— Доченька, налей старику воды в бутылку, пожалуйста, у вас колонка не работает.
Обросший пожилой мужчина в тряпье, наклонившись на изгородь, протягивал пластиковую бутылку. Ольга оторвалась от своих дел и повернулась к забору.
— Колонка, да, два года уже не работает, что-то там сломали или украли и не чинят. Не до нас власти, свои заботы.
Оля помыла руки в стоящем у сарая ведре и вытерла их о подол.
— Давайте, налью. Скважину в этом году пробурили, чтобы уж точно с водой жить.
Оля взяла бутылку и открутила крышку.
— Фу, — из бутылки ужасно завоняло. — Я вам в новую бутылку налью, у меня их много.
Она ушла и быстро вернулась к забору, подала воду в чистой пластиковой таре.
— Спасибо, милая, дай бог твоему мужу здоровья. Как ты не пожалела мне воды, так и он пусть он оживёт.
Оля посмотрела на пожилого мужчину. Вид измождённого, исчерченного бороздками времени человека заставил её задуматься на секунду:
— Далеко идёте, может, есть хотите?
— Иду куда глаза глядят. От тарелки еды никогда не откажусь.
— Ну и отлично, раз не торопитесь, то у меня как раз куриный суп есть, только сварила, — Ольга открыла калитку и пригласила путника войти.
— У меня под яблонькой стол, присаживайтесь, я сейчас.
Ольга скинула галошу и поднялась по крыльцу в дом.
— Кто это? — спросил муж, подпирая дверной проём.
— Не знаю, пожала плечами Ольга. Путник какой-то воды попросил, а я ему предложила поесть.
— Что это ты вдруг чужого человека кормишь?
— Собак да кошек подзаборных кормлю, ты не замечаешь, а тут.
— А тут старик, сопрёт последние вилы, видела какой-то вид у него бомжеватый.
— И пахнет он также, но человек же.
— Совсем из ума выжила, Оля. Корми и выпроваживай.
— Не беспокойся, ложись. Спина болит?
— Болит.
— Вот и ложись и лежи.
Семёновы жили в самом центре большого села Квашенка. С одной стороны бор, с другой поля пшеницы. Муж Ольги Александр работал в животноводческом комплексе, построенном пять лет назад в тридцати километрах от дома, был водителем грузового транспорта. Оля после того, как дети отучились и остались жить в городе, работу в школьной столовой оставила, болели ноги, и занялась домашними хлопотами.
И не молодые уже и не старые, а шалило здоровье. Саша всё больше спиной маялся. Профессиональная болячка. Оля со своей проблемой по больницам бегала, даже в город ездила на всякие УЗИ. Так и жили. Тяжёлый домашний труд на селе никто не отменит.
Оля вынесла во двор тарелку с хлебом, яйца варёные в карман положила. Простой деревянный стол, покрытый клеёнкой, стоял в самом центре двора, под раскидистой яблоней. Сидя за столом можно было видеть и огород и даже улицу.
Хозяйка протёрла тряпочкой клеёнку, положила широкое белое с двумя бардовыми полосками по краям полотенце на стол и поставила на него тарелку с нарезанным хлебом. Яйца вытащила из кармана и подала старику.
— Чистите пока, вон туда, под яблоню, курицы прибегут сметелят.
Старик взял в обветренные цвета глиняной влажной земли руки два яйца в белой скорлупе и поджал губы. Оля побежала в дом и тут же вынесла тарелку дымящегося супа, ложку и солонку.
Старик долго смотрел на суп, вдыхал его запах, словно можно было наесться даже им, и не притрагивался к еде. Его смущало белое полотенце, неожиданное приглашение к столу и горячее блюдо. Всё, чем довольствовался он последний месяц своего скитания — это кусок хлеба.
Пожилой мужчина заплакал.
— Я уйду, не буду мешать, у меня тут дел в огороде, а вы ешьте, — сказала хозяйка, почувствовав его замешательство.
— Нет, посидите со мной, пожалуйста.
— Тогда расскажите, кто вы, откуда и почему бродяжничаете?
Старик взял в руку ложку и сказал:
— Зовут меня Степан Иванович Черных. Я из Михайловки.
— Подождите. Так Михайловка заброшенная деревня. Лет пять как уже, —перебила Оля.
— Верно. Двое нас в деревне осталось после того, как отключилось электричество. Я и бабка Нюра. Нюру в прошлом году зимой схоронил. А этим летом понял, что если отдам Богу душу, меня и похоронить некому будет. Собрался и пошёл. По ближайшим деревням прошёлся, в администрациях был. Все руками разводят, да нос воротят.
— А дети, родственники?
— Есть брат, но живёт на севере. Мы с ним как-то не общаемся.
— Ну ничего. Разузнаю я у нас в социальной службе, может, помогут чем. Ешьте.
Оля поднялась и пошла в дом.
— Саш, Сашка, деду этому некуда идти, он из Михайловки, до понедельника пусть у нас поживёт.
— Чего? Ольга, ты из ума выжила?
— На летней кухне постелю и пусть спит, еды на всех хватит, почему не помочь человеку?
— Ой, женщина, тебе явно заботы и работы мало, теперь будешь с этим дедом носиться.
— Знаешь, Саша, моя прабабка в войну без мужа и сыновей осталась, со снохой и внучкой жила. Так вот, горевала она так, убивалась, пока однажды к ней в дом не постучалась женщина с тремя детьми. Сбежали они в Сибирь не от счастливой жизни. И прабабка моя приняла их, у себя дома разместила. Дом огромный был, комнат много. Всех отмыла, накормила и жить оставила. Я до сих пор помню, как мать мне говорила, что если кто просит помощи, искренне, без злого умысла — помоги, это к тебе не человек, это к тебе Бог пришёл, значит, учит тебя. И уныние у прабабки сразу прошло.
Саша махнул рукой.
— Началось. Делай что хочешь. Спину мне намажь ещё, опять вступило.
Когда Оля вышла во двор, дед уже сидел перед пустой тарелкой.
— Добавки? — спросила Ольга.
— Нет, спасибо. Боюсь, плохо станет.
— У нас сегодня баня, вы оставайтесь. Летняя кухня свободна, там диван, я постелю. До понедельника все службы не работают. Нужно подождать.
— Как же я… Без оплаты не смогу на постой.
— Не надо. Что мне воды жалко или еды. Оставайтесь.
Мужчина ничего не ответил, так и остался сидеть на стуле.
Хозяйка принялась носить в баню воду, пожилой мужчина сел тут же рядом:
— А хозяин что же не помогает, давай я носить вёдра буду, а ты наливай.
— Сидите, отдыхайте. Хозяин приболел, спина у него. Работа такая, что потом спиной постоянно мается. Сегодня вот договорились опять на укол поедем.
— Я мазь соберу и после бани могу его помять, чтобы на место позвонки поставить, если нужно.
— Спасибо. От мази не откажусь, а вот спину он навряд ли доверит.
Степан Иванович помог Ольге наносить воды, а потом она ему показала летнюю кухню за домом и с мужем собралась уезжать.
— Не уходите никуда, мы скоро приедем, я всё закрою.
Старик кивнул.
— Может нужно что в магазине купить?
Старик минуту или две искал что-то в своей сумке на колёсиках, потом достал купюру достоинством пятьсот рублей и протянул Оле.
— Полотенце и ножницы мне нужны. Если получится, купите, пожалуйста.
— Полотенце есть, я дам.
— А ножницы зачем? — спросил Саша.
— Подстричься чуток, оброс совсем.
— И подстригу. У меня машинка, — возразила Оля и денег не взяла.
Через час Семёновы вернулись. Оля проверила баню и открыла туда дверь, чтобы вышел жар. Саша тем временем зашёл в сарай и тут же выскочил оттуда.
— Зернодробилка пропала.
— Я не трогала, она же тяжёлая. В сарае стояла утром.
— Это всё дед твой! — Александр ускорил шаг. Оля выскочила ему наперерез.
— И до этого вещи пропадали. Не обидь старика подозрением.
До этого случая, действительно, у Семёновых со двора стали пропадать вещи: инструменты разные, колун новый, мойку для машины сын подарил отцу на день рождения, так и она исчезла. И не знал никто, где искать. Соседи не видели ничего подозрительного. По огородам тоже никто не шарился. У других ничего не пропадало.
Саша дёрнул дверь летней кухни и перевернул всё. Старик испуганно смотрел на него с дивана.
— Не заходил кто пока нас дома не было, вы в сарай не ходили?
— Я нет, не ходил никуда. А к вам приезжал кто-то. Взял ведро и ушёл. Такой рыженький парень.
Оля с Сашей переглянулись и одновременно сказали.
— Тимофей!
Ольги с Сашей не было ещё час или больше. Баня стала остывать, старик прикрыл дверь, стал ходить по двору туда-сюда.
Хозяева вернулись и долго обсуждали произошедшее. Не до бани было. Александр загнал во двор машину и стал вытаскивать из багажника различный инструмент.
— И ведь не сознавался, гад, что брал. Откуда у него ключи от нашей калитки? А ещё племянник называется. Вот ведь. Внешность обманчива.
— Да не знаю я, Саш. Если бы не Степан Иванович. Ой, я про него и забыла. И баня…
Оля хотела пойти к старику, но тут Александр неудачно подхватил зернодробилку, поднял её и взвыл от боли.
— Не тронь его, не поднимай, — крикнул старик Ольге, выходя из-за дома и ускоряя шаг. — А ты лежи, посмотрю.
Колдовал над Сашкой старик долго. Потом отправил его ополоснуться, а сам тем временем приготовил какой-то настой.
— Намажь, прикрой пакетом, а потом одеялом, чтобы прогреть то место, где я его мял.
—Поняла, — кивнула Ольга. — Держите полотенце и идите мыться, а я уже потом. Одежду сына кое-какую старую я вам посмотрю сейчас, не старьё же это на чистое тело одевать.
После бани Ольга подстригла старика, постелила ему чистое бельё и выдала одежду.
— Располагайтесь. Скоро ужинать будем.
Сидели все за столом в доме. Саша с Олей и старик. Намытый, подстриженный.
— Такое чувство, что я вас сто лет знаю, — вдруг произнёс Саша.
—Ага, и у меня, — кивнула Оля.
— Бывает и так в жизни. А тебе вот, травки на, заваривать чай для сосудов, — протянул Ольге дед мешочек.
Спали Семёновы в ту ночь очень хорошо, спокойно. У Александра, наконец, перестала болеть спина. Оля успокоилась, и ноги больше не тянуло.
Утром она постучала в дверь летней кухни — тишина. Открыла. Деда в помещении не было. Диван заправлен, всё сложено аккуратно и записка карандашом на тетрадном листе сверху лежит. «Спасибо за всё, пошёл к брату».
— Саш, Сашка, дед ушёл, — прибежала в дом жена.
— Как ушёл?
— Так. Вот, — протянула она листок.
— Может догоним? — спросила жена.
— Нет. Ушёл так, чтобы не помешали мы ему. А ведь права ты была, Оля. Приходят к нам люди не просто так. Получилось, что этот дед нам послан был. Показать какой у нас родственник, глаза открыть, да и в болезнях помочь.
Степан Иванович, когда садился в полицейскую машину, знал, что везут его в дом для престарелых, дом для тех, у кого нет родственников или тех от кого отказались.
Забирали его из городской больницы два молоденьких полицейских при исполнении. От одного из них старик и услышал, что едут по адресу дома престарелых.
Сейчас Степан Иванович сожалел, что отправился летом скитаться, хоть какой, а дом свой был, не казённый угол. Думал до брата, который жил на севере, дойти пешком. Так сказать, землю-матушку посмотреть на старости лет и на самолёт не тратиться.
Деревня, в которой жил старик, опустела быстро, лет за десять. Потом и электричества не стало. Три года они жил с соседкой бабой Нюрой из домика у леса в Михайловке вдвоём. А потом зимой она умерла, и Степан Иванович собрал нехитрый скарб и пошёл, куда глаза глядят.
Так и шёл. Кто где хлеба даст, кто на ночлег пустит. В полях, в лесу спал под открытым небом, как получалось, так и ложился на коврик. Такая благодать, когда небо без облаков, словно одеяло в мелкий светящийся горошек. Лежишь, глаза закрыть не можешь, потому что невероятно всё. Красота, которую только увидеть можно, передать словами нельзя. Столько лет прожил Степан Иванович, а красоты этой не замечал, всё глаза его к земле обращены были, с рук она, матушка-кормилица, не смывалась. А теперь время пришло в небо смотреть. И смотрел. И видел всё вокруг, примечал, лежал и точно знал, что всё это дом его, каждая травинка, каждый куст и дерево, и капля росы.
В деревнях пожилого старика особенно не жаловали. Когда уставал, пробовал в администрации пристроиться куда-нибудь, просил брата разыскать, но чиновники только руками разводили, носы затыкали.
Поэтому и собирался силами, и шёл дальше. В одной из деревень встретилась дедушке хорошая семья. Накормили, на ночлег оставили. Но как у чужих людей жить? У них своя жизнь, свои порядки. Побоялся Степан Иванович помешать, не ко двору быть. Ушёл. Сбежал, чтобы не пожалели.
А тут неприятность приключилась. Споткнулся о торчащий из земли железный прут и рассёк ногу, да так сильно, что чуть сознание не потерял. В больницу довёз какой-то добрый человек. А там, на койке с белым бельём, словно посыпался старик, расслабился и тело размякло, болячки вылезли одна за другой как из рога изобилия.
Однажды посетители пришли к Степану Ивановичу.
— Спуститесь, Черных, к вам пришли, — велела медсестра.
— А кто ко мне придёт, у меня тут ни родственников, ни знакомых нет?
— Мужчина в форме пришёл, полиция и ещё с ним двое.
Степан Иванович испугался не на шутку, но тапочки, что ему медсестра по его просьбе купила, одел и потихоньку стал на первый этаж спускаться.
— Он? — повернувшись налево, спросил мужчина в полицейской форме, обращаясь к людям, стоящим рядом.
— Он, — кивнула Оля.
— Да, — подтвердил Саша.
Степан Иванович растерялся. Мало ли что. Непонятная ситуация. Перед ним стояли те самые мужчина и женщина, у которых он в селе Квашенка жил.
— Вот и хорошо.
Мужчина в полицейской форме достал из своей чёрной папки документы и протянул старику:
— Здравствуйте, Степан Иванович. Вот вам документы, изучайте, если всё устраивает, подпишите, где галочка. Можно подумать до следующей недели. Потом вас выписывают.
Степан Иванович трясущимися руками взял бумаги.
— Это хорошее место, объясняла Ольга. — Там есть бесплатные процедуры, я уже договорилась. Здесь вас подлатали, а там санаторно-курортное лечение дополнительно выбила. Это прекрасный дом… престарелых.
Старик смотрел на Семёновых не моргая.
«Добро люди сделали, видно же, что от чистого сердца».
— Дом престарелых, значит.
— Да, Степан Иванович, надо здоровья набраться. Тут вас через неделю выпишут и всё, куда пойдёте?
— А куда глаза глядят туда и пойду. Как всё лето ходил. К брату пойду.
— По брату пока не могу дать ответ, — вмешался в разговор полицейский, — так как ответа от всех подразделений нет. Бюрократия.
— Бюрократия, — повторил старик. — Спасибо всем, у меня ужин. Если всё, спешу откланяться.
— Да, у меня всё, — мужчина в форме развернулся и ушёл.
— Ой, вот тут яблочки наши, с того самого дерева, — Оля протянула пакет старику.
Степан Иванович вдруг вспомнил тот суп, куриный, которым кормила его Оля в день знакомства.
— Кормят хорошо, может принести что? — поинтересовался Саша.
— Хорошо кормят. Всё у меня есть.
— Полотенце, тапочки?
— Есть всё, Оля, спасибо вам, вы ко мне очень добры.
Степан Иванович быстро развернулся и пошёл по лестнице. Он очень боялся, что слёзы опозорят его. Вот тут, сейчас. Придётся утираться, объяснять… не захотел, вновь ушёл.
И вновь потянулись больничные дни. Только то, что полис с паспортом, да удостоверение ветерана труда было у Степана Ивановича, то и спасло. Подлечили. Откормили. Выспался.
А теперь выписали из больницы. Полицейские торопили. «Молодёжь, скорее надо», — подумал Степан Иванович и сел в машину.
Ехали долго. Вдоль березовой рощи, пруда, на котором плавали утки, мимо чёрно — жёлтых полей, утыканных подсолнечником. На территорию дома престарелых въехали медленно. Старик даже разглядел трёхэтажное здание. Пожилая женщина в белом халате и высоком колпаке, больше напоминавшая повариху и внешне, и одеждой, пригласила Степана Ивановича войти. Определила в комнату, оформила нужные документы и принесла бельё.
— Справитесь или помочь?
— Справлюсь, — махнул старик.
Комната была небольшая, вытянутая, рассчитанная на двух постояльцев: две кровати, две тумбочки, небольшой стол и два стула с одной стороны у входа и шкаф напротив у второй стены. Всё советских времён, но на вид добротное. Вторая кровать была заправлена, на тумбочке лежала книга, очки, стоял стакан с водой.
Степан Иванович сообразил, что здесь уже кто-то живёт.
В тот же момент в комнату вошёл мужчина. На вид он был моложе Степана Ивановича, но по паспорту они были ровесники.
— О, в нашем полку прибыло. Отлично. А то я тут один чуть с мышью не стал разговаривать. Андрей Валерьевич, — протянул руку мужчине.
— Степан Иванович, приветствую, а что тут мыши есть? — протянул он свою в ответ.
Мужчина на кровати напротив расхохотался:
— Игрушечная, внук подарил, чтобы мне грустно не было.
— У вас есть семья?
— Да, конечно. Я тут на месяц, на лечение. Тут такая история. С этой стороны как бы санаторий, а с другой дом престарелых.
— Значит я сначала здесь, а потом туда. У меня нет никакого. Брат есть, так и не смог отыскать.
— Ну ничего. Жить везде можно. Главное настрой боевой, тогда и тяготы легче переносятся.
— Это точно, — согласился Степан Иванович.
И побежали дни. Соседи по комнате сдружились. В разговорах всегда находили общие темы, интересно им было беседовать. Схожи мужчины были в вопросах политики, жизни, может, поэтому и темы для разговора не нужно было искать. Повезло.
Месяц подходил к концу. Андрей Валерьевич уехал домой и Степан Иванович загрустил.
Всё чаще, гуляя на территории пансионата, он заходил на территорию дома престарелых. И это было словно два разных мира. Словно страшное отражение находилось справа от того места, где жил старик.
— Завтра последний день вы у нас, Степан Иванович, собирайте вещи, нужно быть готовым. После обеда выписка.
Старик кивнул.
Утром дали манную кашу с кусочком масла. Степан Иванович долго возил ложкой по тарелке, есть не хотелось.
Та самая женщина в белом халате и высоком колпаке, похожая на повариху, пришла к старику после обеда, на который он не пошёл.
— Так. Давайте помогу, что у вас там нести. У меня тележка.
Тележка, словно взятая в супермаркете, стояла в коридоре напротив открытой двери. Женщина быстро сгрузила сумку и пакет Степана Ивановича и покатила. Только успевай за ней. А он не хотел торопиться. Тут было хорошо. Даже слишком, за последние пять лет.
— Так, где эти, только же здесь были? — крутилась женщина, осматривая территорию. — Сейчас за вами придут, ждите, — сказала она и ушла.
Степан Иванович стоял с этой тележкой посередине небольшого двора и ждал своей участи.
— Степан Иванович, — замахала ему Оля, выскочив из остановившейся у ворот машины.
Она подошла и спросила:
— Ну как вы, отдохнули, подлечились?
— Да. Вот выписали.
— Отлично. Тогда поехали. Саша, заберёт вещи.
— Куда? Мне туда, за мной придут, — показал он за здание.
— Кто придёт? Это мы приехали за вами. Во-первых, брата я вашего всё же нашла. Сама. И, во-вторых, дом мы свой старый отремонтировали, печь переложили пока вы отдыхали, успели, теперь вам там и зимовать можно, если захотите. Ой. Мы же вам не говорили, это сюрприз, —рассмеялась она, прикрыв рот ладонью.
Саша стоял рядом, засунув руки в карманы:
— Дом крепкий ещё, до холодов успею дрова заготовить, договорился уже, ну и уголь, наверное, привезу.
Степан Иванович пытался унять дрожь в ногах, но не мог. Кое-как сел в автомобиль и всю дорогу вытирал тонкие полоски соли на щеках.
— Вот, — показывали дом Семёновы. — Мы тут жили раньше. Наш, вон, через два дома, тут даже крышу видно. Теперь только этот участок под посадки используем. А тут подумали, если останетесь, живите. Нам земля только нужна. Тут комната и кухня.
— А мне много и не надо. Только вот отблагодарить мне вас нечем.
— Как нечем? Дом без хозяина быстро развалится. А вы за ним присмотрите, и мы будем знать что нужно там-там подлатать. Без вас забросили бы его или снесли. Живите.
На новогодние праздники Степан Иванович летал к брату. Жил у него месяц, но вернулся. С Сашкой съездили они в Михайловку на газели и забрали из его дома то, что Степан Иванович посчитал нужным.
Часть своей пенсии старик откладывал на имя Ольги. О том, что ей принадлежит приличная сумма, она узнала через месяц после ухода Степана Ивановича Черных.
Прожил старик у Семёновых ещё почти десять лет.
