…Вера не стала провожать Галину на вокзале. Уезжает, и пусть её! В Москву? Да и скатертью дорога! Таких подруг и не видеть бы!
Это говорила зависть. Не к тому даже, что Галка едет в столицу, что, показав красный диплом и трудовую книжку с достаточно хорошим опытом работы, Галина устроилась на доходную должность, обещали даже служебную квартиру… Нет, Вера завидовала не этому. У Гали вся жизнь еще впереди, руки развязаны, она свободна — нет мужа, семьи, родители справляются сами, детей не значится, никто не тянет тебя на дно, не вселяет чувство обязанности перед слабым, тебе доверившимся. Галя едет начинать новую жизнь, везет два чемодана и себя любимую. А Вера остаётся в Лермонтовске, со своим неоконченным высшим, дочерью и пустотой где–то там, внутри, где раньше весело стучало сердце.
Галя и Вера дружили с детства, жили на соседних улицах, ходили в одну школу, вечером вместе делали уроки, по выходным, взявшись за руки, бежали на горку или к пруду, шептались о тайном, радовались пустякам и мечтали о сказочном будущем.
Галина, практичная, любящая, чтобы всё было разложено по полочкам как в комнате, так и в голове, была полной противоположностью вечно восхищенной и вдохновленной Верочке. Галя была похожа на мудрую сову, а Вера — на порхающую с цветка на цветок бабочку. Она могла замереть и слушать классическую музыку, передаваемую по радио, могла, забыв обо всем, рассматривать цветок на клумбе или сидящую на ветке синицу. И сама девушка была вся тоненькая, легкая, рукава её летнего платья того гляди, расправятся и превратятся в тонкие, полупрозрачные крылышки. Они унесут девушку в прекрасный мир, такой, о каком она мечтала.
Окончив школу, девушки решили никуда из Лермонтовска не уезжать. Здесь был хороший институт. Подружки выбрали профессию бухгалтера и подали документы на один и тот же факультет. Вот только Галя поступала на очное дневное отделение, а Вера недобрала баллов, её взяли на вечернее. В то же лето Верина мать, с которой они жили в небольшой квартире на первом этаже ветхого, трехэтажного дома, заболела, «сгорела» слишком быстро, никто уже ничего не успел сделать… Тогда, пожалуй, Вера впервые открыла глаза и, оглядевшись, поняла, что мир вокруг не так радужен, как ей казалось… Раньше жили на зарплату матери, и Вера на лето устраивалась подработать. Теперь же оплата квартиры, еда, да и себе на развлечения, одежду — всё легло на Веру. Она устроилась продавцом в галантерею.
Студенческая жизнь потекла своим чередом. Вера уставала, поэтому многие лекции просиживала просто так, глядя перед собой. Галина тогда приходила на помощь. Девушки часто сидели вместе за Галкиными конспектами, что–то читали, переписывали, спорили, ругались, доказывая друг другу недоказуемые с точки зрения молоденьких студенток истины, потом, опомнившись и почувствовав, как из Вериной кухни пахнет подгорелым пирогом, ойкали и бежали вынимать его из духовки.
Подружки смеялись и, махнув рукой на учебники, уже минут через десять, когда заварен чай, и на столе стоят тарелочки с маленькими фарфоровыми чашечками, уплетали угощение, жмурились и делали вид, что сильно коричневая корочка снизу совсем их трапезе не помеха.
Давно это было, очень давно. Вере даже иногда казалось, что та жизнь — легкая, наполненная мечтами, воздушными замками и розовыми пони, — была не её, а кого–то другого. Завертелось всё как–то, закрутилось, а потом ухнулось, придавив Веру огромной глыбой, неподъемной, холодной.
На втором курсе Вера выскочила замуж, легкой бабочкой она порхала вокруг жениха, а он, довольный, счастливый, чуть покачивался от выпитого утром шампанского…
С Андреем Верочка познакомилась случайно. Она в тот день гуляла с подругами по городу, Андрей только–только вернулся из армии, праздно бродил по городу, красиво поигрывал мускулами под белой футболкой, жадно разглядывал проходящих мимо девчонок, зависнув на турнике во дворе.
Вера сразу приглянулась парню, да и он показался ей нескучным человеком, с ним было интересно и весело, Андрей много знал, но своими познаниями не кичился, лишь иногда, раза два снисходительно взглянул на свою подружку, когда в компании его друзей Вера сморозила какую–то чушь из области органической химии.
— Нет, вот скажи, — всю дорогу домой обиженно шептала Вера, — почему я должна это знать?! Ну, эти ваши тонкости!
— Потому что их изучают в школе, балда! — прижимал Андрей невесту к себе и лез целоваться.
— Ну и что! Мне это не нужно, я бухгалтер. Почему ты не остановил их всех, ну, твоих дружков, когда они стали смеяться надо мной?
— Да потому что, действительно, вышло очень смешно. Ты говорила, у тебя там какая–то золотая медаль? Аттестат почётный? А вот у меня нет, но я всё помню…
— И что, закидаете меня камнями? Да убери ты свои руки от меня! Андрей, ты не понимаешь, что мне обидно?! Ты не заступился за меня, а сейчас продолжаешь подтрунивать! Может, ты стыдишься меня? Ну тогда уходи, я не держу. А то ещё опозорю тебя!
Она оттолкнула парня, быстро зашагала по улице, наклонившись вперед и натянув капюшон, потому что ветер бросал в лицо первые капли начинающегося дождя.
— Вера! Ну что ты, Верка! Стой, тебе говорят! — он догнал её, дернул за руку. Было больно, девушка вырвалась, побежала прочь…
Они не разговаривали и не звонили друг другу недели две. А потом Андрей принёс ей букет астр, встал на колени прямо на улице, на глазах идущих с работы Вериных коллег, и сделал ей предложение. Красиво, пафосно, все смотрели, Андрею это нравилось, а Вера вся сжалась, будто её раздетую выгнали на площадь. Она не хотела ничего отвечать, мечтала провалиться сквозь землю, но под пристальными взглядами прохожих, покраснев и дрожа, тихо кивнула.
Потом, уже дома, когда Андрюша сводил её в кафе, проводил до подъезда, зацеловал и ушёл, потому что ему надо было готовиться к сессии, Вера начала радоваться. Сначала тихонько, потом, включив магнитофон, стала танцевать под «Аббу», дрыгать ногами и крутиться на месте. Она, Верка, выходит замуж! Замуж её позвали! И кто – Андрей, один из самых красивых парней в их городе! Верке всегда казалось, что она похожа на серую мышь. А Андрея смогла зацепить… Чем?
Вера как–то спросила об этом мужа. Он, пожав плечами, ответил, что просто так как–то вышло. Не мог же он ей сказать, что увидел в ней ту, которой можно крутить, пользуясь её неуверенностью в себе, можно принизить, а потом, удостоверившись, что жена совсем опустила голову, смилостивиться, сделать ей комплимент. Это была увлекательная игра. В неё играл Андрюшин отец с матерью, так почему бы не продолжить это «славную» традицию, поняв наконец, как вольготно чувствовал себя папа, когда мать стояла перед ним и мяла в руках краешек фартука…
Так делала и Вера, бесхребетная, на все готовая бабочка Вера.
А вот с Галиной у Андрея так и не сложились хорошие отношения. Веркина подружка питала к парню неприязнь, как будто видела его насквозь. При встрече презрительно кривилась, потом, Андрей точно это знал, шептала про него гадости.
Перед самой свадьбой Вера, повесив в шкаф свадебное платье, повернулась к сидящей на стуле у окошка подруге и испуганно спросила:
— Галь… А вдруг это не любовь?
Потом сама себя одёргивала:
— Нет, Галчонок, это любовь! Сердце же не может лгать!
— Ну хорошо, а что тебе в нём нравится? — спрашивала Галина— твой Андрей какой–то скрытный, себе на уме. Вроде смеется, шутит, а потом скажет что–то такое, что обижает собеседника, а этому хоть бы что. Над тобой тоже подтрунивает, а ты будто и не замечаешь…
— Да ну тебя, Галочка! Ты всё придумала. Андрей красивый, образованный, интересный. Он столько всего рассказывает, прямо заслушаешься! — отвечала восторженно Верочка. — Да и потом, он меня любит, нежности всякие говорит…
— Вер, а у вас с ним было? — тихо, как будто могла услышать Верина мама, смотревшая на невесту с фотографии, спрашивала Галя. — Ну это самое…
Вера, краснея, качала головой.
— Нет. Ты же знаешь. Что в сотый раз обсуждать–то?! Он и так меня любит, всё понимает!..
Отгуляли свадьбу, стали жить дальше. Казалось бы, что такого особенного произошло? Ну вышла замуж Верочка, переехала к Андрею. Ему, как теперь уже семейному человеку, от химического научно–исследовательского института, куда он устроился работать, дали квартиру. Просторная, с балкончиком и уютной кухней, она была намного симпатичней старой Вериной, что размещалась на первом этаже аварийного дома. Вера «гнездилась», наводила уют, хотела тут же, на кухне, встречать Галю, как раньше, печь с ней пироги, шептаться, но с подругой они теперь редко разговаривали, только в институте, да и то мельком, в коридоре.
Галина не приходила к Вере в дом, потому что не могла спокойно смотреть на Андрея. Он раздражал её, она будто видела его червоточину, а поделать ничего не могла. Даже когда он был в командировке, в Вериной квартире ощущалось незримое его, гнетущее присутствие. Как–то Галя предложила сделать небольшую перестановку, но Вера так испугалась самой мысли, что без разрешения Андрея передвинет мебель в их общей квартире, что даже побледнела. Галя этого сначала не заметила, у неё тогда было игривое, задиристое настроение, за окном трещали во всю воробьи, капель выбивала весёлый марш по железному козырьку подъезда… Ну разве не подходящий день для обновления квартиры?!
— Да ладно! Давай, вот этот сервант сюда, это трюмо, или как ты это обзываешь… — Галина ткнула пальцем в большое зеркало с ящичками по сторонам. — Его в уголок поставим. Ну?
— Нет, Галка! Хватит, нет! — закричала вдруг Вера. — Уходи! Тебе делать нечего, а у меня домашних забот полно! Не трогай ничего, не смей! Андрюша…
Она осеклась, увидев усмешку на Галином лице.
— Ах, Андрюша… Опять этот Андрюша… Да он ноги об тебя вытирает, а ты всё ему кланяешься, как царю–батюшке. Опомнись, Вера! Куда ты подевалась, та, которой была раньше?!
— Никуда я не подевалась. Просто у меня семья, муж, я его мнение уважаю. Тебе не понять, Галя, ты живешь только для себя. Вот выйдешь замуж, тогда поймешь!..
Галина отвела взгляд, кивнула. Ну да, наверное, Вера права, Галочке не понять, как это — жить с мужем…
После того разговора Галина уехала на практику, а Вера осталась строить дальше свою семейную жизнь.
Вскоре Вера поняла, что беременна…
Катя родилась поздней осенью, в одну из студёных ноябрьских ночей, когда отсутствие снега делает мороз еще более невыносимым, а ветер, ледяной, колкий, пробирается под пальто и куртки, облизывает ребра и заставляет скрючиться, чтобы хоть как–то сохранить тепло.
— Андрюш, кажется, начинается, — испуганно пролепетала Вера среди ночи, схватив мужа за руку.
— Чего? Спи давай, мне завтра рано на работу, конференция у нас! — буркнул муж, перевернулся на другой бок.
— Нет, ты не понял. Я рожаю, воды вроде бы отошли… — всхлипнула Вера то ли от боли, то ли от обиды, что Андрей опять не хочет помогать ей.
Муж даже не ответил, вздохнул, почмокал губами во сне.
А Вере было так страшно, что всё внутри холодело; больно скручивало живот, он каменел, потом отпускало, чтобы секунд через тридцать сжать всё внутри снова.
Держась за стену, Вера дошла до двери, вышла на лестницу, стала трезвонить соседке. Та долго не отвечала, потом распахнула дверь, охнула, сглотнула, бодро сказала, что дело, мол, житейское, обойдётся как–нибудь, и растолкала мужа, чтобы вёз роженицу в больницу.
— А Андрей–то что? Нет дома что ли? — поинтересовался сосед, усаживая Веру на заднее сидение своего автомобиля. — Скорую бы вызвали!
— Андрюша плохо себя чувствует, а про скорую помощь я что–то не подумала. Растерялась… — соврала пассажирка. Было почему–то стыдно признаться, что муж просто спит в постели, отвернувшись от Веры, ребенка и вообще всего, что мешало его сну…
Дочка родилась быстро, еле успела Вера взлететь на родильное кресло, два раза потужилась, и вот уже зал огласился криками темноволосой девочки, красненькой, со сжатыми кулачками и смешными морщинками на лобике.
— Дочка у тебя, Вера, слышишь? Ой, славная какая! Как назовёшь? — спросила акушерка, но тут же замолчала, поняв, что её для Веры сейчас не существует. Есть только ребёнок, его голос, требовательный, новый, чудной; есть незримая пуповина, которая связывает мать и дитя крепкими узами, питает жизненными соками веру матери в будущее счастье…
Новорожденную назвали Екатериной. Вера испуганно брала её на руки, кормила молоком, то и дело вздрагивая от непривычных ощущений. Катька кряхтела, била мать по груди кулачками. Потом обе приспособились, Катя стала набирать вес.
Галина навестил подругу, стояла под окошками палаты, махала рукой и улыбалась. Счастье всё же — ребенок… Может быть, и у Гали когда–то всё это будет. В Москве она познакомилась с молодым человеком, он работал в милиции. Форма парню очень шла, а широкие, крутые плечи сводили Галочку с ума. Но они такие разные… Да и расстояние мешает быть вместе…
Вера помахала подруге в ответ. В эту минуту она почувствовала превосходство над Галей, гордо вскинула голову…
Андрей забрал их домой через пять дней. Катю на руки особо не брал, раздраженно просил Веру сделать так, чтобы девочка не плакала.
— Укачай её, не могу я больше, пойду посплю. Болит всё, сил нет! — Вера, бледная, худая, плелась к кровати и, кажется, засыпала раньше, чем ложилась на подушку. Но тут же вскакивала, потому что муж к дочери не подходил, так, шикнет на неё и уходит в другую комнату.
— Вера, мне завтра на работу. Ты, конечно, извини, но ребёнком должна заниматься мать. Это в любой книге написано! — как на слабоумную смотрел на жену Андрей. — А болит всё, так ходить больше надо. Я читал, что лежать тебе вредно…
И Вера ходила. На молочную кухню, на прогулку, в поликлинику, на уколы, потому что у неё началось воспаление, и выписали курс уколов…
Первый Катин год она вспоминала с содроганием. Потом стало полегче. Катюша росла бойкой, подвижной, с ней было интересно. Вера набрала в библиотеке книг по воспитанию, старалась заниматься с дочкой, играла, читала сказки, вязала ей забавные наряды. Андрей работал. Это было отговоркой на все случаи жизни, он не мог гулять с дочкой, сидеть с ней на выходных, ходить в поликлинику. Он работал.
Вере иногда казалось, что он и она проживают как будто параллельные, совсем разные жизни. И в чьей из них существует Катя – непонятно. Отец строго следил за достижениями Катерины, притащил откуда–то график, что должен уметь ребенок в разные периоды своей жизни, устраивал экзамен. Если Катя выполняла нормативы, Андрей хвалил её, если нет, то говорил, что у ребёнка задержка в развитии, ругался на Веру, считая, что она во всём виновата, требовал показать Катьку психиатру…
А потом начались командировки. Андрей уезжал сначала на несколько дней, потом стал задерживаться на неделю–две. А когда Кате было года полтора, стал пропадать месяцами.
Химик–технолог, Андрей утверждал, что его отправляют на различные заводы как консультанта, мол, он с коллегами разработал новую систему очистки каких–то веществ, вот теперь и мотается по городам и весям, рассказывает о своём изобретении.
Жена верила, имя у неё такое, всему верующее…
Если Андрей был дома, его всё раздражало – как говорит Катя, как коверкает слова, всё плохо было и с Веркиной речью. А еще в доме было или душно, или холодно, или не убрано, или ужин из рук вон…
Иногда ночью, чувствуя рядом теплое тело жены, Андрей вдруг становился нежным, его руки ласкали и гладили, он утыкался лицом в ямочку у Вериной шеи, прижимал руками Веру к подушке, а потом становился резким, грубым.
— Подожди, больно мне, отпусти же! — шептала Вера, но муж только прижимал её сильнее, закрывая рот рукой…
— Потерпишь. Муж дома бывает редко, муж соскучился, надо понимать! — то ли шутя, то ли серьезно шептал мужчина. — Не тебе тут с запросами выступать. Радуйся, что такую тебя не прогоняю! Ну что ты как доска? Неужели нельзя хоть как–то поживее быть?!..
Потом он, тяжело дыша, откидывался на спину, отталкивая руки жены, закуривал, глядя в окно, и просил Веру принести ему воды.
— Андрюш… — чуть не плача, натягивая ночную рубашку, шептала Вера. — Ты меня любишь?
Ответ она знала, но предпочитала услышать ложь…
Скоро Вера привыкла и к такой любви.
— Ладно, чего ты! Всё ж не одна! Ребенка надо поднимать, а с нашими ценами одна не выдюжишь! А мужики – они все такие. Они ж животные прямоходящие, только и всего. Терпи, девочка, бабья доля такая! — выслушав неловкие Верины жалобы, говорила соседка. — А ты себе на стороне кого найди. Ну, для утехи, так сказать. Тогда полегче станет! И с мужем поласковей будь.
Вера, широко распахнув глаза, удивлённо смотрела на эту женщину, которая сидит напротив неё, наливает чай и советует найти любовника. Верка так не могла. Изменять не могла. Она смотрела на мужчин теперь как–то приниженно. Она даже в постели ни на что не годна, уж куда ей в любовницы…
Галина готовилась к защите диплома, иногда забегала к своим девочкам, как она называла Веру и Катю, приносила что–нибудь вкусненькое. Но времени на это было мало. К ней часто приезжал теперь Виктор, московский знакомый. Галя чувствовала теперь то же самое, что и Вера перед свадьбой. Это была любовь…
Через какое–то время Вера стала радоваться командировкам мужа, ждала их, как спасения, никогда не спрашивала, но надеялась, что очередная поездка затянется подольше, и она сможет спокойно спать ночью, водить Катю в ясли, играть с ней вечером, на слушая, что в очередной раз у них с дочкой не так.
Верочка теперь вязала и на спицах. Что–то для себя, что–то для дочки, а что–то делала на заказ, для девочек с работы. Выходило хорошо, аккуратно, красиво.
Катя любила, лежа в кровати, слушать мамины сказки под мерный, тихий стук спиц … Это было так по–домашнему, так тепло и баюкающе, что ритуал с вечерним вязанием у кроватки дочери стал обязательным и любимым и Верой, и Катей.
Для Андрея Вера связала свитер, постаралась сделать впереди рисунок со снежинками, думала, мужу понравится.
Она подарила его на их последний вместе проведённый Новый год.
Андрей разорвал упаковку, чувствуя пристальные взгляды домочадцев, вынул свитер, покрутил его в руках.
— Нравится? — тихо спросила Вера.
— Не жена, а бабка какая–то! — бросил на кресло подарок мужчина, схватил со стола пачку сигарет и вышел на балкон…
В ту новогоднюю ночь Андрей был особенно груб с женой. Она вырвалась, оттолкнула его, больно ударилась о край стола локтем, заплакала.
— Что не так, а? Скажи, ну что тебе не так? — шептала она, размазывая по щекам слёзы.
— Ты. Ты во всём виновата, — пожал он плечами. — Сама и во всём… Ладно, умойся и ложись спать. Утром поговорим…
Утром его уже в квартире не было. Андрей оставил записку, что ушёл к друзьям, а потом позвонил, сказал, что уезжает.
— Надолго? — прошелестела в трубку Вера.
— Как получится, вещи мне собери, — сухо ответил муж и повесил трубку.
Женщина принесла чемодан, стала аккуратно складывать туда мужнины рубашки, брюки.
Первой о том, что же будет делать Вера с продолжением учебы, спросила Галина. Она забежала в гости буквально на пять минут, привезла Кате из Москвы пластмассового коня на колесиках.
— Что ты решила? Возвращаешься? — спросила она, оглянулась, поймала Верин взгляд.
Вера замерла на секунду, потом, пожав плечами, покачала головой.
— Нет, — тихо сказала она. — Не смогу я. Катя болеет неделю через неделю, ну куда мне еще учиться… Я до вечера еле дотягиваю, устаю.
— Ты что? Ты совсем что ли?! Да тебе так все оценки нарисуют, ты же мать! Только доучись! Это важно, Верунь! — округлила глаза от такой глупости Галина. — Осталось–то всего ничего!
— Нет, Галь, я решила, что и так проживём. Андрюша расстроится, конечно, но зато меня не будет это тянуть, ну то, что я там числюсь.
Галя не понимала. Нет, она решительно ничего не понимала. Верка – не первая, и не последняя, кто так живёт, но доучиваются же люди! И диссертации ещё защищают, кандидатов наук получают! У Кати есть отец, что же он?!
— Андрей занят. У него научная деятельность, которая приведёт нас с ним в Москву, ему, как ценному сотруднику, дадут квартиру, мы переедем и… — отчеканила словно заученно стихотворение Вера, отведя от строгого лица Гали взгляд.
— Ты что несёшь?! Ценный сотрудник он… Да таких куча и пучок в придачу, а квартир на всех всё равно не хватит. Но и тебе ж надо в люди выходить, ведь не дурочка же, понимать должна! Хотя бы ради Кати постарайся! Я тебе помогать буду, я… — горячо заговорила Галина, схватив подругу за руку. — Катя должна гордиться тобой!
Вера тогда вырвала свою ладонь из плена Галиных пальцев. Лицо женщины будто окаменело, губы, до этого спокойно двигающиеся, теперь сжались с тонкую ниточку.
— Ты ничего не знаешь, Галина. Тебе не понять. Ладно, извини, дел много! И знаешь, ты больше к нам не приходи. Андрей просил, чтобы дома бывало меньше посторонних, чтобы не таскать с улицы инфекцию, — промямлила Вера, уже закрывая за подругой дверь.
…Письмо с сообщением о разводе, унизительное, с оскорблениями и грубыми шуточками в адрес Вериного ума неожиданно подкосило женщину. Да, с Андреем ей было частенько тяжело, но всё же он был её мужем, иногда даже проявлял заботу, внимание… А теперь оказалось, что он терпел её, буквально стиснув зубы, жил всё это время по инерции, а её совсем не любил, ему противно возвращаться в их квартиру, он уходит, алименты будет платить, как назначат. У Веры «всё не так». Значит, нашлась та, у которой всё по–другому…
Вера тогда как будто умерла, растворилась в ощущении собственной никчёмности, исчезла. Осталась только оболочка, а уж кому она теперь будет принадлежать, какая разница… Оболочка ходила на работу, готовила еду, читала Кате книжки, слушала, что произошло у девочки за день. А душа молчала. Катя тянулась к матери, но та не могла дать ей ничего, абсолютно ничего – ни тепла, ни любви. Вера разучилась это делать.
Тогда она пришла к Галине. Гале казалось, что прошла вечность с тех пор, как Вера выставила её из квартиры. А теперь заплаканная, икающая и сильно пропахшая портвейном Вера, с трудом сидя на подоконнике, ждала подругу на лестнице.
— Что случилось? — остановившись напротив пьяной Верочки, испуганно спросила Галя. — Где Катя?
— Вот… Вот, правильный вопрос, Галка! Где Катя… А где ей быть? В саду она. Я… Ик… Я тут письмо получила вчера, Андрюша меня бросил. Гааааль… — лицо Веры скривилось, собралось сморчком, — ну почему, а? И как я теперь буду?..
— То есть как бросил? С ребенком? Где он? Вы поссорились? — накидывала вопросы Галочка, но Вера толком ничего не рассказывала. Она уже почти дремала, когда Галя затащила её в квартиру, заставила снять пальто и умыться…
Галочкина мама предложила вызвать врача, может быть Вере сделают успокоительный укол, но потом передумали.
— Не стоит сообщать кому–то о Верином состоянии. Я позвоню к ней на работу, скажу, что она приболела. Может быть, дадут пару отгулов, — решила Галя.
Пока Катя в тот вечер смотрела мультфильмы, женщины говорили о многом, только одно Вера от подруги утаила. С Галей почему–то было трудно говорить обо всём, что связано с Андреем. Галя начинала сердиться, нервничать, Вера принимала это всё на свой счет.
Кое–что удобнее оказалось обсудить с соседкой, тётей Полей, которая иногда помогала, сидела с Катей.
— Ты что, дурёха! — наливая им с Верой по стопочке, усмехалась Полина Львовна, увидев заплаканное Верино лицо. — Подумаешь, какой сокол улетел! Да таких на рынке рубль пачка! Найди себе другого мужика да живи. Замуж можно не выходить, так, для тела, для забавы держи.
Вера тогда подняла на неё свои пустые, грустные глаза, они, кажется, даже выцвели, стали неопределённо серого цвета.
— Я беременна, тёть Поль, — прошептала Вера, потом заплакала.
— Андреево семя? — подцепив ногтем колбасу, поинтересовалась Полина Львовна.
— В смысле его ли ребёнок? Да, его. У меня никого, кроме мужа, не было, — растерянно, не допуская даже мысли об измене, ответила Вера.
— Дык поди, выскребись. Какой срок? Не затягивай, вот тебе мой совет. Двоих ты не вытянешь, Катю бы в люди вывести. А этого, — тётя Поля кивнула на Верин живот, — изничтожь. Отец подлец у него, не по любви, знать, зачат. Да и пусть сгинет. Не ребёнок ведь ещё, червяк.
Вера тогда еще долго сидела за столом, опустив вялые, не слушающиеся руки и глядя на так и не выпитую рюмку. Потом закрыла глаза и заскулила, обхватив себя руками, застонала, давя рыдания. В соседней комнате спала Катя, её нельзя было пугать…
Идти на аборт Вера не решалась, всё тянула.
— Ну не виноват же ребёнок, что так всё вышло! — качала она головой.
— А кто виноват, дорогуша? Кто? — уперев руки в боки, трясла сережками тётя Поля.
— Я виновата.
— Ну и дурочка ты, Верка! Жизнь себе не ломай! Двоих тянуть…— усмехалась соседка. — Имей в виду, сидеть с Андреевым отпрыском не буду, сама крутись. Катя – она другое дело, она наша, а этот… Эх, некогда мне с тобой!
Тётя Поля уходила, а Вера открывала холодильник и жадно набрасывалась на еду. Голод теперь был её вечным спутником…
Галя узнала о беременности подруги намного позже, не осудила, советов не дала, только велела просить о помощи, не молчать…
Верин мальчик родился очень рано. Вера простудилась, организм с беременностью не справился, началось кровотечение… Ей даже не показали младенца, так она была обессилена и напугана. Ребёнок родился мёртвым…
Тогда и Вера умерла второй раз. Она и не знала, что может быть так больно. Но было. Выжигало душу, рвало её на мелкие части, душило, не давая воздуху расправить лёгкие. Вера умирала раз за разом, когда во сне снова и снова открывая глаза там, в роддоме… Она больше не бабочка, её крылышки совсем поистрепались, поникли, они обожжены, их нет…
А потом Вера как будто переродилась. Она перестала верить, доверять, она решила плыть по течению, а боль и обиду загнала подальше, чтобы не вырывались вздохами в неподходящий момент…
Через два месяца после родов Вера сменила работу, не могла видеть сочувствующих взглядов, слышать вздохи и сетования за своей спиной. Потом ушла со второй работы, говорила Кате о каких–то сокращениях, плакала по ночам, потом остригла волосы, стала похожа на мальчика. Не было больше «корзиночки», не было стучащих друг о друга спиц по вечерам. В воздухе теперь витал запах копчёной колбасы, кофе и одиночества. Вера пила очень много кофе, хотя всегда сетовала, что хороший не достать, приходиться довольствоваться «бурдой»…
Потом не стало и кофе. От матери утром неприятно пахло, а у входной двери стояла пустая бутылка. Портвейн…
Галя к тому времени устроилась по специальности на одно из городских предприятий.
— Ну, поздравляю, — совсем нерадостно кивнула Вера.
— Да не грусти ты! Я поработаю, узнаю, может быть, и тебе туда можно устроиться! Вер, ну очнись ты, воспрянь, так сказать! Хорошо же всё — у тебя такая замечательная дочка, работа тоже есть. А что с квартирой? Когда тебе вместо твоей дадут новую?
После развода Веру попросили съехать с казенной квартиры. Она вернулась в свою, с разросшейся по стенам плесенью и прогнившими трубами. Квартира давно нуждалась в ремонте, окна держались на честном слове, того гляди рамы повыпадают, обои выцвели, кое–где отошли от промерзающих зимой стен. Сам дом был в аварийном состоянии – текла крыша, трубы в подвале еле сдерживали напор воды, стены потрескались снаружи, с них давно слезла штукатурка и висела лохмотьями, падала на головы прохожих и хрустела потом под ногами, пачкая ботинки.
Расселение в новые квартиры всё обещали, но на месте, где должны были построить новый дом, так и оставался котлован…
— Квартира? Не построили ещё, года два сказали подождать, — ответила Вера. — так, извини, Кате пора принимать лекарства.
Дочка опять разболелась. Верочке пришлось брать больничный.
— Только в садик пошла после перерыва, а уже с ангиной. Как будто хочет меня к себе привязать, чтобы из дома не выходить! — с досадой продолжила женщина. — Врачи всё талдычат о море. А где же на него денег взять?!
«На море везите ребёнка, слышите?! Ну сколько можно уже эти лекарства пить, вы её неизвестно до чего доведёте! — говорила ещё сегодня утром, схватив за локоть Веру, участковый врач. — Берите отпуск, собирайте чемоданы и вперёд!»
Вера согласно кивала, обещала, клялась, что так и сделает, а потом, закрыв за педиатром дверь, вздыхала и шла крошить Кате таблетку в маленькую ложечку, потому что так разжевать и проглотить лекарства дочка не могла, выплёвывала невкусные катышки на пол и отворачивалась.
— Мам, а когда мы поедем на море? Я слышала, как ты тёте обещала! — спрашивала девочка.
— Когда–нибудь, Катюша, когда–нибудь обязательно…
— Аааа… Значит, ты её обманула, да? Ну ладно, я никому не расскажу.
Катя опять ложилась и послушно запивала порошок водой…
Галина слушала задумчиво, рассматривала Веру, её бледное лицо, заострившиеся скулы, какое–то злобно–затравленное выражение глаз. «Бабочка без крыльев — крутилось в голове. — Как же тебе помочь?!»..
Однажды летом, пошушукавшись с Галей на кухне и поохав, Вера вдруг велела дочке собирать все самое красивое из одежды, да побыстрее.
— Зачем? — нахмурилась девочка.
— Катя, тётя Галя повезёт тебя на море, на две недели. Вы поедите на поезде, будете жить в домике, который она сняла вам на отпуск, так что давай–ка пошустрее! — Вера вся сияла, потом, спохватившись, побежала в комнату, вынула из ящика комода шкатулку, куда складывала деньги на непредвиденные расходы, отсчитала несколько бумажек и, вернувшись, протянула их подруге.
— Вот, возьми. И не говори мне ничего! Я не хочу быть обязанной, чувствовать, что должна тебе. Купите там что–нибудь! — сказала строго Вера, не дав Гале и слова вставить.
— Ну ладно, как скажешь, — пожала Галина плечами. — Будем шиковать…
В следующий раз Вера ездила с Катей сама.
О тех четырнадцати днях беззаботности Вера еще долго потом вспоминала. Иногда, уже под хмельком, она радовалась, что у Кати нашли астму и теперь дают вот такие вот путевки. Потом, протрезвев и вспомнив все, о чем болтала накануне, Вера ненавидела себя. Она ползущий по земле червяк, никакая она не бабочка, а так, слизень, скатилась до дна, выбраться нет сил и желания…
Два года Галина помогала Вере, нянчилась с Катей, тормошила подругу, чтобы та требовала новое жилье, взялась за ум, а Вера только все ниже и ниже распластывалась в своем равнодушии к миру.
— Верка! Да опомнись ты! — не выдержала однажды Галина, жахнула об пол недопитую бутылку. — Катя растет, ты молодая, все наладится! Ну не самая же ужасная ситуация! Андрей твой алименты платит? Сходи на них в театр, приведи себя в порядок, отведи Катьку в музей, зоопарк! Начни ты жить уже! Кто к тебе постоянно таскается?! Что за публика? Соседка с квадратными глазами мне что–то невнятно шепчет, я понять не могу!
А Вера не могла опомниться. Андрей женился второй раз. Это было для Веры ударом. Что в ней не так? Чем та, другая, стала лучше?.. У Андрея родился ребенок, денег на Катерину стало приходить меньше, а саму Веру то и дело увольняли за прогулы.
— Да что ты знаешь, а? — усмехнулась Вера, взяла веник, стала заметать осколки. — Я слышала, тебя в Москву переводят? Перспективная ты наша. Ну вот и поезжай! А мы уж тут как–нибудь. Ничего, и в зоопарк сходим, и в музей, ты права. А тебе счастливого пути. Хорошо вот так, в одиночку–то барахтаться?
Галина хотела, было, возразить, что и Вера не одна, а захотела бы, была б уже тоже и при должности, и при квартире, но не стала бороться. Обидные Веркины слова как будто сделали все доводы бессмысленными…
Вот и не стала после той ссоры провожать Вера подругу, не знала, что там, в Москве, Галя собирается выйти замуж. Не навещала она и Галиных родителей. Вера отгородилась ото всех, жила пустой, тягостной жизнью.
… Галина приехала в родной город лишь через несколько лет. Пару раз она звонил Верее, но трубку никто не брал. Галя решила, что Верочке дали новую квартиру, но мама сказала, что нет, так и живут они с Катей в старом доме.
Немного передохнув с дороги, она решила зайти к Вере, навестить их с Катюшей, давно же не виделись!
Женщина вышла на знакомой остановке, пошла вдоль переулка, рассматривая стоящие по обоим сторонам одинаковые, построенные для работников местной фабрики дома. Три этажа, двускатные крыши, идущие вдоль углов ржавые водосточные трубы, обшарпанные стены, двери, изрисованыне подростками.
Галя как будто нырнула в прошлое. Да, именно так. Здесь всё старело, ветшало, как и то былое, что уже уходит в темноту.
А вот и Верин дом, её окошки на первом этаже. Дома ли она? Может, надо было позвонить, узнать?
— Галка! Ты что ли?! — окликнул кто–то Галю сзади. Женщина обернулась. По тротуару навстречу к ней шла совсем седая тётя Поля, Верина соседка.
— Здравствуйте! Как ваши дела? — улыбнулась Галя.
— Да помаленьку, Галочка. А ты прям царь–птица! Пальтишко вон какое, сапожки. Ну, как она, Москва–то? Кусается?
— Бывает. Но и мы зубастые! — Галина пожала плечами. — Не знаете, Вера сейчас где? Как она вообще живёт? Что Катя?
— Оооо! Вспомнила! Ты пропала на столько лет, а теперь прямо вот так тебе всё и расскажи… — тётя Поля села на лавку, похлопала рукой рядом с собой.
— У меня просто было много работы, дел… — оправдывалась Галина. — Я оставила Верочке свой номер телефона, но она ни разу не позвонила. Я подумала, что она обиделась на меня… Звонила сама, она быстро отключалась…
— Ну, обиделась–не обиделась, это, девочки, вы сами выясняйте, но что слетела с катушек твоя Верка, это точно. Мужиков водит, один страшнее другого. И ссоры там бывают, и драки… Не знаю, как Катька растёт, но проблемная девчонка, капризная. В школу пошла, так и читать толком не может, пишет, как курица лапой.
— Не может быть. Вера не такая, да и Катюша нормальная девочка. Вы что–то путаете! — Галя покачала головой, сложила ладони в «замок», вся выпрямилась, напряженно глядя перед собой.
— А вот и не путаю. Я с ними на одной лестничной площадке живу, не забыла? Мне виднее, чем тебе, из твоей этой Москвы. И правильно говорят, столица – она как вампир, затягивает так, что люди зомби становятся, кроме своих дорогущих магазинов да метро этого ничего вокруг не видят. Ты, поди, и на должности хорошей, и, вон, маникюрчик какой делаешь, могла бы подружке помочь! Хотя нет, вам там места свои жалко, конкуренции боитесь. А нехорошо это, Галя, нехорошо. Ну ладно, пойду я. А Вера… Она дома. Сегодня же суббота.
Галина быстро кивнула и, не попрощавшись, пошла к подъезду. Деревянная двухстворчатая дверь, выкрашенная в темно–коричневый цвет и исписанная непристойными надписями, со скрипом отворилась, впустив женщину в дурно пахнущий подъезд. В Москве уже везде кодовые замки, так просто не зайдёшь, а тут всё по–старому, нараспашку… Галя поморщилась, быстро прошла по ступенькам к Вериной квартире.
На дверной звонок сначала не отвечали, потом послышалась возня, что–то упало, со звоном покатилось куда–то. Вера наконец открыла дверь, смерила Галку взглядом, всё подметила – и что кольца на безымянном пальце нет, и что причёска ей очень идёт, и что макияж как в рекламе показывают, модный, правильный. И пальтишко заметила, и сапоги, о которых в их городке даже и не мечтали. Бескрылая, облезлая бабочка, коротко стриженая, с выпирающими скулами увидела перед собой настоящую красавицу. Но вместо восхищения Галиной красотой родилась зависть и обида.
— Ты? Надо же… Сколько лет, сколько зим… — равнодушно прошептала Вера чуть хрипловато.
— Вера, привет, я вот тут приехала, квартиру думаю свою продавать, ну, порядок там навести надо… — как будто оправдывала своё присутствие в городе Галя. — И решила зайти к вам. Кате вот подарки привезла, тебе тоже. На, в пакете. У тебя же день рождения вчера был…
Галя неуверенно протянула вперед подарочный пакет с огромными нарисованными орхидеями.
Вера кивнула, мол, поставь на тумбочку. Галина послушно опустила подарок на пыльную поверхность.
— Вер, можно я зайду?
— Ну заходи. Только ненадолго. У меня гости скоро, — пожала плечами Вера. — Чай? Или что покрепче?
— Чай, — кивнула Галина. Она старалась не смотреть на Верино лицо. Оно было слишком другим, слишком чужим и строгим.
— Ну как она, Москва–то? — язвительно поинтересовалась хозяйка, поставив перед Галиной чашку и вынув из шкафчика тарелочку с печеньем. — Смотрю, не замужем. Что так?
Галя, потянувшаяся, было, за сахаром, спрятала руку под стол. Кольца у нее не было. Оно лежало в коробочке вместе с кольцом её жениха там, на Покровском кладбище, вторая могилка справа от главной аллеи…
— Не сложилось, — сухо ответила Галина.
Историю о том, как за месяц до свадьбы погиб её жених, как среди рабочего дня девушке позвонил сам подполковник Кравцов и сообщил о происшествии, как Галя потом три дня лежала в больнице, под капельницей, а потом, сжав зубы, стояла над могилой, провожая жениха, Галя рассказывать не будет. Беда здесь, в Вериной квартире, только умножится от этого…
— Удивительно. Ты такая вся из себя! — Вера обвела взглядом сидящую гостью. — А мужа нет. Что, москвичи слишком придирчивы?
— Зачем ты так, Вера? Я не понимаю, что такое?! Может мне уйти?
— Иди, — ровно, даже не вздрогнув, ответила Вера. — Один раз ушла, второй сама дорогу найдёшь.
— Вера! Это несправедливо! Ты обиделась, что я не пристроила тебя в Москве? Но я, правда, не могла. Там тоже всё непросто. Я пару раз, когда были вакансии, говорила, что есть такая ты, что можешь работать, но…
— Но что?
— Образование, Вера… В нашей конторе надо иметь диплом, прихоть директора…
— Ах ну да, я забыла. Тогда все хорошо. Ты помилована. Пей чай и убирайся.
— Верка! — Галя вдруг хватила кулаком по столу. — Да что с тобой такое?! Себя запустила, квартиру не убираешь, непонятно с кем связываешься… Если всё так плохо, ну позвонила бы, приехала, на месте бы решили, что делать! Ты не имеешь права обижаться на меня! У меня есть своя жизнь, тоже непростая. Ты многого не знаешь.
— Ну так расскажи… — протянула Верка, усевшись напротив и подперев подбородок рукой. — Пой, мой соловей!
— Понимаешь, я в Москве… — начала Галина, но тут в дверь позвонили, заскреблись, Галя услышала мужской голос.
— Всё, чаепитие окончено. Тебе пора, — встала Вера.
— Кто это?
— Муж, — с вызовом ответила хозяйка и поспешила в прихожую…
Когда Галина разглядела на пороге Вериного гостя, Фёдора, когда услышала, как он лепечет, с вожделением глядя на Веру, ей стало противно, захотелось быстро уйти и умыться горячей водой, долго–долго мылить руки, тереть их и промывать, точно желая стереть всю кожу.
— Вер, а я, действительно, уже спешу. Пока! Извините, разрешите мне пройти! — Галина схватила свою сумку, на ходу надела сапоги, набросила на плечи пальто и вышла.
— Верунчик, а кто это? Это твоя сестра? — осклабился Фёдор. — Тоже жить тут будет?
— Нет. Это так, знакомая, — захлопнула Вера дверь. — Она на минутку забежала. Из Москвы приехала, квартира у неё тут. Раньше с родителями жила, теперь и их в Москву перетащила.
— Из Москвы, говоришь… Ничего так краля… Далеко живет? — протянул мужчина, — может, я провожу её?.
Вера замахнулась на гостя, тот не удержался, осел на пол.
— Ну Веруууня… — облизывая губы и снизу вверх глядя на Верку, улегся на спину гость. — А ты с этого.. этого… Ну как там… Раскуса… Нееее… Раркуса… Ну, ты поняла меня, в общем ты вай–вай!
Он поиграл бровями, проводя горячей рукой по Веркиной щиколотке.
— Лапы убери свои. Встань и умойся, противно! — ткнула его ногой Вера.
Сейчас, пока гость пьян и добрый, женщина была с ним строга, груба. Ей нравилось ощущать себя доминантой над этим отребьем. Пока Федя валяется в ногах, о него, Федю, можно эти ноги и вытереть. И ему это тоже по душе. Игра такая. Но вот он сейчас выйдет из ванной, опрокинет стопку–две и, расправив плечи, станет стервятником, который будет рвать на Вере мясо, а она – лебезить и прикрываться улыбкой. Больно, обидно, унизительно, но зато хоть мужик в доме есть, плечо, так сказать… Один к одному Андрей, только статусом пониже…
— Верунь, я пока в душе, ты на, надень! — Фёдор протянул женщине пакет с надписью «Спасибо за покупку». — Ну достань. Примерь, говорю!
Вера послушно сунула руку в целлофан, вынула оттуда пеструю тряпку, развернула её, расправила, встряхнула и стала рассматривать.
— Надень! Будешь как Чио–Сан у меня! Китайская моя антилопа! — промямлил Фёдор, отошёл на два шага, любуясь тем, как женщина накидывает на платье подаренный халат. — Не, ты своё–то сыми, чего? Стесняешься при мне? Ну я тогда помоюсь, выйду, а ты кровать расстилай. Веруууня!
Он выпятил вперед губы, вытянул шею, хрюкнул и, схватив полотенце с веревки, ушёл в ванную.
Вера повернулась к зеркалу, осмотрела себя. Ужас! И она, и подарок. Женщина всхлипнула, закусила губу и зажмурилась. Ничего! Зато мужик в доме, зато не одна. Такая она, любовь! А мож и нет её совсем? Точно, нет. Полезное сожительство двух организмов с целью выживания в этом мире – вот что такое любовь… Ну ещё привычка. Но её ещё надо выработать, как рефлекс. Пришёл муж с работы – ты ему тарелку супа, как собаке Павлова. Только непонятно, кто тут кто: ты участник эксперимента, у тебя рефлекс на подачу еды, или муж слюну выделяет, когда к дому подходит, и за то тебя любит, что ты его желания подкрепляешь… Привычка к Фёдору, его запаху, манере говорить, двигаться, выпячивать губы и вытирать их рукавом уже у Веры выработалась. А значит, можно и пожить. Федька в семью деньги несёт какие–никакие. Глядишь, в жёны возьмёт, квартиру им дадут новую, вместо аварийной…
Вера медленно кивнула своим мыслям, прошла в комнату, где стоял её диван. Гостиная, она же столовая, она же спальня «для взрослых». У Кати своя комната, отдельная.
Женщина стянула с дивана покрывало, вытащила из шкафа простыню, подушки, одеяло. Расправила всё, красиво положила на стул свою сорочку, кружевную, мягкую, на тонких бретельках.
— Ну, Веруня, готова? Ну что же ты не оделась, тьфу, то есть, не разделась?! — Фёдор уже стоял за ней, мял её тело руками, тыкался щетиной в шею. — Халатик–то! Халатик примерь! Ну…
— Осторожнее, Федя, больно мне… — отворачивалась Верка, а потом сама быстро повернулась, обхватила плечи Фёдора руками и повалила его на диван.
Федя её. Весь, без остатка её. Пусть он нескладный, обрюзгший, пьёт и матерится во сне, но он принадлежит ей! И она его никуда уже не отпустит.
Любовь. У Веры тоже будет любовь. Простая, приземленная, смешанная с пошлыми шуточками и унижениями любовь. Ничего, зато мужик рядом!..
Она видела потолок, тени от растущих у окна деревьев, слышала, как тикают на столе часы. А потом всё это потонуло в тяжёлом вздохе Фёдора, припечаталось его грузным телом. Вера закрыла глаза…
… Женщина устало оттолкнула мужчину, отвернулась к стене. Её мутило, перед глазами всё кружилось, по плечам полз холодок.
— Всё, хватит. Катя скоро из школы придёт. Да отстань ты! — Вера встала, набросила кофту. Последнее время ей постоянно было холодно. — Уходи.
— Ну Верунь… — Фёдор выпятил губы, заныл, как голодный теленок.
— Нет, иди, сегодня не до тебя.
Фёдор обиженно надулся, но, увидев, как сверкнули Верины глаза, стал послушно собираться.
— Да всё, всё, ухожу. Я вечерком еще зайду.
Вера отвернулась. Федор частенько приходил к ней уже затемно, приносил какие–то вещи, просил подержать у себя. Предлоги всегда находились убедительные — то друг переезжает, отдал за ненадобностью что–то, то сам Фёдор затеял в комнате у себя обои переклеить, так место освобождает. Да Вера особенно и не задумывалась, что там к чему. От Фёдора шли деньги, на них можно жить, остальное не столь важно…
Уже уходя, Фёдор зачем–то спросил еще раз о Галке, выведал адрес. Вера простодушно рассказала. Она устала, хотелось спать…
Сегодня Катя долго делала уроки, плакала, переписывала третий раз упражнение, потом продиралась сквозь математические примеры. Вера нервничала, пила чай и жевала сухари. Какой–то тяжелый, муторный вечер выдался, будто что–то должно было случиться, а Вера в этом виновата…
Дочка уснула поздно, два раза просыпалась, плакала, потом наконец угомонилась.
Заскреблись в дверь. Вера поспешила открыть. Это пришел Федор. Он, улыбаясь, быстро прошмыгнул на кухню, вынул из кармана носовой платок, развернул его.
— Я вот тут бее еще подарок принёс. Премию нам давали, на базе. Купил. На коробку денег уже не стал тратить. Примерь!
Вера, вытянув шею, разглядывала лежащее на ткани украшение, кулон на золотой цепочке. Темно–зеленая, с голубоватыми вкраплениями малахитовая подвеска, уловив тусклый свет лампы, вспыхнула как будто изнутри, пошла волнами по контурам рисунка.
Женщина ахнула, замахала руками, потом всхлипнула.
Такое украшение, один в один, было сегодня на Галине…
— Ты что сделал?! Ты что с ней сделал?! Она моя подруга, отвечай, что ты с ней…
Вера схватила со стола нож. Вот и всё. Её бабочка никогда не родится на свет из куколки, так и засохнет. Она, Вера, загубила себя, сдалась когда–то, испортила жизнь себе, Кате, возможно, что теперь и Гале…
Заплакала в комнате дочка, шарахнулся в сторону Фёдор, задел рукой стоящую на плите кастрюлю. Суп разлился по полу тягучей, плотной массой, обдал Федорову ногу кипящим бульоном. Мужчина взвыл, выругался, осел на пол.
Вера кричала, звала на помощь, потом, кинувшись к Кате, выбежавшей в коридор, схватила её на руки и кинулась вон из квартиры.
Милиция приехала быстро, Фёдора задержали, а Вера, немного оправившись, сообразила, что нужно позвонить Гале. Память услужливо выудила из закоулков телефонный номер.
Гудок, второй, третий…
— Ну подойди же! Подойди! — шептала Вера. Катя стояла рядом, вцепившись в материну руку. — Давай!
Галя, медленно скинув ноги с дивана, дотянулась до телефона.
— Галя! Галочка! С тобой всё хорошо? Твой кулончик… Он принес мне твой кулончик, Галя! Что он с тобой сделал?!
— Не помню. Голова очень болит, и кошелька нет… Ну и так, по мелочи… Да нормально всё, просто испугалась.
— Я сейчас приду. Мы с Катей придем! — зашептала Вера, кивнула дочке, чтобы одевалась…
Они прибежали минут через десять. Вера, с порога разглядев растерянное, испуганное лицо подруги, расплакалась. До чего она докатилась, кого у себя пригрела…
— Прости, Галя, прости! Ты столько для нас с Катей сделала, а я обижалась. На себя надо было, а я тебя отталкивала… Я запуталась, жутко ошиблась. Галочка, милая, ты простишь меня?..
Они обнимались, что–то говорили друг другу, Катя удивленно слушала, потом устала, пристроилась у Галины под боком и уснула…
— Знаешь, Вер, ты всегда казалась мне бабочкой, такой лёгкой, светлой… Мне жаль, что так жизнь тебя потрепала. Но может быть, попробовать еще раз начать, а? — прошептала Галина, укрывая Катю пледом.
Вера задумчиво посмотрела на подругу.
— Ты только помоги мне, пожалуйста… — тихо попросила она…
Галя забрала Веру и Катю с собой, в Москву. Может быть, это нужно было сделать раньше, тогда бы многое было в их жизни было по–другому, но сложилось так, как сложилось, теперь нужно идти вперед, отращивать новые крылышки, учиться летать…
Вера с трудом привыкала к новому, шумному городу, дичилась немного новых коллег на работе. Они с Катей первое время жили у Галины, потом сняли однушку на востоке.
Галя взяла с подруги слово, что та во что бы то ни стало доучится, получит диплом. Вера обещанное выполнила…
… Катерина, с красивой прической и сияющими глазами, в платье с длинной юбкой и изящным лифом, в туфельках на низеньком каблучке и с дамской сумочкой спешила к автобусу, где её уже ждали подруги. У девушки сегодня выпускной бал, торжественная часть уже закончилась, всем вручили аттестаты. У Кати — золотой, без единой четвёрки. Она счастлива, немного кружится голова то ли от бокала шампанского, то ли от того, что самый красивый мальчик в классе сегодня танцевал именно с ней.
Мама и тётя Галя провожали автобус, стоя у школьных ворот. Тётя Галя сегодня улетает в Питер. Там её ждет муж. Но до самолета они с Верой пойдут домой, сядут в кресла и будут рассматривать Катины детские фотографии. Они будут немного грустить, потом улыбнутся друг другу.
— А красавица у нас Катюшка! — почти хором скажут подруги. — И умница!
— Вер, ты видела, там, у школы, стоял какой–то мужчина. Он так внимательно разглядывал Катю… — тревожно скажет Верин муж, Петр Николаевич. Они поженились, когда Катя уже училась в пятом классе. Петр Николаевич преподавал в институте, заметил среди студенток—заочниц Веру, долго пытался познакомиться, но женщина была неприступна. Потом всё же она разрешила дойти с ней до метро, строго посмотрела, попрощалась.
— Вера, вы… ты… Можно я вам позвоню?..
Она не разрешила. Но он всё же позвонил, а через полгода знакомства сделал предложение…
Петр Николаевич знал всё о прошлом Веры, о том, как она потеряла свои крылья, разучилась летать, а только ползала, а потом опомнилась, поняв, что самое ценное у неё уже есть и ради этого стоит жить…
— Это был отец Кати, — спокойно ответила Вера.
Галина внимательно посмотрела на подругу, но та действительно не волновалась.
— Да? Она совсем на него не похожа, — налил всем еще шампанского Пётр. — Внешне она твоя копия, Верочка, а повадками есть что–то и от вас, Галя. Отличная девчушка получилась! Ну, за нашу выпускницу!
Раздался тонкий, тихий звон бокалов. На горизонте едва–едва пробился сквозь тучи первый луч солнца, очертив кромку облаков светло–розовым цветом. Хорошо наблюдать за рождением нового дня и верить, что он будет прекрасен. Даже если бы наступила полярная ночь, Вера бы уже не сомневалась, её день будет светлым и счастливым, она снова расправила крылышки, оставив плохое позади. Рядом с ней люди, оттолкнувшие её от бездны. Спасибо им за это!..
