Антонина Викторовна быстро стукнула рукой по будильнику, вскочила, на ходу заплетая свои густые, пушистые волосы в косу, накинула халат и пошла готовить завтрак. Сегодня большой день, клубничный. Надо успеть к открытию базара, чтобы выбрать самую спелую, краснобокую, налитую сладостью солнца ягоду, не мятую, не лежалую, не скисшую от долгого томления в ящиках, а самую–самую, ту, что приглянется.
Тоня сварганила яичницу, нарезала колбасу, развернула бумагу, в которой прятался любимый Мишин сыр, твёрдый, желтовато–белый, с большими дырками, такими, какие рисуют в детских книжках.
Мишка – это Тонин племянник. В этом году парня сослали к ней на подмогу почти на все лето, пока в городской квартире идет ремонт. Миша недавно получил права и теперь везде разъезжал на старенькой «восьмерке» темно–баклажанового цвета с ароматной елочкой, болтающейся у лобового стекла, и ржавыми разводами по бокам.
Машину эту Мишке презентовал отец.
— Ну, на первое время, сынок, пойдёт. И не спорь! Новую покупать не стану, ты водитель неопытный, мало ли, каких дров еще наломаешь. Вот и тренируйся на этом железе.
А парню и это добро в радость — будет теперь на чем девчонок катать, можно еще динамики хорошие ввинтить, так вообще ходячая дискотека будет!
Но грандиозные планы Михаила по проведению лета нарушила мать. Та поставила отцу ультиматум – или она, или кухня. Отец выбрал жену, а кухонные шкафчики теперь выбирали вот уже вторую неделю, перебираясь из одного магазина в другой.
Чтобы Мишка не мешался под ногами, его на драндулете отправили к тетке под Подольск.
— И что я там буду делать?! Ма, я лучше вам тут помогу, ну ремонт же! — клянчил парень себе избавление от сельской нивы.
— Нет, сынок. Поезжай, отдохни. Там и пруд есть, и ягода скоро пойдет, стоит тебе подзагореть. И тете Тоне надо помочь! Собирай вещи, не спорь, — отрезала мать. — Всё равно нанимать будем мастеров, ты тут ни к чему…
И вот теперь Миша, загнав автомобиль под навес, сладко спит в комнате, а тётя Тоня уже грохает чайником о плиту, вынимает из буфета тарелки и поправляет кусочки хлеба в плетенке.
— Мишук! Мишка, просыпайся, пора! А то опоздаем! — кричит женщина, стучась в дверь. — Давай, милый, завтрак готов, вставай, сокол мой!
Антонина Викторовна улыбается, глядя на взъерошенного, недовольного Мишку. Тот, спотыкаясь и поёживаясь, уже идет во двор, умывается там из ведра холодной, с нападавшими лепестками запоздалого шиповника водой, потом, раздевшись по пояс, льет себе на спину ковшиком воду, чертыхается, фыркает и жмурится, а соседка Леночка, студентка педагогического, которая в этом году тоже отдыхает у родни, вытянув шею, смотрит на это Мишкино купание, сама ежится, потом, встретившись с соседом глазами, смущенно кивает и отворачивается.
— Миша, стынет всё! Ну не успеем же! — строго окликает парня Тоня.
— Да иду уже! Как будто этой клубники у нас дефицит! — ворчит Мишка, но, увидев накрытый стол, миролюбиво кивает, садится вальяжно, повесив на плечо полотенце, начинает завтракать.
Тоня тоже ест, то и дело поглядывая на племянника, потом начинает смеяться, протягивает руку и треплет его по волосам.
— Ты чего? Чего смеешься–то? — удивляется Миша. — В саже что ли я перепачкался?
— Нет, извини. Просто у тебя, как и у отца твоего, уши шевелятся, когда ешь. Забавно. Ну не обращай на меня внимания, завтракай. Я курицам корма насыплю, приду, посуду уберу. Вот сыр твой любимый, бери, родной!
Антонина встаёт и уходит во двор, где бьют крыльями в своем загончике куры, недовольно копают когтями землю, а соседский котенок, разыгравшись, все прыгает за тенью от грушевой ветки.
— Брысь! Брысь, я сказала! — Антонина Викторовна топнула ногой, прогоняя белый комочек.
— За что вы его, тёть Тонь? — удивляется Лена. — Он смирный!
— Он–то да, а вот мой петух чужих не любит, как бы не заклевал. Вы на базаре будете сегодня? — кричит через забор Тоня. Её звонкий, по–девичьи чистый голос разносится далеко по окрестностям.
— Нет, завтра вроде собирались. Да и не едят у нас клубнику особо, так, одно баловство, — пожимает плечами девушка.
— Ну ладно, а мы уж очень эту ягоду уважаем, варенье варю на целую зиму. Ты потом приходи, баночку дам. Ну, побежала я, вон, Миша уже авто своё выгоняет!
Лена, приложив руку ко лбу и загородившись от солнца, наблюдает за Михаилом, а тот, врубив на всю деревню «Лесника», выруливает из покосившихся ворот на дорогу.
— Карета подана, тётя Тоня. Плата по таксе, — строго говорит он.
— Грабёж у тебя, а не такса! — схватив корзинки и усаживаясь на сидение рядом с водителем, качает головой Антонина. — Ну, трогай! Только вот эту шумелку свою выключи.
— Это не шумелка, а магнитола. Да ты, тётя, только вслушайся, слова какие, смысл песни! — пристегнувшись, отвечает Миша. — Это тебе не Лещенко! Это мощь!
Тоня долго вникает, прислушиваясь и постигая смысл песни, потом всплескивает руками.
— Это что же он, живого человека волкам скормил?! Вот вредитель! Фу, выключи, не хочу такое слушать. Так, корзинки взяла, котомки взяла, дом не закрыла, но соседи приглядят. А вот сколько брать? — Она задумчиво загибает пальцы. — Ладно, там разберемся, может еще гниль одну привезут…
Они долго трясутся по грунтовке, пока наконец не сворачивают на асфальт. Михаил ведет уверенно, даже насвистывает что–то, а Антонина беспокойно поглядывает на часы.
— Да побыстрее, Миша! Толик обещал приехать к десяти, мне первой ягоду показать. Опоздаем, другие всё расхватают. Ну же, дружок, поднажми! — уговаривает она парня, но тот тычет пальцем в окошко спидометра, а потом в знак ограничения скорости. Антонина обреченно вздыхает. Пойти против закона она не может…
Анатолий Скворцов привозит с базы самую лучшую клубнику. Сорта, размер, качество – всегда на высоте. Его товар разлетается за полчаса. Местные его фургончик знают, караулят у ворот базара, а потом воюют за место в очереди.
Антонина, волнуясь, всё поглядывает на свои маленькие, с позолоченным браслетом часики. Ей кажется, что машина плетется, как улитка, что внутри слишком душно, что…
— Ой! — вдруг вскрикнула женщина, испуганно зажала рот рукой.
— Что? Живот? Мне тоже показалось, колбаса несвежая была, — сочувственно поддакнул парень.
— Да какая колбаса?! При чём тут колбаса? Она наисвежайшая, только вчера купила! Миш, нам надо вернуться! Мишенька, милый, давай скоренько разворачивайся, поехали домой, а! — взмолилась Антонина.
— Так в чем дело–то? Передумала ты что ли? — нервно крутанул руль Михаил.
— Миша, до Толика осталось двадцать минут, успеем туда–обратно, если хорошо постараться. Я, понимаешь, деньги забыла… Крутила кошелек, вертела, а потом отвлеклась и на столе его оставила… Мииииш!
— Вот всё у вас вечно не слава Богу! — буркнул водитель, поискал глазами место, где развернуться. — Ну как так можно, а? Собралась она к Толику…
— Ничего, Анатолий мужчина благородный, он мою долю придержит. Он договор соблюдает! Помню, как…
— Не отвлекайте вот сейчас, не надо под руку! — рыкнул на тётю Мишка и резко ударил по тормозам.
На дорогу, лениво покачиваясь раздавшимися боками, вышло стадо коров. Животные неспешно перебирали ногами, потом и вовсе остановились, разглядывая автомобиль.
— Дикие они у вас что ли? Машину никогда не видели? — стал сигналить «пешеходам» паренек.
— Почему же, видели! И трактор видели, и «Волгу», и «Газельку». А вот твоего коня, — тут Антонина любовно погладила приборную панель своими шершавыми, пухлыми руками, — никак оценить не могут, так он хорош!
Михаил лесть оценил, еще немного подавил на клаксон, потом аккуратно объехал стадо, кивнул пастуху, дяде Акиму, и помчал обратно в деревню, вздымая за собой клубы душной, желто–охристой пыли.
Выскочив еще до остановки автомобиля, Тоня кинулась в дом, схватила свой кошелечек, аккуратный, кожаный, в котором отложено было достаточно для лучшей Толиковой клубники, глянула на себя в зеркало и пошла, прихрамывая, назад.
— Чего это ты на бок припадаешь? — осведомился Мишка.
— Да вот в ногу вступило что–то. Ну не день, а сплошные невезения! То колбаса, ты говоришь, порченая, то кошелек этот, то мышцу свело… — сокрушенно покачала головой женщина.
— Может это знак? — исподлобья глада на тётю, прошептал парень. — Всё против нас. Вы гороскоп читали? Там сказано, всем водным знакам идти купаться, а покупки отложить!
Антонина Викторовна сначала внимательно слушала, даже хотела испугаться, но потом, махнув рукой и хохотнув, фыркнула:
— Во–первых, я не водная, во–вторых, не отвертишься ты у меня! Я тебя сюда выклянчила у родителей твоих для пользы. Вот и давай, приноси её, пользу! Ленка что–ли купаться пошла, а ты видел? Да успеешь еще к ней «подкатить»! — гордо выговорила Тоня модное слово. — Миша, ну что же мы сидим! Без десяти минут! Гони, сокол мой!
Второй заход тоже вышел не без приключений — колбаса все же подвела, но здесь управились быстро и без двух минут десять стояли у ворот базара, высматривая Толика.
— Тёть Тонь, а вот смотри, — наконец не выдержал Миша, — у женщины какая клубника! Купим, и дело с концом! Смотри, хорошая же!
Стоящая у лотка продавец протянула парню ягоду.
— Попробуйте, сладкая, сочная. Так и светится вся, вы посмотрите! Лучше всякого арбуза!
И правда, средних размеров ягода, изогнутая в виде сердечка, с глянцевыми, ярко–красными бочками и черными точками семечек была на вид очень привлекательна.
Миша отправил её в рот всю целиком, только хвостик отбросил, надкусил, но тут же скривился от того, что зубы заломило от кислоты.
— Фу, надо ж такую продавать! Сами ешьте! — отшатнулся он.
Продавец обиженно поджала губы, что–то пробурчала, отвернулась.
— Вот видишь, надо все же Толика ждать, он не подведет! — кивнула Антонина Викторовна и присела на кривую скамейку, поставив у ног корзинки. — Ты меня слушай, я знаю, что и как!
У места, где обычно парковался Анатолий, уже собралось порядочно народу. Тоня все старалась пролезть вперед, но, видимо, её проверенный продавец договорился сразу со всеми и всем наобещал лучшего и в первую очередь.
— Простите, но мы раньше вас приехали! — оттолкнула Антонина Викторовна корзинками женщину в цветастом платье. — За нами будете. А я говорю, за нами! Миша, Михаил, подойди, встань тут!
— Ишь ты, какая смелая! Сама за нами будешь! — подошел вдруг сзади полный, красного цвета и шумно дышащий мужчина. — Я приехал, тут вообще никого не было. Давай, давай! Бери свои плетенки и топай в конец очереди!
Завязалась перепалка, солнце подливало еще своих жарких, пекущих кожу лучей, люди нервничали, спорили, что–то доказывали, но вот наконец подкатил Анатолий.
— Ну здравствуйте! Что же это вы опаздываете?! — сердито крикнул кто–то. — Нам пять килограммов, мы заранее обговорили!
— А мы десять заказывали! И вон той, крупной самой! Ну же, пропустите!
Народ растаскивал ягоду прямо из кузова, Толик успевал только ставить исходящие сильным, теплым ароматом ящики. Клубничный запах кружил голову, заставляя облизываться и глотать слюнки. Большие клубничины, подпирая друг друга боками, теснились в деревянных своих темницах. Нижние, лопнув от напирающего изнутри сока заливали пол кузова красными подтеками, люди, толкаясь, совали Толику деньги, а он, не веря такой удаче, глупо улыбался.
— Миша, бери! Да вот эту корзину бери, оттаскивай! Да, туда. Аккуратнее, я прошу тебя! Это же «Сластена», это на варенье! Всю зиму потом… Ах, ладно, мне еще три корзины надо купить. Толя! Ну не стой ты истуканом, вынимай товар! — уже прикрикивала Антонина Викторовна на мужчину. — А ведь обещал, что мне первой… Эх, Толя, Толя…
Но Тоня все же отхватила себе лучшую из лучших ягоду, вся как на подбор пузатенькая, с темной зеленушкой наверху, с тонким, светящимся носиком и мелкими семенами. Сладостный аромат плыл по салону «восьмерки», забирался в нос, вызывал во рту знакомый с детства вкус клубничного варенья.
Миша взял, было, одну ягоду, хотел сунуть в рот, но тётя тут же выхватила, положила на место.
— Ну одну! Жадина ты! — заворчал паренек.
— И ничего не жадина, просто кто же ест, не помыв?! — возмутилась Антонина, сидя рядом. — Поехали, а то ягода скиснет. Жарко ведь! Стоп! — закричала она. Мишка даже вздрогнул.
— Кошелек потеряла? — злорадно спросил он.
— Нет, сахар нужно купить. У меня мало, — будто не замечая, что племяннику уже надоело болтаться по базару, ответила Антонина, вышла, быстро протиснулась в толпу, а потом вынырнула оттуда, еле таща два пятикилограммовых мешка. Следом за ней на асфальте оставался тонкий сладкий след, который тут же оккупировали муравьи, растаскивая лакомство.
— Ну чего не позвала? У тебя же нога! — выскочил ей навстречу Миша, стал помогать…
Домой ехали молча. Михаил то и дело вздыхал, потому что вконец изжарился в душной машине, Тоня тоже вздыхала, но от того, что так удачно купила хорошую клубнику. Пусть ей отдавили в толкучке мысок, пусть обругали, что лезет как к себе домой, но зато теперь в кузове и на заднем сидении стоят корзины, полные любимой Тонечкиной ягоды. Она не станет её есть просто так, сварит варенье, поставит его в кладовку, а вот уже зимой, в лютый мороз, когда за окном белым–бело, выставит варенье на стол, загорится оно своим красно–багряным переливом на исходящем маслицем блинчике, вот тогда ей родные скажут «спасибо»! Только бы удержаться, не съесть всё прямо сейчас…
Мишка, загнав машину под навес и отнеся корзины в дом, сказал, что пойдет купаться.
— Ну иди, коль свербит у тебя! Нет чтобы помочь перебрать, помыть, приготовить, закатать… Ладно, иди уже, ухажёр! — ехидно бросила Антонина ему вслед.
— А чего сразу ухажёр–то? Просто жарко, надо охладиться!
— Полотенце не забудь, горячий ты мой парень. Осторожно там, в воде–то! Как бы солнечного удара не было! — крикнула вслед парню женщина, ушла с крыльца в прохладные сени, постояла немного в раздумье. И тут услышала, как кто–то зашел через калитку к ней на участок.
— Тоня! Тоня, ты дома? — кричала от забора Тамара, соседка, что жила от Антонины через пять домов ниже по улице. — Тонь, радость же у нас, Кирилку в институт приняли, сейчас дочка звонила. Представляешь, нашего лоботряса взяли, даже оценки высокие поставили. Слышишь, Тоня?
Тоня слышала, но отвечать Тамаре не хотела, так как тогда придётся приглашать подругу в дом, пить с ней за будущую учебу мальчика, то–сё, времени на эти разговоры всегда так много уходит!..
— Антонина, не дома что ли? Да я видела, как тебя Мишка привёз. Выходи, радость какая у нас! — уселась на ступеньки крыльца Тома, довольно потянулась, выпрямила, положила впереди ноги.
Вышла Тонька, пристроилась рядом.
— Ох, как время–то бежит! А помнишь, мы нашего Кирюшку в колясочке катали, он пустышку все выбрасывал и кричал… А помнишь, как он ежа из леса принес? Голыми руками его… Голыми руками… — не унималась Тамара.
Антонина Викторовна кивала, потом, обняв подругу за плечи, улыбнулась.
— Поздравляю, хороший мальчик, далеко пойдет. А помнишь, как голубятню они с моим Стасом строили? Твой Кирилл на самую верхотуру заберётся, кричит оттуда, а ты внизу его чихвостишь… Ох, это ж какие мы старые, что у нас Кирилл уже в институт поступил, а?! — вдруг расстроенно обняла ладошками своё лицо Тоня. — Прямо тоскливо стало… Посиди, Томка, я сейчас, для настроения кое–что принесу!
Не хотела Антонина брать из корзин клубнику, ой как не хотела! Но уж такое дело, у подруги праздник, надо как–то отметить! Застолье будет потом, вечером или завтра, а сейчас лакомство для женской части населения!..
— Вот, угощайся. Сегодня Мишку загнала на базар, у Толика купили, там еще много корзин у нас. Правда, красота? — чуть похваливалась Тоня, кладя в руку гостье огромную ягоду с багрово–фиолетовым, переспелым бочком.
— Красота, Тоня! Ой, сладко! Ой, не могу! Аж внутри все запело! Вот ну почему у нас не растет такое чуда, а? Сколько раз сажали, сорта покупали, мучались, а она, вредная такая, не растет, и всё…
— Ничего, привезут. Сейчас с этим проблем нет, машинами клубнику к нам привозят, забот никаких.
— Удачно ты сегодня сгоняла, — беря очередную ягоду, кивнула Тамара. — На завтра прогнозы жуткие – гроза, ливень, град даже. Сегодня хороший день!
Они еще рассуждали о погоде, потом перекинулись на прогнозы астрологические, Тоня принесла карты, стали гадать, кидая картинки прямо на крыльцо, смеялись, когда Тамаре выпало удачное замужество, а потом Антонина вдруг всполошилась.
— Да что же я с тобой сижу?! У меня ягода преет, надо заняться! Томочка, милая, за Кирюшу рада, но не могу больше сидеть, дел много! Давай, я тебе немного в лукошко отсыплю, мужа угостишь, тем более удачное замужество скоро у тебя, предупреди его!
Тоня вскочила, быстро набрала в плетеное лукошко ягод так, что чуть не вываливались они за бортик, проводила подругу к калитке, помахала вслед рукой.
— Ну, от десятка ягод не убудет! — проговорила Антонина, надела фартук, стала перебирать ягоды и складывать их в дуршлаг. Оторвет листики, придирчиво осмотрит саму красно–карминовую ягодку, положит или направо, если уж очень хороша, или налево, если есть в ягоде изъяны. И варенье будет вариться у Тони как будто двух сортов – высшего и второго, «так себе, уж что было, то сварила»…
— Тонька! Дома ты? — в дверь протиснулась взъерошенная голова Тимофея Ильича, местного ветеринара, добрейшей души человека, разводящего в избе своей попугайчиков. Вырастив их до приличных размеров, Тимофей Ильич сажал выводок в клетку и ехал на Птичий рынок, чтобы там «отбить деньгу», как он говорил. Попугаев у него разбирали охотно, половину из них он научил разговаривать, все были ручные, забавные, интересной окраски. Да и сам Тимофей Ильич с энтузиазмом рассказывал, как ухаживать, чем кормить, как лечить, ежели заболеют.
— Тоня! — повторил гость. — Я на пять минут, узнать только, ты на базар ездила? Я гречки просил купить, забыла?
Антонина, высунувшись из кухни, с досадой махнула рукой.
— Забыла, Тима! Так тяжело ехали, возвращались, Толик тоже опоздал, давка такая была, жуть! Но зато смотри, какой товар! — ткнула женщина рукой на корзинки.
— Ну–ка поглядим… — надел на нос очки Тимофей Ильич. — Это где ж такую ягоду выращивают? Уж больно крупная, не больная она? Нет? Поди, кислющая! — подначивал соседку Тимофей, с сомнением разглядывал клубничину на просвет, взвешивал в руке. — Нет, обманул тебя Анатолий, неудачная ягода, кислая! — уверенно сказал он наконец и развернулся, чтобы уйти.
— Да стой, попробуй сначала, а потом уж говори! Ишь, быстрый какой на язык. Ешь!
Она сунула ему гигантскую для клубничины ягоду и теперь наблюдала за лицом дегустатора. Ни жилки не дернулось, ни одной ухмылкой не показал Тимофей, что слаще этой ягоды давно уж не ел.
— Не распробовал что–то, странный вкус, химический вроде… — скептически пожал плечами мужчина.
— Да какая химия?! Это из совхоза, это своё, можно сказать, родное, а ты… Нет, вот еще одну попробуй! Ну, что?..
Антонина все подкладывала гостю клубнику в мисочку, тот всё пробовал и пробовал, пока не почувствовал, что наелся.
— Ну всё, верю, что лучшее взяла. Не могу больше, лопну! — схватился за живот Тимофей Ильич. — Я чего приходил–то… Эх, забыл! Ладно, пойду… А гречку потом… Потом…
Он тяжело спустился со ступенек, все еще дожевывая последнюю ягодку, обернулся, махнул рукой хозяйке. Та кивнула в ответ и отставила под стол пустую корзинку…
Минут через двадцать, когда первая партия ягоды была перемыта и оставлена в тазу пускать сок, на участок забежала стайка ребятишек. Они, как любопытные мальки, потыкались сначала в сарай, потом с визгом побежали от Тониного петуха, вскочили на крыльцо и стали барабанить в дверь, которую Антонина прикрыла, боясь, что на аромат варенья налетят пчелы.
— Ой, кто там? Некогда мне, сами заходите. Ребятишки, что вам? — увидев на пороге кухни человек восемь детей, поинтересовалась Антонина, вытерла руки о фартук, повернулась к гостям.
— Тётя Тоня, а правда, что муравей сильнее слона? — звонко спросил один из мальчиков. — Ты же биолог, ты должна знать!
Антонина Викторовна, любящая насыщать пытливые умы детей знаниями, пустилась в пространные рассуждения о силе двух существ, силе относительной, но не абсолютной, а ребятня как будто слушала, а сама так глазами на дуршлаги и зыркает, так и глотает слюнки.
— Ой, а что это у тебя? — не удержалась Галя, самая младшая из этой ватаги. — Ягодки так красиво лежат! Моя сестра недавно такие рисовала, ей «пятерку» поставили. Она у меня художник! — Галина торжественно кивнула в знак подтверждения своих слов. — А нам дядя Тимофей сказал, зовешь ты нас… — продолжила она уже с хитрой полуулыбкой.
— Растрезвонил, значит? Ну никаких секретов вашему дяде нельзя доверить! И что, хотите клубники что ли? — улыбнулась женщина. Тимофей Ильич, видимо, встретил ребятишек на дороге, рассказал про варенье, а уж дальше они сами свои выводы сделали, и вот…
— Хотим. Немножко, нам только попробовать… Мы даже брать с собой не будем, только по кусочку! — наперебой уверяли ребята…
А потом каждый из них уселся на ступеньках крыльца, толкаясь локтями и держа обеими руками по полной мисочке клубники, сдобренной сверху сливками. Ребятня жмурилась и цокала зубками, вытирала рукавами текущий по подбородку сок и хохотала от того, что лето, что тепло и не надо надевать колючие рейтузы, от того, что кричит в небе стриж, а тетя Тоня добрая и ласковая, она угостила всех своей клубникой, да еще и сахарком присыпала!..
— Хороший какой день оказался! — переговаривались дети, уже идя по дороге к речке. — Тётя Тоня сказала, что завтра расскажет нам про бегемотов. Хорошо бы, чтобы про тигров еще рассказала…
Антонина, убрав мисочки, снова стала перебирать ягоды, отметила про себя, что корзинок стало меньше, чем она планировала сварить, покачала головой, повернулась, и тут в шее что–то больно кольнуло, зажужжало, стало нестерпимо горячо.
— Ах ты ж… — скинула с себя Тоня осу. Та, волочась по полу, попыталась сбежать, но была придавлена сандалией.
Тоня чувствовала, как раздувается шея, как немеет и стягивает её яд.
— Нина! Ниночка, помоги, беда у меня! — закричала Тоня, испугавшись, что начнется аллергия, ведь место такое нежное – шея…
На зов прибежала соседка, Леночкина мама. Она быстро осмотрела пострадавшую, сунула ей в руку комок земли, велела подержать на месте укуса, а сама помчалась к себе за лекарствами.
— Ну как же ты так, а? — качала головой Нина, сидя рядом с лежащей на диванчике подругой.
— Да вот, затеяла клубничное варенье варить, ведь срок уже, а тут эта оса… Никогда так не раздувало меня! — прошептала Тоня виновато. — Извини, что дернула тебя… Ты иди, там, в корзинке, выбери себе послаще какую ягодку–то! Иди–иди! А я хочу, чтобы ты взяла! — строго оборвала Нинины отнекивания Тоня. — Ну как? Хороша? Это я у Толика купила, он самую сладкую привозит!
Придя в себя, Антонина Викторовна собрала Нине с собой немного ягод, чтобы та угостила дочку.
— Красавица у тебя Лена! Пусть полакомится, поди, зимой на одних бутербродах в своем общежитии перебивается! — сказала Тоня, вздыхая.
— Спасибо, Тонька, да не надо! У нас своей немножко все же созрело, Лена с огорода… — начала, было, соседка, но Антонина слушать не стала, еще раз сунула в руки Нине тарелку и выпроводила её домой, а сама, встав у стола, опять принялась перебирать ягоду, прикидывая, кому сколько в этом году надо передать банок.
На плите уже забулькал первый тазик с размякшими, пустившими розовато–сахарный сок клубничинами, когда у дома замаячила кепочка Бориса Егоровича. Ходит кепочка туда–сюда, остановится, потом опять челноком двигается по тропинке. Дойдёт до яблони, повернется, идет к скамейке, потом обратно.
Борис Егорович ухаживал за Антониной, но был стеснителен и мягок, а Тоня любила мужчин решительных, бойких, дерзких даже…
— Боря, ну что вы там, канаву протопчите! Идите на кухню, тут у меня горячий цех! — крикнула Антонина Викторовна.
Мужчина послушно поднялся по ступенькам, зашёл в дом, снял ботинки и босиком потопал по коврику. Встав в дверном проёме, он наблюдал за женщиной, подмечая ее ловкие движения, уверенные, свободные, красивые.
— Клубника? Божественный аромат! — сказал наконец Боря. — Ах, как у вас это изысканно получается! Так блестит на свету, так переливается варенье ваше! А в глубине – точно рубин горит, таинство какое–то! Чем помочь? Что–то вы неважно выглядите! Что с шеей?!
— Ничего особенного, оса укусила. Вот, варенье варю, давайте–ка, пенки вам положу. Любите пенки?
Борис кивнул.
— Тогда они ваши! Только подождать надо немножко…
Тоня отдавала распоряжения, Борис послушно выполнял – перебирал, мыл, укладывал на дно, пересыпал сахаром.
— Попробуйте свежую! — вдруг сунула ему прямо в рот ягоду Антонина Викторовна. — Как можно варить, если вы не знаете, какая она на вкус! Пробуйте, говорите правду!
Борис Егорович несмело взял губами из любимых рук угощение, надкусил, зажмурился, покачал головой.
— Очаровательный вкус! А знаете, бабушка мне делала просто с сахарком и молочком. Вы так любите? — наклонив голову, спросил Боря.
— Я с мороженым люблю, — пожала плечами Антонина. — Сейчас я вам сделаю, будете довольны!
Ей было приятно хлопотать о полднике для Бориса Егоровича, почивать, угощать, угождать.
— Так, корзинку эту в сени, а я из холодильника выну мороженое. Что–то Миши долго нет… Ушли на речку купаться, и вот все не вернулся… — посмотрев на часы, посетовала Тоня.
— Хотите, я схожу, позову его! — с готовностью ответил Борис.
— Нет, ну что вы! Сидите, ешьте, он взрослый, мой Мишка, сам все знает!
Накормив Борю и отправив его домой, Тоня поняла, что уже валится с ног. То ли гроза скоро будет, то ли просто устала, навертелась, то ли от противоаллергической таблетки её в сон потянуло, но бороться со слабостью было невозможно.
Антонина выключила газ, прикрыла крышкой плавающие в сиропе ягоды, сняла фартук и пошла в спальню.
— Долгий какой день! И дел еще много… Миша только вот не приходит, как бы не простудился в воде…
Мысли путались, сознание проваливалось куда–то в темноту, а тело, легкое, невесомое, парило над кроватью, преодолев притяжение земного ядра… Антонина Викторовна уснула.
А когда проснулась, из кухни доносился шёпот, смех, какие–то восклицания, потом опять хихикали.
На часах половина двенадцатого! Кому там не спится?!
Тоня вскочила, поправила смявшееся платье, разгладила воротничок и пошла на тусклый свет лампы.
Заглянув на кухню, она увидела сидящих за столом Мишу, Лену, Федюшку, Никиту, Женьку и маленькую Иринку. Они все разом притихли, испуганно посмотрели на Михаила, а тот, вскочив, закрыл собой стол.
— Понимаешь, теть Тонь, ребята проголодались, ну вот я их домой пригласил… Ну то есть к тебе домой. Ты спала, я не стал беспокоить… Я картошки сварил, ну, сосиски взял еще. Я завтра все куплю! И вот еще что… — Миша совсем сник. — Не знаешь, дядя Толя завтра торгует? Понимаешь, мы тут клубнику пробовали, уж очень вкусно она у тебя лежала… Ну и всё съели… Почти…
Тоня глянула на пустые корзинки, на перепачканные в соке лица гостей, на сжавшуюся и юркнувшую за спину Жени Ирочку, хотела наругаться, отправить всех по домам, но потом вспомнила, как прибегали еще ребятишки, как приходила с радостной вестью Тамара, как всем было сладко и приятно есть эти огромные, наполненные сладостью ягоды, как по–детски горели глаза забегающих в избу гостей…
— Ой, ладно тебе! На то она и ягода, чтобы есть! Все витамины в ней, в свежей. Ешьте на здоровье, а варенье мы сварим. Купим еще клубники и сварим. Ой, что–то я тоже захотела с вами посидеть, можно? — приставила себе стул Тоня. — Чумазики мои хорошие!
— А как же варенье? Не будет? — тихо спросил Мишка.
— Будет. Всё будет, жизнь впереди течет, соком сладким нас питает. Наварим еще такого варенья, пальчики оближешь! Ой, а цветы откуда? — удивленно показала рукой на букет Антонина Викторовна. — Красивые, родные все – ромашка, колокольчики, люпины даже…
— Это Борис Егорович принес, велел тебе отдать. Тёть Тонь, а с чего это он, а? — хитро улыбаясь, спросил Михаил.
— Да не знаю! Просто потому что хороший человек! — отмахнулась Тоня.
Миша и Лена переглянулись, захихикали…
… А на следующий год дядя Боря в Тонином фартуке стоял на кухне и важно помешивал булькающее в тазу клубничное варенье, пока его жена, Антонина, с сестрой и племянником перебирали очередную порцию ягод. Клубничный сезон был опять в самом разгаре…
