Мелькали города и селения, сливались пейзажи, утренний отблеск солнца сменялся на вечерние огни. По трассе мчался автомобиль. За рулём – женщина.
Она везла мать к себе. Пожилую уже мать. Женщину, которую любила, которую жалела. Перевозила, потому что начались у мамы проблемы со здоровьем, потому что пил брат, и от него ушла жена, ну, и потому что – возраст…
В дороге они говорили много, обсуждали будущее и вспоминали прошлое.
И так много было хорошего в детстве Татьяны, хозяйки автомобиля, но почему-то сейчас всплывала в памяти одна обида? Всего одна обида … И вспоминалась она часто. И это была обида на мать.
Как излечиться от нее? Как забыть?
И ведь ответить на этот вопрос Таня могла. Она по профессии – психолог. Она прекрасно знала, что нет на этом свете человека, выросшего без травм, без единой ошибки в отношениях с родителями или детьми. Таков мир – мы не можем не травмировать друг друга.
Но есть лекарство, простое и доступное каждому. Просто надо простить. Это снимет такое гнетущее эмоциональное напряжение. Но, чтоб простить, надо обсудить эту проблему, поговорить, открыться матери, рассказать о своей обиде. А раз уж мама теперь будет рядом, нужно это сделать обязательно.
Что скажет мама? Однажды Татьяна слегка упомянула об этом, и мама сказала, что такого не помнит. Да. Она будет отрицать или оправдывать свои действия. И это нормально … В конце концов все поймет, обдумает и признает, что была не права.
Но Татьяна решила, что разговор этот все же должен состояться. Решила, что поговорит с мамой в дороге, чтоб не откладывать. Но оттягивала его уже несколько часов, и вот, наконец, решилась.
– Мам, знаешь, что я очень часто вспоминаю…
– Что? – спросила мать невнятно.
– Помнишь, я приехала к тебе рожать Алину. Этот период помнишь?
Мать молчала. Татьяна посмотрела в зеркало – мама, привалившись на ортопедическую подушку, уснула.
Ладно, пока не судьба… Не к спеху, разговор подождет. Мама, наверное, всплакнет, вспоминая, но попросит прощения, и Таня безоговорочно простит. Они обнимутся,. и обида, которая мешает Татьяне всю жизнь, обязательно уйдет. Так и будет…
Татьяна ехала и вспоминала. Ей было тогда двадцать два.
***
– А Витя вот у меня никогда не курил, и даже …
Она хотела просто в тему разговора похвалить мужа.
Но посмотрела на лица матери и бабушки. Бабушка смотрела исподлобья, сжав губы. Мама – приподняла брови, на лице усмешка.
Таня замолчала. Нельзя тут хвалить Витю. Нельзя. В этой тесной семейной компании о нем сложилось совсем иное мнение.
Бабушка жила совсем недалеко от них, в такой же двушке, как и мама с младшим Таниным братом Валерой.
А Таня … Таня вообще-то здесь жить уже не должна. Она вышла замуж за лейтенанта. И все было хорошо, уехали они с ним служить в Забайкалье, Танюша писала восторженные письма маме, ей все нравилось. Даже трудности быта не смущали.
Но тут вдруг случилась командировка у Вити – Кавказ, война… А Таня – в положении.
И приехала тогда Танюша к маме. Одной на последнем сроке беременности оставаться не хотелось. С близкими рядом ведь не так страшно. Да и мама была не против, звала, за Таню переживала.
– Приезжай, родишь у нас…
Но пришлось задержаться у мамы надолго. На Кавказе Витя застрял…
И вот теперь Татьяна ходила по комнате туда и обратно, водила за ручки маленькую Алинку, а мама и бабушка восседали на диване. Ежевечерние посиделки стали традицией.
Эти посиделки могли бы стать добрыми семейными вечерами, если бы не тема разговора, так волнующуя маму и бабушку.
А тема эта – бедная брошенная Таня.
Только вот она брошенной себя не считала. Да, Витя приезжал лишь раз, сразу после родов, да, он мало пишет, но пишет же. Да, всего два раза прислал деньги, но ведь задерживают им зарплату сейчас… Правда, вот теперь на долгих четыре месяца Витя пропал вообще – ни писем, ни денег. Так ведь он не на прогулке, там война…
Татьяна не оправдывала Витю, нет. Но и поверить в то, что говорят родные, не могла. Не хотела. Она забывалась, потому что любила, потому что скучала, хотела говорить о нем только восторженно. Успокаивала себя и не спала ночами.
Она знала своего мужа. Он был офицером, воякой, жил интересами службы, но он совсем не был приспособлен к жизни семейной… Кадетка, училище, армия… Везде – столовые, везде – форма… Да, его по жизни кормили, одевали, обували… А вот то, что теперь он должен заботиться о них ежедневно и ежечасно, видимо, прошло мимо него… Это Таня начала понимать только сейчас, когда оказалась совсем без средств с ребенком у своей матери на шее. Не оправдывала его, но любовь помогала понять.
А вечером приходила бабушка …
– Лиду встретила сегодня. Ох, зять-то у нее устроился на стеклозавод. Так там сейчас так платят хорошо, сразу телевизор взяли, – бабушка ещё не прошла, громко рассказывала из прихожей, – Умеют люди жить!
– Молодцы молодые! Так и надо, – подхватывала мама, – Всегда вместе, дружно. Сразу видно – любит он Ольгу свою.
– Это точно, лю-убит, – она оборачивалась к сидящей на полу Татьяне, взмахнув рукой, спрашивала, – Ведь когда любят, так думают о своих-то! Или не так, а, Тань?
Татьяна совала игрушку Алинке, спрашивала о чем-то семилетнего брата Валерку, лишь бы не отвечать на этот такой простой, но такой неприятный вопрос.
Потом мама с бабушкой садились на диван, нянчились с Алиной, но все их рассуждения опять и опять склонялись на одну и ту же тему.
– До чего хороша, до чего хороша Алиночка. Ведь глаз не оторвешь!
– И так на Таню похожа. Ведь один в один. И глазки, и волосики …
– Ой, да разве в красоте дело-то, лишь бы счастливая была. Хороша наша Танюша, но вот не повезло, несчастная…
– Это почему это я несчастная? – Таня возмущалась, – Все у меня будет хорошо.
– Да уж… Чай, нашел себе там какую-то. Чё, думаешь, мужик столько времени один будет? Не знаешь ты жизни, Танечка! – качала головой мама.
В её голосе укор.
– Да-а. Баб-то везде полно. Может уж и думать забыл? – кивала бабуля и брала на руки Алинку.
– Мам, бабушка! Ничего он не забыл! Ну, сколько можно! Каждый вечер одно и то же. Говорю же – не может он сейчас денег прислать, наверное, и написать не может, и письмами не доходят, но он обязательно нас заберёт!
– Ой, хотел бы, уж давно бы забрал. Знает ведь, что на шее матери сидишь, а у матери вон – ещё дитя, – бабушка показывала на Валеру, – И одна она, тяжело ей.
Мама вздыхала, утирала набегающую слезу…
Татьяна не спорила. О чем тут спорить? Мама работала на заводе и тащила уже больше года Татьяну с Алинкой на себе. Это факт. Они не бедствовали, конечно, но …
Но как же быть Тане? Как быть? И почему они мучают этими разговорами её каждый вечер? Что за садизм такой?
Сердце ныло болью. Эта боль светилась в глазах Татьяны злыми звездами, дрожала на ресницах, текла по щекам. Слова матери – ох, как ранили.
Таня старалась уходить от таких посиделок, но погода не всегда располагала к вечерним прогулкам с ребенком. При приходе бабушки Таня с Алиной начала закрываться в маленькой комнате. Алина стучала ладошкой в дверь, ей хотелось к бабушкам, к Валере.
Валерке было тоже скучно и он приходил к ним – к племяннице и сестре.
– Что это ты прячешь от нас Алину? А ну ка, открой дверь! – требовала бабушка.
– Нечего хозяйничать в моем доме! Двери она закрывает, губы дует. Перед мужем дуй, а перед нами – нечего, – мать открывала дверь, – Ещё не хватало, чтоб ты внучку от нас прятала! Вот тебе – благодарность! – она кричала, – Ты знала, на что шла! Он мне никогда не нравился!
И хоть Татьяна и понимала, что мать кричит от страха за неё, из жалости, все равно было тошно. Вместо слов поддержки из уст матери сыпались банальные бабские фразы.
Татьяна помогала. Взяла на себя Валеру, все домашние дела. Но стоило ей просто приболеть, стоило попросить о помощи с Алиной, мать срывалась.
Ситуация накалялась. Из-за мелочей начинались у них слёзы и ссоры. От ерунды. С фразы, которую потом никто не помнит.
А вечером опять приходила бабушка. Опять они мыли косточки «предателя Виталия, несчастной брошенной Татьяны и бедной никому не нужной Алиночки».
Когда на улице стало потеплей, Таня с Алиной начала уходить вечерами из дома. Чтоб не слышать…
Но однажды, зайдя домой просто поделилась, просто спросила:
– Там на лотке детские книжки продают. Совсем для маленьких. Вот бы Алинке…
Что тут началось…
– Какие книжки! Муж твой хоть копейку прислал на эти книжки! Он на молоко ребенку не присылает, а ты – книжки! – мама кричала, бросила на пол игрушки, которые решила собрать.
Бабушка поджала губы. Она была согласна с дочерью.
Ярлык – несчастная, брошенная, нищая наша Танюшка повис на Татьяне тяжёлым ярмом.
– Мам, дай мне деньги на билеты, я уеду в Забайкалье. Квартира там есть.
– Опять, дай денег… А жить ты там на что будешь?
– Витя пришлет. Мне кажется, он не присылает именно потому, что спокоен – мы же у мамы. А если мы будем там с Алиной, все поймет и начнет присылать.
– Конечно! Жди… Разбежится. Глупая ты, Татьяна! Да и нет у меня денег тебе на билеты. Хочет муж – пусть позаботится. Сиди уж тут. Как ты одна-то?
Хотелось выть! Хотелось бежать хоть куда-нибудь, только бы из этого дома. Письма доходили до Виталия не всегда. И как бы не хотела писать о маме плохо, Татьяна не выдержала – написала письмо Виталию. А в нем описала ситуацию так драматично, как только смогла… И это письмо он получил.
Виталий приехал через две недели.
– Почему ты не писал?
– Да письма у нас с блокпоста не доезжали, там такое …
– А деньги? Вить, мы же совсем без денег тут.
– Да нам вот только заплатили за три месяца сразу. И ты же с мамой… Не думал я, что так все плохо, пока это письмо твое не пришло…
Не хватило ума, жизненного опыта, или любви не хватило тогда Виталию… Теперь уж не понять, не оправдать. Но почему-то дальнейшая совместная жизнь эту обиду потушила, стёрла, как ошибку молодости.
Может потому-что другие более серьезные заботы и проблемы показали, что Виталий – человек надёжный и заботливый. А тогда вот – не подумал, проморгал. Или потому-что легко прощать того, кого любишь.
Но вот эти слова мамы и бабушки, эти вечерние «жалелки» запомнились на всю жизнь.
***
– Ох, сколько я проспала? – мама проснулась.
– Почти четыре часа, мам. Мы проехали Воронеж.
Они остановились размяться, перекусить, вышли из машины.
– Боюсь я, Тань… Так боюсь, что не привыкну на новом месте. Аж сердце куда-то вниз опускается, как страшно мне.
– Не беспокойся, мам. Конечно, это не легко… Всю жизнь прожить и вдруг – переехать. Но я же рядом. И все проблемы решим.
– Но Витя…твой Витя. Он-то как? Не против ли…все ведь думаю…
– Мы же обсудили с ним все. Не против, мам. Говорили же уже об этом, – Таня следила за дорогой.
– Хороший он у тебя. Повезло тебе с мужем. Как же повезло!
– Не спорю… Повезло. Не волнуйся, мамулечка. Мы все продумали. Тебе будет во сто крат лучше с нами. Просто поверь.
Перед Татьяной лежала заасфальтированная, ровная, плавным изгибом уходящая вдаль, дорога. На ней указатели, только смотри и исполняй все, как написано.
Вот бы и в жизни так – гладко, понятно и разъяснено кем-то.
Наверное, это неправильно, но все же Татьяна решила не напоминать матери о той своей обиде.
А кто не совершал ошибок? Ошибок из-за переживаний о будущем своего ребенка.
Возможно то трудное время мотивировало ее к дальнейшему. Может этот ее негативный опыт и дал ей толчок к тому, чего она достигла сейчас? К тому, чтобы беречь близких, ценить мужа, к тому, чтобы никогда не совершать подобного.
Может стоит маму поблагодарить?
Но обидно все равно было. Чего уж там… Тогда ей так требовалась поддержка! Но, вероятно, маме не хватило сил, не хватило мудрости бабушке.
Татьяна повернулась к матери и ободряюще улыбнулась.
Пусть обида уходит сама… Без всяких там психологических методов.
А мама … мама пусть живёт спокойно…
