблачения.
Все уместилось в это обвинение “ты сама хотела”.
— Куда намалевалась?
— На школьную дискотеку…
Сегодня Лина наряжалась на тематический вечер. Помыла голову оттеночным шампунем, чтобы быть похожей на своего кумира. Но отчим сказал, чтобы она все смыла. Когда она отнекивалась, Игорь разозлился. Лину затолкали в ванную. Это было нормально у них. Лупить ее. Закрывать в темном помещении. Орать.
— Что за патлы? Почему они малиновые? Ты девушка или монстр из фильма ужасов? Смой это с себя! Или перекрась! – он не деликатничал, когда приходил “повоспитывать” Лину.
Крепко выпив, он мнил себя гением педагогики.
— Цвет смоется сам по себе. Это оттеночный шампунь, это не краска! – это был ее крошечный акт неповиновения, — Смоется! Он смоется!
— Что о тебе в школе скажут? Буду смывать это столько раз, пока они не побелеют у тебя!
Там-то все и случилось.
Он чуточку протрезвел и сбежал. Лина дождалась прихода мамы.
— О, дискотека! Тогда вообще не надо разводить тут сырость. Не он, так другой бы… — мама улыбалась так, будто ей весело.
Но это маска.
— Я его посажу!
И страх разоблачения снова сковал женщину, но тут она мать, у нее все рычаги давления.
— Посади. Да, посади. Ему дадут лет 12. Я с этим жить не смогу. Тебя определят в интернат. Твой брат сиротой останется. Посади, непременно, посади. Когда это напечатают на всех первых полосах города, то тебе в интернате тоже жизни не будет. Все, включая тех, с кем ты сейчас дружишь, будут показывать на тебя пальцем. Посади. Валяй!
— Посажу!
По батарее постучали соседи, взбудораженные их разборками.
Лина как воды в рот набрала.
— Зови их, — ухмыльнулась мать, — Зови. Когда еще такой случай представится? И звонить никуда не надо. Скажешь соседям. Они сами в полицию доложат. Зови. Чего ты замолчала?
— И позову…
— Валяй.
Надо знать, какие струны затрагивать.
Лина – замкнутая девочка. Она и шампунь этот купила только за компанию с одноклассницей. И Лина очень боится детского дома, которым ее всегда стращали. А в ясельках сейчас спит ее братик, ему тоже будет несладко в детском доме.
— Не позовешь? – спросила мама, — Считай, что тебе это приснилось. Ничего не было. И не разводи сырость из-за ерунды.
***
У Игоря хватило наглости вернуться. С маминой подачи, разумеется. Она выждала немного, когда слезы высохнут, и все видимые следы пройдут, и привела его домой.
Лина, как сова, выбиралась на охоту по ночам – добегала до кухни, складывала в пакет запасы и снова не вылезала из комнаты.
Когда мама-таки вытолкала ее в школу, то Лина уходила в 6, ни свет ни заря, и не отсвечивала дома до ночи, пока все не улягутся спать. Мама подсовывала ей деньги на карманные и на питание.
Все смешалось у Лины. Она жила своей обычной жизнью: посещала школу, кружки, даже с девчонками из танцевальной студии гуляла. И в тот же момент она уже была совершенно другой. Не той Линой, что “до” происшествия. Не той, которая не слышала от матери “сама хотела”. В 15-летней Лине жила уже старушка, ополчившаяся на мир.
Полгода она избегала отчима.
Но он ее настиг.
В комнате, которую Лина запирала изнутри, вдруг провернулась щеколда, кто-то сделал дубликат, и Игорь, умасливая ее дорогущей косметикой, застыл на пороге:
— Привет, птичка. Нехорошо, наверное, что мы живем в одной квартире, как семье, а игнорируем друг друга. Я тебе тут кое-что купил… Держи, птичка. Извини, в тот раз я зашел слишком далеко. Просто ты… напрашивалась. Так заманивала. Просила взглядом. Я и не сдержался.
Если бы не борода, то ему можно дать лет 20-22. На самом деле, ему 27. Он младше мамы. Она завлекла его. Молоденького, подтянутого, но пьющего мужа. И держалась за него, как за последнюю соломинку.
— Я не крашусь.
— Это уходовая.
— Вот и уходите! Не надо приходить в мою комнату!
Все случилось снова…
Лина пережила это, как данность. Она даже маме не пожаловалась. Маргарита все понимала. Она видела и футболочки в корзине, и видела растерянный, почти потухший взгляд дочери, но отмалчивалась. А, когда эмоции переполнили, предостерегла:
— Как и прежде, никому не говорю. Помнишь, что произойдет? Ему срок дадут. Мне не жить. Ванечка сиротой останется. Тебя опозорят все.
— Почему ты его не выгонишь? – Лина отпила из своей некогда любимой кружки.
— Смешная ты! Жизни еще не знаешь. А у меня двое детей на руках. Кто за все будет платить, когда Игорь сядет? Ты? Сомнительно.
И материальный вопрос был поставлен выше Лины. Наверное, тогда она в чем-то понимала маму. У мамы 2-ая группа. И небольшая пенсия. На работу ее не берут, она редко ходила по собеседованиям, но там не мечтали ее устроить.
За все платит Игорь.
Вот и заплатил…
Игорь приходил к ней. Мама ему не препятствовала. Она ничего не спрашивала, а старалась исчезать из дома тогда, когда ситуация накалялась, и приходила потом, будто ничего не стряслось.
Лина поняла, что может защитить себя только сама. Когда дверь в ее комнату отворилась в очередной раз, Лина была наготове: она выудила из-за шкафа кочергу. У подружки в деревне родители проводили инвентаризацию, и много хлама повыбрасывали, а Лина подобрала.
— Только подойди!
Он намеку внял.
Лина сползла на пол. Получилось? Или нет? Она тряслась от того, что он может вернуться в любую секунду с какой-то битой, к примеру, или с чем похуже, но и позволять ему все уже не собиралась – если это ее конец, то это конец. Она напряженно ждала.
И тут захлопнулась входная дверь.
— Фух, — Лина кочергой смахнула чайник с подноса, но это случайно.
Игорь в их доме больше не появлялся, но, как мать надеялась, все еще появится, ведь он не прихватил с собой ничего, кроме кошелька и куртку, а, как минимум, телефон и верхняя одежда ему понадобятся.
— Это все ты виновата! – истерила мама, — Он ушел, потому что ты его обижала! За отца не считала!
— За отца? За какого отца? Который меня…
— Это мужские слабости! Ты, как умная девочка, должна была это урегулировать. Сглаживать как-то. Но ты! Ты приносишь только раздор в мою жизнь! Ты все портишь! Из-за тебя он ушел!
— Или из-за того, что больше не сможет справиться со мной?? – встрепенулась Лина, — Скажи, мам, тебе это было удобно. Он лез ко мне и выплескивал всю свою ярость на меня. Налево не ходил. Деньги в дом приносил. Тебе это было просто удобно! Чтобы я расплачивалась за то, что ты не хочешь работать!
— Даже, если это так… — мать взяла Лину за волосы, — Что ты в этом смыслишь? Ничего. Это я думала, как нашей семье жить! Иначе бы на помойке уже все были. Я закрывала глаза на его маленькие шалости. Чтобы ты и твой брат были домашними детьми, а не детдомовскими! Игорь ушел… Из-за тебя! Ты никого не любишь! Ты не можешь потерпеть немного, чтобы у всех все было хорошо!!! А он ушел, — она сползла, рыдая, — Он ушел… Он больше никогда меня не обнимет…
Ужасно, но Лина даже не испытала сострадания к матери. Вообще ничего.
Игорь больше никогда ее не обнял, как она и боялась. Через неделю его задержали в частном секторе. Девчушка лет 14 рассказала матери обо всем, что он с ней сделал, а там оказалась настоящая мать, которая горой за своего ребенка, и уже через час полиция и волонтеры прочесывали пригород.
Заголовки дошли до знакомых. Пальцем на них уже показывали.
— Это ты его таким сделала! – мама прочитала заголовки и тут же показала свое истинное нутро, — Ты! Потому что отказала! Он неуравновешенный, он ведомый, его чувства им руководят… Если он выпил и захотел… Отказать ему в таком состоянии – это толкнуть на преступление!
— Я оборонялась!
— Ты думаешь только о себе! Ты и его оттолкнула из чисто эгоистичных соображений! Тебе наплевать, куда он пошел, что натворил, и каково ему будет в тюрьме. Каково Ванечке будет узнать, что его отец – заключенный. А все ты! Будь ты покладистей, он бы не сидел в тюрьме!
Пальцем на них показывали везде: у школы, у рынка, у ЖКС. Лина абстрагировалась, а мама сразу начинала всхлипывать.
— Какие несчастья ты принесла в наш дом… Какие несчастья… — мама гладила фотографию с их с Игорем свадьбы, — Репутация разрушена. Игорь под следствием. Все, он пропал. Его жизнь, его карьера навсегда загублена. Никто ему в городе и руки не подаст. Это все ты…
— Он похитил девочку! Она чудом от него сбежала! И это после всего того, что он ей причинил… И ты его защищаешь?
— Да! Он юный мальчик, он неуравновешен… За ним надо приглядывать.
Кто эта женщина? Уж точно не мать Лины.
— Какое ничтожество… — сказал Лина.
— Я мать твоя.
С того разговора мама ходила по дому, как вдова – в черной вуали. Будто у них кто-то погиб. Лина бы отметила отсидку отчима, вкусно отобедав с подругами, но ее круглосуточно подташнивало, и закрадывались самые нехорошие подозрения.
— Мама, я беременна, — сообщила она.
— От кого?
Под глазами женщины пролегли черные круги.
— Проведем викторину или сама догадаешься??
— Понятно. Прерывай. Улики нам ни к чему.
— Опоздали с этим.
— Тогда отказ напишешь. Или хочешь мать угробить?? Я и так на ладан дышу.
— Не хочу.
У них было двойное прощание. Лина в роддоме смотрела, как уносят ее сына, а ее мать в тюрьме слушала, что Игорь неудачно поскользнулся. Лине было ни чуточку не жаль отчима. Но о ребенке она всегда помнила.
***
— Твоя мать в хосписе!
— Сегодня день хороших новостей?
— Она отказывается от еды. Говорит, ты придешь и покормишь. Зовет тебя. Прощения просит.
— Ну, и что?
— Ей там одиноко!
— Ну, и что?
— Он даже не частный!
— Ну. И. Что?
— Ты не бедствуешь, так дай матери дожить дома!
— …
— Все-таки она твоя мать…
Ангелина перекинула ногу на ногу.
— Ты в роуминге. Не разорись.
— Не разорюсь, Лина! Она зовет тебя. Боже, как это больно…
— Не ходи к ней.
— Прояви милосердие.
— Нет, Регина. Она получила по заслугам. И, если ей там страшно, то я, на радостях, выпью за это.
Есть люди, которые бесцельно бродят по земле и нигде не задерживаются. Как Лина. Сегодня ее парень сделал ей предложение. Он мечтает о детях. Но у Лины внутри айсберг.
Ангелина выпила за упокой матери. И снова переехала, бросив парня, как бросала всех, с кем когда-то была знакома.
