За окном фуры проносились леса, окрашенные в осенний багрянец. Все деревья были разных оттенков, от светло-желтого до красного, и это сливалось в пестрый красивейший узор, от которого глаз невозможно было отвести. Особенно, когда картина осеннего леса быстро проносилась за окном. Фёдор любил такую осень. Время, называемое «бабьим летом». На улице сушь, теплынь и красотища. Осенние леса, как, впрочем, и летние, и зимние, Фёдор видел часто, работая дальнобойщиком. Сутками мотался по трассе, но именно в такую погоду парня всегда тянуло остановиться на обочине, спуститься к посадке, когда ноги утопают в разноцветном, шуршащем ковре из листьев, а глаз радуется ярким краскам деревьев.
Сейчас Федору тоже хотелось остановиться. Последние деньки «бабьего лета» стоят, вот-вот и пойдут дожди. Деревья станут голыми, неприветливыми. Из уютной кабины фуры лишний раз вылезать не захочется. Фёдор ехал и высматривал место, где можно спокойно встать, чтобы не мешать другим участникам движения.
И вдруг фуру повело. Парень понял, что теперь уже не до выбора мест, надо срочно прижиматься к обочине. Выскочил Фёдор из кабины, осмотрел колеса и сплюнул в сердцах. Так и есть! Одно пробило. Нужно менять на запаску. Еще и место такое неудачное, для замены колеса. Придется заниматься практически на дороге. Как бы ни старался парень прижаться, его транспорт слишком велик. На обочине не умещается. Парень осмотрелся. Остановился он сразу за плавным поворотом. Машины вылетают, не снижая скорость, а тут он будет возиться с запаской. Но деваться некуда, работать просто быстрее надо.
Вытащил Фёдор из кабины аварийные знаки, расставил их и засучил рукава. Парень работу свою любил. Ему всего-то двадцать шесть, но уже четыре года, он трудится за рулем. Два года дальнобойщиком. Как-то так получилось, что эти два года вообще из-за руля не вылезает. А всё для того, чтобы обеспечить всем необходимым свою красавицу-жену.
Вспоминая Любушку, Фёдор невольно улыбался. Красивая она, его Любовь! Глаза зелёные, блестят, как драгоценные камни. Лицо белое, а фигура такая, что мужики шеи сворачивают, когда Люба по улице идёт. Один Фёдор знал, что фигура жены – это результат упорных тренировок в фитнес-клубе. Люба за внешностью следила, любила красиво одеваться и прекрасно выглядеть. Конечно же, она не работала, так Фёдор захотел. Ревновал он Любу страшно, не желал, чтобы другие мужики на неё пялились. Пусть дома сидит и радует глаз мужа. Ради этого парень готов был горбатиться месяцами, что, собственно, он и делал.
У Любы было всё. Айфон последней модели, две шубки, целый шкаф обуви. Фёдор этим гордился. Она его жемчужинка, его камушек драгоценный и у неё должно быть всё только самое лучшее. Уже одно то, что такая красавица вышла замуж за детдомовского парня дорогого стоит. Фёдор, когда ухаживать за ней начинал, даже и не надеялся, что из этого что-то выгорит. А девушка присмотрелась к нему, да и согласилась.
Признаться, Фёдор не совсем уж детдомовский. Там он только два года провёл. А так у него семья была прекрасная. У отца Фёдора руки были «золотые». Он пацана с детства к труду приучал и починить автомобили отечественного производства Федя уже в восьмом классе мог. Дом отец построил огромный. И жили прекрасно. То, что называется, «полная чаша».
Федя учился в девятом классе, когда с отцом несчастье приключилось. Трагически погиб при пожаре на производстве. Хотел людям помочь, вывезти побольше народу, а сам выбраться не успел. Фёдор папой гордился, герой он у него, а вот мама, будучи при муже отличной хозяйкой и любящей женой, потери не вынесла. Запила. Так запила, что сгорела, как свеча. В шестнадцать лет Федя полностью осиротел.
Люба, когда за него замуж выходила, видела, что не совсем она за детдомовца выходит. Парень рукастый, работы не боится, да и дом у него свой. Большой, основательный частный дом.
Фёдор выкатил запаску, присел перед огромным спущенным колесом своей фуры с инструментом в руках и улыбкой на губах. Думал он о Любушке своей. Ждёт она его, красавица. Совсем скоро увидятся. До родного города меньше половины дня пути осталось. Денежку он жене привезет неплохую. Удачно в рейс скатался. Федор хоть улыбался, вспоминая о жене, все равно торопился. Место очень неудачное. За пролетающим мимо транспортом он не следил.
Да если бы и следил, ничего сделать не успел, когда летящая с бешеной скоростью иномарка с «крутыми» номерами снесла сидевшего возле колеса дальнобойщика. Фёдор отлетел на несколько метров и распластался на сером асфальте дороги. Машина, сбившая его, вильнула, чуть приостановилась, но никто из неё так и не вышел. Водителю страшно было подходить к сбитому человеку, лежавшему прямо посередине дороги, на разделительной полосе. Лежавшему в очень неестественной позе. К тому же, вокруг головы Фёдора слишком быстро расползалось огромное красное пятно. Водитель иномарки не захотел выходить. Он вновь нажал на газ и скрылся, думая, что никто его не видел. Впрочем, так было и на самом деле. Участок трассы возле фуры был абсолютно пуст.
Любовь крутилась возле огромного зеркала встроенного в дверцу шкафа-купе. Девушка поворачивалась к нему то одним боком, то другим, и экспериментировала с прической. Все раздумывала, как ей лучше будет, собрать волосы или распустить по плечам. А может локоны накрутить и взбить их, чтобы получилось немного небрежно? Федя любит такую прическу, а Любе нравится видеть восторг в глазах мужа. Это и было основной причиной, почему Люба когда-то согласилась с ним встречаться. То, как парень смотрел на нее! Никто и никогда на Любу так не смотрел, с таким восхищением и любовью. А как он с ней обращался! Будто Люба — хрустальная ваза, что в любой момент может разбиться и трогать ее можно только очень осторожно, с трепетом.
Любе это льстило, к тому же парень был неплох. Лицо хоть и простоватое, но симпатичное, мужественности хоть отбавляй. Раньше про таких говорили, «косая сажень в плечах». Начав встречаться, Люба сразу узнала, что у Феди есть большой дом, и деньги заработать для него не проблема. Замуж она вышла не раздумывая, знала, что правильный выбор.
Уже в первый же год совместной жизни они приобрели хорошую машину, на которой Люба каталась на фитнес да по салонам красоты, когда муж был в рейсе. Да, Люба была женой дальнобойщика, и очень красивой женой, но это не означало, что она гуляла. Ей это было не нужно. Нравилось ловить на себе восторженные мужские взгляды, но изменять Феде она не собиралась. Зачем? Лучше всё равно не найдёт. Вот кто из её подруг может похвастаться наличием машины, двух дорогущих шуб, айфона, и это при том, что Люба не работает? Она радовалась, когда муж домой возвращался. Прихорашивалась к его приезду. Знала, что будет ее «на руках носить», купит все, что она только пожелает, а потом вновь поедет зарабатывать деньги.
Девушка все-таки собрала наверх свои волосы, выдернула несколько прядок, накрутила их на палец и небрежно раскидала по плечам. В который раз зашла на кухню, потрогала кастрюлю с борщом. Нахмурилась, поняв, что борщ остывает и придётся его подогревать, но не кинулась Феде звонить. Опаздывает муж. Что ж, бывает. Это трасса, она непредсказуема. Может быть, в пробку попал на въезде в город, может, колесо спустило. Если бы Люба знала, как близка она была к правде. К сожалению, правда была намного ужаснее.
Но девушка решила ждать и не нервничать. Газ под борщом она включит, когда Федя в дом войдет и не раньше. Любимое Фёдором сало с чесноком ждёт в холодильнике. Красоту она навела. Что оставалось делать? Люба взяла телефон, зашла в соцсеть, посчитать лайки на последних свои фотографиях. Зашла и залипла на пару часов. Опомнилось, когда телефон случайно заблокировался, и она увидела время на экране. Ого! Федя уже довольно сильно опаздывает. Пожалуй, пора ему позвонить, узнать, в чем дело.
Девушка звонила несколько раз подряд и уже начала нервно постукивать ногой о пол, злясь, что муж не берет трубку. Она собиралась его отчитать, еще как отчитать. Знает ведь, что должен быть дома и Люба ждет, мог бы и не оставлять телефон в кабине! После пятого раза трубку кто-то поднял, и Люба уже открыла рот, собираясь ругаться. А услышала чужой голос, женский. Тихий и настороженный.
-Здравствуйте! Вы, наверное, жена? Тут на экране высветилась «любимая».
-Кто вы? Где Федя?- закричала Люба, рассвирепев.
Она подумала, что это какая-то глупая шутка мужа. То, что с ним может что-то случиться, никогда не приходило девушке в голову. Она не волновалась, не переживала за него, даже когда Федя был в дальних рейсах.
Любовь выслушала собеседницу, пять раз поменявшись в лице. Потом тихо сказала:
-Я поняла, я приеду.
Сказала, отключилась и тупым взглядом уставилась на телефон в своих руках. Взгляд был абсолютно бессмысленный, а в голове метались нескладные мысли.
«Как? Не может быть. Может, это ошибка? А что же делать? Надо ехать. Зачем ехать? Он всё равно умрёт.»
Никогда, никогда Люба и подумать не могла, что мужа не станет так внезапно! Да и что могло с ним случиться? Он же, как русский богатырь, корнями приросший к земле. А тут этот тихий голос в трубке сообщает, что Федя в тяжелом состоянии, в критическом. Тяжелейшая черепно-мозговая травма и шансов, что доживет до утра очень мало. Находится он в городе, за 500 километров отсюда. В чужом городе, в реанимации. Люба вспомнила, что пообещала собеседнице приехать. Тут же подумала — «а зачем ехать, зачем торопиться? Раз Федя всё равно умрёт, нужно к похоронам готовиться. Надо, наверное, кому-нибудь сообщить».
Своих родителей Люба тревожить не захотела раньше времени. А у Феди-то и нет никого, кроме детдомовских друзей. Есть парочка очень близких, брат с сестрой. Двойняшки Климовы, с которыми Фёдор очень близко в детдоме сдружился.
Иван да Марья Климовы. Они хоть и двойняшки, но совсем не похожи. Ванька здоровый, как медведь, а Машка худенькая, угловатая, с короткой стрижкой. На пацана похожая. Ее Федя никогда как девушку не воспринимал, только как другана. Тем не менее, эти Климовы Федору очень близки. На свадьбе его гуляли. Когда Федя с рейса возвращался сразу бежал с ними встречаться.
Люба поняла, кому нужно звонить. Ваньке, конечно же! Он друг, вот он, пусть Любу и везёт за пятьсот километров. Сама она за руль не сядет, чтобы в такую даль ехать.
Иван Любу даже не дослушал, примчался через десять минут. Зорал благим матом:
-Ну ты чего, поехали скорей!
-А может, уже и не нужно торопиться, — машинально всхлипнула Люба. — Сказали же, что состояние критическое…
-Даже и не смей так думать,- басил Иван. — Федька крепкий, он выкарабкается.
Через несколько часов Люба вместе с медведеподобным Иваном входила в приемный покой больницы чужого города. В реанимацию в их не пустили и пришлось девушке вместе с другом мужа провести самую тяжелую ночь в их жизни в приемном покое, сидя на жестких пластиковых креслах. Они почти не разговаривали, думали каждый о своем. Врач реанимации к Любе спускался и сказал, что эта ночь станет переломной. Если ее муж проживет несколько часов, то появится надежда. Иван даже думать Любе запретил о плохом, вселял оптимизм. Как бы мрачны не были ее мысли вначале, теперь Люба надеялась. По крайней мере, мысль о похоронах ушла на задний план.
Утром к девушке спустилась медсестра из реанимации с накидкой в руках.
-Хочу вас обрадовать, ваш муж жив и даже появилась положительная динамика. Вы можете к нему подняться на пару минут. Врач разрешил.
Реанимация встретила Любу неприятным, резким запахом лекарств и, хотелось бы сказать, тишиной, но нет, тишины здесь не было абсолютно. Все время пикали какие-то приборы, а самое жуткое — кто-то бредил в одной из палат. Бредил грубым, отталкивающим голосом. Люба поежилась, а впереди ее ждало ужасное зрелище.
Неужели этот человек под белой простынью её муж? Да разве это человек? Что у него с головой? Она забинтована, опутана трубками, которые даже из носа торчат. Глаза открыты, а взгляд бессмысленный. Тупой взгляд, не человека, а «овоща». Разве у человека может быть так перекошен рот? Рот, из которого так мерзко, струйкой, текут пузырящиеся слюни.
Любу затошнило. Она остановилась, как вкопанная, не в силах заставить себя подойти к этому человеку.
-Он смотрит. Он узнает меня? — шепотом спросила она медсестру.
-Вряд ли он вообще сейчас что-то понимает и сможет понимать в ближайшие месяцы, а может и годы.
-Какие годы? — ужаснулась Люба. -О чем вы говорите?
-Ну, как о чем? Вам известно, что такое черепно-мозговая травма, да еще такой тяжести? Ваш муж чудом выжил, но понадобится очень длительное восстановление. Нет гарантии, что станет таким, как прежде. Вы подойдите ближе, что же вы…
-Нет! Нет! — попятилась Люба, выкрикивая слова отрицания.
Она выскочила из реанимации бегом, а в голове пульсировало только одно – «Лучше бы ты умер, лучше бы умер!!! Зачем выжил? Чтобы быть овощем?»
То, что лежало сейчас на реанимационной кровати, не было ее мужем. Это «существо» было ей не нужно. Она пронеслась через приемный покой, словно ураган, на ходу крикнув Ване:
-Поехали отсюда, быстрей!
Потом прорыдала всю обратную дорогу. Иван пытался девушку успокоить.
-Ну что ты ноешь? Он жив, это главное. Поставим его на ноги, ты чего? Мы с сеструхой поможем тебе. Не переживай, не оставим.
Люба вернулась домой. Она не жила, а существовала. Существовала и ждала звонка из чужого города с сообщением, что Федор скончался. «Так будет лучше» — думала Люба. И ей позвонили. Только позвонили сказать, что Фёдора можно перевозить. Перевозить домой. Всё, что могли, врачи уже сделали. Впереди длительная реабилитация, и осуществлять её можно на дому.
Люба положила трубку и впала в истерику. Какая ещё реабилитация на дому? Что она должна делать? Почему она каждый день должна видеть это бессмысленное лицо с текущими за рта слюнями? Любу снова затошнило, как только она вспомнила о своём визите в реанимацию. Она истерила и в таком состоянии застали её брат с сестрой Климовы, пришедшие узнать о состоянии друга.
-Они сказали, я могу его забирать. Куда забирать? Зачем? — кричала девушка. — Я не могу, не хочу…. Это уже не наш Федя, это «овощ». Он смотрит бессмысленным взглядом, от которого мне становится плохо. А эти слюни… фу, мерзость! Длительная реабилитация, а это значит массаж, физкультура. Мне приведется ворочать его, учить заново ходить. Я не буду этого делать, я не верю в результат. Ничего не выйдет. Для таких, как он есть специализированные учреждения. Я готова платить, пусть его туда забирают.
Вопли Любы прервались от звонкой пощечины. И эту пощечину влепил ей не Иван, а его сестра Маша, худая угловатая девушка с короткой стрижкой. Никогда раньше Любовь не видела столько эмоций на Машином лице, не ощущала такой ярости и силы, исходящей от этой худышки.
-Ты, дрянь, слышала, дрянь! — жёстко процедила Мария. — Федя так тебя любит! Он для тебя «в лепёшку готов расшибиться», ради тебя постоянно в рейсах. А ты, ты… Это ты сейчас «овощ»! Меня от тебя тошнит.
Люба держалась за красную щёку по которой её ударила Маша и бешено вращала глазами.
-А ты-то куда лезешь? Ты кто такая, чтобы мне указывать? Думаешь, я не видела, как ты на моего мужа смотришь? Да ты же влюблена в него, как кошка.
-Да, я люблю Федю, — вздернула острый подбородок Маша. — Люблю с самого первого момента, как он появился в детдоме. Я помогу ему, поставлю на ноги, даже если он никогда не посмотрит на меня, как на девушку. Пусть смотрит, как на друга. Я ему друг.
-Как и я, — шагнул вперёд Иван. — Мы с сеструхой Федьку на ноги поставим, а ты убирайся отсюда, — спокойно сказал он. — Это Федькин дом и мы привезём его сюда. А твоего чтобы духу тут не было!
-Ну и ладно, — нервно схватила с тумбочки ключи от машины Люба. — Я прямо сейчас начну перевозить свои вещи.
-Ключи положила! — рявкнула Иван. — Машина тоже Федькина. Ты на нее не заработала. Когда он соображать начнет, тогда пусть сам распоряжается. А я не дам тебе ничего лишнего забрать из этого дома.
Вцепившись в ключи Люба хотела поспорить. Но Иван и Маша смотрели на нее такими глазами, что Люба попросту испугалась. Вышвырнула с размаху ключи и начала метаться по дому, собирая свои вещи.
Люба постаралась забрать сразу все, что принадлежало ей, чтобы никогда больше не возвращаться в этот дом. Видеть Фёдора в его нынешнем состоянии она не хотела больше всего на свете.
Через месяц девушка благополучно развелась, не претендуя ни на автомобиль, ни на совместную нажитую технику из-за угроз Ивана. Да, она побаивалась этого здорового мужика. От них, детдомовских, всякого можно ожидать. Люба развелась и выдохнула. Наплевать ей было, что ее же собственные родители и все родственники ее осуждают. Пусть осуждают! Их благосклонность не стоит того, чтобы каждый день ухаживать за лежачим человеком, видеть его бессмысленный взгляд и мучиться в бесплодных попытках поставить на ноги.
Люба нашла себе нового мужчину довольно-таки быстро и также быстро с ним рассталась. Потом другой, третий. Никто не устраивал Любовь, потому что не был таким, как Фёдор. Никто не смотрел на неё так, как смотрел когда-то Федя. Не желал пахать в поте лица, ради её прихотей, не обращался с ней, как с хрустальной вазой. А Любу это не устраивало. Она хотела найти себе точно такого, как бывший муж, вот и перебирала мужчин, как перчатки.
Два года она не была в частном секторе города. Два года старалась обходить дом бывшего мужа стороной! А тут пришлось ей, волей-неволей, проехать мимо, на автобусе. Люба машинально прильнула к окну, жадно разглядывая, что же случилось с домом за это время. Наверное, он в запустении, зарос травой. Некому за домом ухаживать. Да и, скорее всего, за Фёдором тоже. Интересно, эти Иван да Машка долго с Федей нянчились, прежде чем понять, что всё это бесполезно?
Люба прильнула к окну и была поражена. Подъезд к дому Феди был выложен новой брусчаткой. Вся трава выкошена, а в клумбах пестрели яркие цветы. Автобус притормозил на светофоре. Люба разглядывала брусчатку и дёрнулась, как от удара хлыста, увидев, как открываются ворота, а из них выходят двое. Кого она узнала сразу, так это Федю. Он шёл и выглядел почти так же, как раньше. Может быть, голова слегка подергивалась, и походка не была уверенной. Из-за этого Федю под локоток поддерживала девушка. Вот ее-то Люба узнала с трудом. Маша выглядела по-другому, фигура округлилась, волосы отросли.
Пара шла медленно. Шла к той самой машине, которую когда-то не дал забрать Любе Иван. А самым ужасным ударом для Любы было то, что Федя смотрел на Машу тем самым взглядом, которым когда-то смотрел на неё. С любовью и нежностью, как на хрупкую вазу.
