Чаще всего она вспоминала нерожденного ребёнка. Представляла его светлые кудри, ладошку в своей руке, молочный детский запах. Санитарка, крепкая женщина с тёмным лицом, сказала:
– Радуйся, бог беду отвёл.
Какую беду? Да, она была бы матерью-одиночкой, но это лучше, чем быть одной.
Мама предлагала вернуться в город, но Наташа не хотела. Не могла. Побег казался ей предательством, хотя, если рассудить – это он её предал. Наташа предпочитала думать, что с Димой произошёл несчастный случай. Тогда жить было проще, иначе можно сойти с ума. Хотя это выражение она старалась не использовать.
Из задумчивости вывел стук в дверь. Осторожный, почти поскреблись, а не постучали.
– Аля, заходи!
Сестра Димы всегда была робкой, до того как это с ним случилось, и не заговорила ни разу с Наташей. Он объяснял, что Аля с чудинкой, и Наташа легко это приняла. Девушка была младше Димы на десять лет, и он практически был для неё отцом, так как иного просто не было. К брату была привязана, на похоронах билась в конвульсиях, а после стала приходить к Наташе.
– Печенье, – сказала она и поставила на стол тарелку.
Она всегда приносила печенье – румяные кругляши с кусочками арахиса, который продавали в местном магазине в больших упаковках. Наташа поставила на плиту закопчённый чайник, насыпала в заварник чая и душицы. Чай пили молча: Наташа из вежливости грызла каменное печенье, Аля ела другое, принесённое в кармане – у неё была аллергия на орехи, и себе она пекла отдельно.
– Сапоги грязные, – скорее не спросила, а просто заметила Аля.
– В лес ходила, – ответила Наташа. – Искала грибы.
– Грибы, – повторила Аля вновь без вопросительной информации.
Про грибы Наташа соврала. В лес она ходила не для этого. С некоторых пор в её голове появились голоса. Сначала был просто шум, и Наташа думала, что просто устала или это давление, даже аппарат купила. Давление было в норме, но уставала она больше чем обычно. На коже появились фиолетовые звёздочки сосудов и мелкие синяки. Как тогда, когда забеременела. Но на этот раз беременности быть не могло, и Наташа списала своё состояние на длительный стресс. В конце концов, она потеряла мужа, жила чуть ли не отшельницей на краю деревни, только Аля и приходила к ней, больше никто. Поэтому когда шум сменился на тихие голоса, словно где-то вдалеке играло радио, рассказать об этом было некому. Разве что маме, но пугать её не хотелось. Наташа всё время думала о том, заразно ли сумасшествие, но мысль эту быстро прогоняла. Дима не был сумасшедшим, у него просто была депрессия. И всё это – трагическая случайность.
– Как мама? – спросила Наташа, чтобы перевести тему.
Аля пожала плечами.
Мать Димы и Али из дома почти не выходила – несколько лет назад сломала шейку бедра и лежала теперь прикованная к постели. Наташа по первости предлагала свою помощь в уходе, но Дима сказал, что не надо: мама не любит чужих людей.
Наташа так и осталась для них чужая. Чужая в этой деревне, в этой семье.
С Димой они познакомились в университете. Он учился на лесничем деле, она на ландшафтном дизайне. Наташа тогда встречалась с высоким красавцем Славиком, и он, ничего не объяснив, однажды при всех заявился с Ольгой Морозовой, держа её за ручку и целуя так, словно собирался проглотить остренькое личико Морозовой. Наташа не выдержала, расплакалась. А Дима подошёл к ней после пар и сказал:
– Он не стоит тебя, не надо плакать. Если хочешь, я ему нос сломаю. Хочешь?
Дима говорил так серьёзно, что Наташа рассмеялась. И потом уже никогда не плакала. Даже в тот день, когда его нашли угоревшего в бане. И в тот, когда женщина с непроницаемым лицом написала в карте: замершая беременность.
Наташа сама предложила ему вернуться в деревню, видела, как Диме сложно в большом городе, как он скучает по лесным угодьям. Да, она никогда не жила в деревне и мечтала украшать парки в городе, но ведь когда она об этом мечтала, Димы ещё не было в её жизни. В деревне ей нравилось, и леса, так много значившие для Димы, нашли дорожку к её сердцу. Леса Наташу и спасали.
Когда Аля ушла, Наташа легла подремать. Ещё во сне в голове зашумело, а когда проснулась, перекличка голосов была уже слишком явной, чтобы её игнорировать. Сил идти в лес, где голоса утихали, у Наташи не было, но она попыталась встать и одеться. Руки не слушались, словно онемели, в последнее время такое часто случалось. На краешке сознания крутилось воспоминание о сне. Кажется, там было озеро, большое и тёмное, здесь таких не было. В лодке, которая скользила по гладкой поверхности, сидел Дима, а рядом с ним светлокудрый мальчик. Дима что-то говорил ей, но Наташа никак не могла вспомнить, что. Когда грязный сапог упал на пол, выскользнув из рук Наташи, в голове чётко прозвучало: больница.
Она позвонила маме. Поняла, что сама не доедет, голова кружилась, руки ничего не могли удержать.
Следующие дни слепились в один: беспокойные мамины глаза, мужчина в белом халате с рыжей бородой, капельницы, таблетки, уколы… Диагноз: какая-то там анемия, Наташа не запомнила. Она существовала в ином мире, где свет никогда не бывает ярким, а тьма наступает из каждого угла. В тот день, когда шум в голове, наконец, утих, мужчина в белом халате с рыжей бородой сел рядом и спросил:
– А теперь скажите, Наталья Ивановна, кто мог вас отравить?
Морщинки в уголках глаз выдавали весёлого человека, всегда готового к улыбке. Он и доказал это, когда Наташа спросила:
– Так значит я не сошла с ума? Какая досада, а я уже придумала, как проведу остаток своих дней в смирительной рубашке…
Он улыбнулся, хотя попытка пошутить была так себе. Но врач оценил Наташино нежелание впадать в драму, и этим придал ей сил.
– Я не знаю, – ответила она. – Никто. Может, это вода? В той деревне все немного странные.
Раньше она говорила «в нашей деревне». Обещала себе, что никогда не уедет, что будет ухаживать за могилой мужа, жить в его доме, смотреть за посаженными им деревьями. Но сейчас Наташа твёрдо знала, что назад больше не вернётся.
Один раз всё же пришлось поехать: нужно было собрать вещи, попросить Алю присматривать за домом. Можно было вообще оформить на Алю дарственную, но Наташа не была уверена, что получится: кажется, у девушки был официальный диагноз, по крайней мере, Дима говорил, что в школу та не ходила.
– Возьму пробы воды из колодца, – сказал Женя, который вызвался отвезти Наташу в деревню.
Два месяца она прожила у мамы, проходя курс лечения и потихоньку возвращаясь к жизни. В деревню не звонила, не могла себя заставить: было стыдно, что бросила Алю одну с больной матерью.
Наташа долго стучала в дверь. Никто не открывал. Из трубы вился тонкий дымок, значит, дома кто-то был. Мать в любом случае там. И Наташа открыла дверь.
– Есть кто дома? – спросила она.
В избе было тихо, только холодильник гудел. Наташа шагнула из темноты коридора на кухню, увидела Алю. Та сидела на табуретки, поджав ноги под себя, склонившись над большой книжкой с картинками. На столе лежала горсть орехов, которые она кидала в рот, роняя на пол, и те катились по крашеным доскам, падая в подпол. Аля подняла на Наташу удивлённый взгляд.
– Привет, – сказала Наташа. – Прости, я болела, не могла приехать.
Глаза Али забегали из стороны в сторону, словно она кого-то искала и не могла найти. Большая пушистая кошка спрыгнула с печки на стол, и Наташа чуть не вскрикнула от испуга. Аля провела рукой по свалявшейся шерсти и сказала:
– Иди мышей лови.
Потом повернулась к Наташе и будто бы всё это было обычным делом, пояснила:
– Взяла у тёти Дуси, а то мыши у нас развелось. Ничто их не берёт.
И снова закинула несколько орехов в рот.
Наташа уже привыкла к странному поведению Али. Она и не думала, что будет просто. Нужно бы поговорить с матерью, но никак не получалось оторвать взгляд от горстки орехов.
– Я уезжаю, – сказала Наташа. – В город. Не вернусь сюда. Посмотришь за домом?
Аля долго молчала, уставилась Наташе в лоб прямым упрямым взглядом. Потом сказала:
– Это ты во всём виновата.
Можно было уточнить в чём, смахнуть арахис со стола и спросить насчёт аллергии, вытрясти из Али правду. Но правды не хотелось. Хотелось уехать отсюда как можно быстрее. Наташа положила на стол ключ, развернулась и ушла. Кошка выскользнула за дверь вместе с ней. Женя ждал в машине на улице.
– Ну как? – спросил он, внимательно глядя на неё.
Наташа выдавила улыбку, посмотрела в его голубые спокойные глаза, сняла веточку с рыжей бороды.
– Нормально всё. Поехали, – сказала она.
В конце концов, ей не в чем винить Алю. Та всего-навсего ребёнок во взрослом теле. Не очень здоровый ребёнок. Может, Дима тоже был не совсем здоров. Думать так проще, когда хочешь уехать и зажить новой жизнью. Ходить на свидания с добрым Женей (он позвал её на первое в день выписки, заявив, что теперь она не является его пациенткой, а значит, можно), разрабатывать дизайн парков (она уже даже посмотрела несколько объявлений и отправила резюме), ходить с мамой в кино и театр. В голове не шумело, голоса исчезли. Мужчина со светлокудрым мальчиком больше не снились.
