Когда родовое гнездо опустело, когда Дашенька, старшая дочка Качаловых, и сынок, Мишенька, младший, разъехались по городам и весям, трёхкомнатная квартира на набережной стала казаться Марине Николаевне уж слишком большой, пустой и какой–то холодной. Ни ковры, брошенные у кресел и диванов, ни мягкий, нежный свет от настольных ламп не могли вернуть той суетной, наполненной событиями и заботами прошлой жизни.
Дашины кружки и подружки, костюмы для спектаклей, репетиции, слезы от неразделенной любви, письма от поклонников и их физиономии в дверном «глазке», цветы, драмы, горы учебников для поступления в институт, тетради с лекциями, потом диплом и платье на выпускной; Мишины конструкторы, винтики и гайки, попадающиеся в пылесос, вызовы к директору, драки и синяки, выстиранные вместе с джинсами папиросы, ссоры и молчание, тоже институт, чертежи и схемы, огромные ватманы, тубус в прихожей — всё ушло, исчезло.
— Федя, что на ужин? — заглянула Марина Николаевна в комнату, где её муж, Фёдор Тихомирович, складывал из спичек модель русской деревни. Купленные заранее коробки лежали за стеклянной дверцей шкафа, Фёдор брал спичку своими толстенькими, в черных волосках, пальцами, прикусывал язык и бережно укладывал палочку на нужное место. На подоконнике уже имелась такая же модель Кремля, Эйфелевой башни, нескольких автомобилей. Марина увлечение мужа не то, чтобы не одобряла, что уж теперь, надо же ему чем–то заниматься, коль отправили на пенсию по состоянию здоровья, но если Фёдор и дальше будет строить свои воздушные замки, их некуда будет ставить…
— Мариш, я не буду ужинать. Чайку только попью, да и всё, — не поворачиваясь, ответил Фёдор.
— Ну как же так, Федя, тебе нужно хорошо питаться! Врачи что сказали? — чересчур сильно начала возмущаться Марина.
— Не начинай, надоело! Есть, есть, есть, опять есть! Сама и ешь. Я не боров, и становиться им не собираюсь! Не отвлекай меня.
Фёдор переломил спичку, которую держал в руках, бросил её на пол, отошел к окну. И ему было скучно, вязко, как–то бессмысленно. Его теперешнее существование казалось нудным, приземленным. Раньше он воспитывал, подсказывал, наставлял, отчитывал, вздыхал, прятался за газету, отдавал жене зарплату, гордясь тем, что у его детей есть всё лучшее, а жена ходит в теплой, изысканной шубе. Он жил, добывал, продирался вверх по карьерной лестнице, потому что было, ради чего. А теперь только пенсия, кроссворды, праздная жизнь, еда по расписанию и настои от язвы желудка… Безрадостно…
— Ну как хочешь, — пожала Марина плечами, закрыла дверь.
Они с мужем стали часто ссориться, как будто что–то общее, клей между ними растворился, рассыпался, и они, как два сорванных с дерева листика, уносятся всё дальше друг от друга.
Женщина поужинала в одиночестве, убралась на кухне и ушла в бывшую Дашину комнату. Там на большом, красного дерева, дочкином столе она разложила маленькие баночки, вынула из ящика кисти, сняла с холста накидку, поправила лампу и, включив себе расслабляющую музыку, принялась дорисовывать картину. Номерки указывали, каким цветом где закрасить, всё просто, можно думать о своём, а картина на столе расцветает яркими, сочными красками.
Марина уже раскрасила так огромного попугая, голову лошади, какой–то сад у моря. Она заказывала такие раскраски, курьер привозил их на следующий день, Фёдор совал ему денежку, а Марина шла распаковывать очередную посылку.
— Нам ими, что, все стены завесить? — недовольно вбивал очередной гвоздь Фёдор Тихомирович. — Хватит, Марина! Лучше бы…
Он пощелкал пальцами, подыскивая для жены новое занятие, но на ум ничего не шло. Можно разводить кактусы, но Федя их терпеть не мог, можно вышивать, но тогда все поверхности в доме будут укрыты этими салфеточками, накидочками, дырчатыми безвкусными, как ему казалось, подстилочками.
— Лучше бы гуляла больше! Врач что сказал, а? Много ходить, разгонять кровь. У тебя такие вены, Марина, а ты всё сидишь! У тебя спина, а ты опять сидишь! Вот, точно, я придумал: ты будешь ходить в бассейн!
На следующий день Фёдор Тихомирович принес жене карту в фитнес–центр.
Марина кивнула, поблагодарила, заказала себе купальник, тапочки, очки, ласты, второй купальник и сумку, чтобы всё это носить.
— Марин, ну ты опять… — застонал Фёдор, встречая курьера.
— Ну а как же! Надо в чем–то мне плавать. Сам виноват! — улыбнулась Марина Николаевна, забрала посылку, пошла примерять…
Жена стала замечать, что Фёдор становится мелочным, скуповатым: в театр не водит, в ресторан тоже, новые вещи покупать отказывается…
— Это годы, Мариша. Характеры портятся, что поделаешь… Мы с мужем вообще не общаемся неделями, каждый живет сам по себе, — утешала её подруга, Ирина Аркадьевна.
— То есть как, Ир?! Вообще не общаетесь? Вы же такая пара была красивая! — удивленно вскидывала бровки Марина.
— Ну, здороваемся, конечно. Да о чем мне с ним говорить? Нам и так хорошо: он рядом, здоров, накормлен, — мне спокойно. А дальше — извините, я для себя пожить хочу!
Марина в ужасе думала, что когда–то и они вот так с Федей будут жить соседями…
В бассейн она ходила, даже понравилось, но рисование не бросила, чем расстроила Фёдора Тихомировича. Количество картин увеличивалось, а настроение это всё уже не повышало…
Марина помыла кисточки, убрала их в коробочку, вздохнула. Она хотела уже пойти поставить чайник, хоть чай муж пусть с ней попьёт, но тут в дверь позвонили.
— Федя, открой! — крикнула она из кухни. — Пожалуйста! Это не ко мне!
Фёдор Тихомирович, покряхтев и случайно высыпав на пол коробок спичек, пошёл открывать.
Марина не слышала, о чем и с кем говорит муж, но тут он сам позвал её, пришлось выйти.
Перед Фёдором стояла молодая женщина в тонком, не по сезону, пальто и легких туфельках. Волосы её были влажными от висящей на улице мороси. За женщиной прятался мальчик лет пяти. Он крепко сжимал материну руку и смотрел на Фёдора исподлобья.
— Здравствуйте, а вы, собственно, к кому? — поправив шарфик на шее, спросила Марина.
— Я? Я к вам… — замялась женщина, испуганно посмотрела на Фёдора. — Мне крайне неудобно, но вы поймите, Миша сам сказал, что я могу рассчитывать… Я… Он… Вот это Саша, — она вытащила вперед мальчика, совсем смутилась.
— Извините, я ничего не понимаю, при чем тут мы, наш сын Михаил? Вы кто?
— Я Люда. Мы с вашим сыном были… Жили… Мы не расписаны, но Саша его сын, ваш внук. Я бы никогда не приехала, но нам сказали, что у Саши талант, надо показать его хорошему тренеру, посоветовали… А мест в гостинице нет, я вот к вам…
Марина Николаевна усмехнулась. Ну конечно! У её сына растет сын, а он совершенно не в курсе, и она, эта Людочка, не воспользовалась такой шикарной возможностью перебраться в Москву раньше, чем в её отпрыске вдруг обнаружился какой–то там талант… И какой может быть спортивный талант в сыне Миши?! Михаил, рыхлый, совершенно мягкотелый мужчина! Ну, если только шахматы… Мишенька в детстве играл, даже весьма успешно, побеждал на каких–то там турнирах, но это в прошлом, так, ерунда!
— Послушайте, женщина! — в голосе Марины зазвенел металл. — Я попрошу вас уйти. Я и мой муж не верим ни одному вашему слову. Не надо тут выдумывать! Если бы у Миши были дети, он бы рассказал мне об этом. Гражданка, вон отсюда, иначе я вызову полицию.
Фёдор осуждающе глянул на жену. Надо же, она и такой может быть… Есть еще порох в пороховницах…
— Марин, ну, может быть, поговорим, обсудим, разберёмся… Позвоним Мише в конце концов. Люда, вы из какого города?
— Мы из Твери. Я и Саша там…
— Стоп. Миша никогда не был в вашей этой… — встряла Марина.
— Твери, — подсказал Фёдор.
— Нет, Миша в ней не был! И вы ещё так уверенно врете мне в глаза! Какая наглость! Вон, вон отсюда! Немедленно!
Марина грудью встала на защиту квартиры, стала двигаться вперед, как будто выдавливая Людмилу с отпрыском из своей жизни.
— Но послушайте, мне же от вас ничего не нужно, Миша просто говорил, что можно хотя бы переночевать… — тихо пятилась Люда.
— Мам, пойдем, а, — зашептал, дергая её за руку, Сашка. — Поехали домой. Не надо нам тут…
— Да что вы на меня смотрите своими коровьими глазами?! — сердито шипела Марина Николаевна. — У Миши нет детей и быть не может. Даже если вы его знаете, в чем я сомневаюсь, то ваш Александр не может быть нашим внуком! — краснея и бросая на мужа испуганные взгляды, затараторила она. Муж о диагнозе Миши не знал, это была их с матерью тайна. — Уходите! Надо же, чего ни сделают ради прописки и новой жизни! И ребенка еще приплела сюда!
Марина уже кричала на всю лестничную клетку. Люда, залившись краской, схватила сына и помчалась вниз по лестнице. Она слышала, как захлопнулась наверху дверь, как ругались Фёдор Тихомирович и Марина Николаевна. Тут их явно не ждут… Ну и ладно! Люда, когда рожала, сразу поняла, самой ребенка надо будет тянуть. Поплакала в подушку часик–два, потом, упрямо вскинув голову, улыбнулась. Такого складного парня она родила, хорошенького, крепкого! Да вырастит, куда денется! Она несколько раз звонила Михаилу, хотела обрадовать, но он даже не узнал её, не вспомнил, значит и Сашка ему обузой только будет…
Женщина, выбежав из подъезда, зашагала вперед. В одной руке чемодан, в другой — Сашина рука. Но тут Сашка разнылся, что болит живот, пришлось сесть на лавочке, прижать сына к себе, гладить и успокаивать. Мальчик всегда жаловался на живот, если сильно нервничал…
Фёдор внимательно следил из окошка за гостьей, видел, как та остановилась у лавки, как что–то говорит ребенку.
Марина стояла рядом, отчитывала мужа. Её руки тряслись.
— Да как ты мог даже допустить мысль, что это нам родня, Федя?! Ты взрослый, разумный человек! Она просто жулик, отжала бы у нас квартиру, сдала бы тебя и меня в интернат, и дело с концом! Она…
— Да погоди ты! Ну неужели не заметила, Марин, что на Мишку парень похож? — с сомнением пожал плечами Федор.
— Нет! Чушь собачья! У Миши не может быть детей!
— А вот с этого места поподробнее… — развернулся Фёдор Тихомирович.
Марина, прикусив губу, вздохнула. Ей пришлось рассказать о диагнозе сына…
— Почему я не знал? — строго, холодно спросил мужчина.
— Миша просил… Ему стыдно было… — прошептала Марина Николаевна, хотела отвлечь мужа, предложив попить чай, но Фёдор уже набирал номер сына.
— Миш! Привет, извини, отвлеку на пару секунд. Скажи, лет пять–шесть назад, ты когда еще в институте учился, в Твери практику проходил? Зачем спрашиваю? Да так, вспоминаем с матерью дела давно минувших лет, ностальгия… Что? Был? Ну вот, и я говорю, что был. Что? Да погоди ты!
Но Миша уже бросил трубку…
— Не знаю я, что там с вашими диагнозами, но Люда вполне могла тогда с Мишкой быть! — стуча указательным пальцем по столу, отчеканил Фёдор. — И ты как хочешь, а я эту женщину с ребенком верну. Не ночевать же им на улице! А дальше разберемся!
Марина хотела что–то сказать, но муж уже выскочил из квартиры…
… — Проходите. Мы решили, что нечего спешить! Переночуете, места много, а завтра разберемся! — поставил в прихожую чемоданчик Фёдор Тихомирович. А давайте–ка мы сейчас поедим! — оглянулся Фёдор на жену. — Саша, ты любишь сушки? У меня такие сушки припасены, с маком!
Мальчик пожал плечами.
Марина насупилась. Фёдор всегда был мягкотелым, покупался на все эти россказни и нытье попрошаек…
— Итак, я сам организую нам стол. Только вот что, Люда, покажите мне всё же ваши документы. Ну, поймите, вы нам чужая, я хочу подстраховаться.
Гостья порылась в кармане, вынула оттуда паспорт, Сашино свидетельство о рождении.
Марина, вырвав из рук мужа лист с ужасом увидела в графе «отец» фамилию «Качалов». Но мальчику Люда фамилию дала всё же свою — «Ефимов».
— Федя, это невозможно! — шептала она идущему на кухню мужу. — Наш Миша бесплоден, это подтверждено анализами. Людмила врёт! Она переспала с кем–то, а теперь сует нам своего сына, чтобы мы его…
Фёдор резко остановился, жена чуть не налетела на него.
— О вопросах бесплодия мы поговорим с тобой потом. А что Сашка наш внук — я верю. Я чувствую это, Марина. Всё, дискуссия окончена. Да заваришь ты наконец гостям чай?! — возмущенно всплеснул он руками.
Марина поплелась разогревать ужин. Вынула из шкафа большую сковородку, задумалась, а когда пришла в себя, поняла, что уже пожарила картошку, настрогала салат и разогревает рыбные котлеты, что хотела оставить до выходных.
Опять на круглом кухонном столе стояли четыре тарелки, разложены салфетки, приборы, в центре блестело оливковым маслом блюдо с салатиком. Такого не было с тех пор, как дети разъехались кто куда… Кухня опять стала уютной, маленькой, по–доброму тесной.
Говорили мало. Фёдор что–то спрашивал, ухаживал за гостями, Люда тихо отвечала.
Она работает геодезистом. У них с Сашей есть квартира. Там жил раньше ещё Людочкин отец, но он умер, когда внуку было полтора года. Александр ходит в садик, только сейчас Людмила взяла отпуск и повезла сына в столицу.
— А в каком же виде спорта проявился у нас талант? — ехидно спросила Марина Николаевна.
Люда сначала смутилась, а потом, схватив Сашку за руку, смело ответила:
— Шахматы. А вас что–то удивляет? Миша тоже играл в шахматы, он оставил у нас дома доску с фигурками, Санька на ней и учился.
— Ах, ну надо же, какое совпадение! Генетика! — слащаво улыбнулась Марина. — А может быть, это сосед вашего мальчика научил? Или Саша сразу, как родился, уселся за шахматы?
— Сначала сын просто играл с фигурками, потом я показала ему, как кто ходит, думала, что он скоро забудет всё. Но нет, Саша стал играть со старшими ребятами во дворе. Потом мне посоветовали показать его в нашей шахматной секции. Но там сейчас не очень хорошее время, ремонт в здании, меняется тренерский состав, — пояснила Люда.
— Ну да, и тогда вы прямиком в Москву поехали? Ждать вам ни с руки? Поскорее золотые медали хочется получить? — язвила хозяйка.
— А может и так! — упрямо нахмурилась гостья. — Если у Сашки талант, почему я не могу удостовериться в этом, услышав мнение ваших, как вы изволите кичиться, «столичных» мастеров? Или такие, как мы, не достойны? Да не волнуйтесь вы, мы уйдем! Я и не хотела к вам приходить, просто место, которое я в гостинице забронировала, почему–то оказалось занято, сказали, что приехала какая–то делегация, а до меня не дозвонились. Я попыталась найти ещё что–то, но вот прямо за пять минут не смогла. Пришла к вам. Но раз мы мешаем, извините. Мише большой привет.
Люда встала, хотела увести сына, но, оглянувшись, заметила, что его за столом нет.
Марина и Люда нашли мальчика в гостиной, за расставленными на доске шахматными фигурами. Фёдор Тихомирович, нахмурившись, таращился на какую–то сложную комбинацию, а Сашка, смущенно краснея, протягивал ему ручонку, шепча: «Согласен на ничью»…
— Ишь ты! Ишь ты! Согласен он! Марина, он меня отделал под орех и согласен на ничью! Ну силен парень! Нет, Люда, вы никуда не уйдете! Вы остаетесь, и завтра я веду Сашку в шахматный клуб! Марина, постели им в Мишиной комнате. Постели, я сказал!
Он строго посмотрел на жену. Та отвернулась, ушла…
Людмила слышала, как вечером хозяйка звонила дочке, но та тоже была занята, не стала выслушивать Маринины жалобы.
— Извините, я могу уйти на десять минут, молока куплю? Сашке кашу сварить на утро… — спросила она у стоящей на балконе Марины Николаевны.
— Сбежишь? Оставишь его нам и сбежишь? — опустив докуренную сигарету в пепельницу, обернулась женщина. — Есть у нас молоко. Крупы только нет, иди, покупай, что хочешь!
— Спасибо. Саша уснул, я быстро! — засуетилась Люда, схватила кошелек и ушла.
Её не было, казалось, вечность. Марина уже решила, что на её руках остался подкидыш, да к тому же Саша проснулся, стал звать маму. Сначала он шептал, потом стал кричать, заплакал.
Фёдор оттолкнул жену, вбежал в комнату, включил свет, скомкал мальчонку, прижал к себе, стал утешать, уговаривать. Сашка слушал, всхлипывал, потом обхватил дедову шею руками, чуть не задушил.
— Наш это, Маринка, наш! И не сомневайся! — сказал перед сном Фёдор, лежа в кровати и слыша доносящийся с кухни аромат вареной на молоке гречки. — Людмила правильно сделала, что пришла. Хоть теперь есть, ради чего жить!
Марина задохнулась от такого заявления, закашлялась.
— Да ну что ты, что?! — миролюбиво положил ей свою руку на ладошку муж. — Сама ведь видишь, совсем у нас плохо дома стало, холодно, а теперь солнышко опять зажгли!..
Утром Людмила накормила всех кашей с бутербродами, извинилась, что хозяйничает на кухне, помыла посуду.
— Оборотистая девочка, — обидевшись на то, как муж нахваливает стряпню гостьи, покачала головой Марина.
— Да нормальная, хозяйственная. Нет, у тебя, конечно, всё вкуснее, но и Люда неплохо готовит! — улыбнулся Фёдор. — Так, а теперь выясним, где же у нас шахматные клубы…
… Высокий, как баскетболист, тренер усадил Сашку за стол, ухмыльнулся.
— Ну, давай, покажи, на что способен! — сказал он.
Мальчик, ничуть не смутившись, сделал первый ход, потом второй, третий, задумался на секунду… «Шах и мат» он объявил через пять минут после начала матча. Тренер почесал затылок, опять ухмыльнулся.
— Есть талант, есть! — радостно заявил он притихшей Людмиле. — Надо развивать. Ну не пугайтесь, сразу переезжать не нужно. Найдите в своем городе занятия, подключите еще математику, хорошо бы еще какой–то дополнительный вид спорта для развития анализа действий противника. Если нет пока у вас там кружков, секций, то интернет в помощь! Уроки, демонстрации — там есть всё. В декабре у нас будут соревнования, присылайте заявку, будете участвовать. Ну, Александр, ждем тебя и верим в твою победу!
Мужчина протянул мальчику руку, тот её пожал, улыбнулся.
Результатов собеседования в коридоре ждали Фёдор с Мариной.
— Ну что?! Что сказали? — напустился на Людмилу Фёдор Тихомирович.
— Пригласили на соревнования в декабре, — улыбнулась Люда, а потом, схватив Сашку за руки, закружилась с ним, скользя ногами по паркету, засмеялась.
— Молодцом! Ну, Маринка, молодцом же! — тряс в воздухе кулаками Фёдор. — А ты говоришь, бесплодный… Где он, герой–то наш? Такой сын растет, а он… Сейчас позвоним ему!
Михаил, выслушав речь отца по телефону, равнодушно сообщил, что никакими детьми не интересуется, что у него есть справка об их, детей, невозможности. Но если Людмила намерена требовать с него алименты…
— Да ничего она не намерена! — удивленно ответил Фёдор. — Миш, а ты разве не рад, что у тебя такой славный мальчик получился? Люда его очень хорошо воспитывает, он знает и про животных, и про космос, и про растения! Он… Что? Да как же так, сынок?..
Фёдор повесил трубку. Марина сжала его плечо.
— Ну ладно, ты не огорчайся. В конце концов сами разберутся! — примирительно сказала она.
Людмила с сыном прожили у Качаловых еще три дня. Фёдор Тихомирович водил их по городу, показывал достопримечательности, катал на колесе обозрения, а вечером, когда Саша, только упав на подушку головой, засыпал, Мирина и Фёдор слушали, как Людмила рассказывает о себе. У неё была совершенно простая семья, Люда единственный ребенок. Мама умерла семь лет назад, папа — три с половиной. Он очень был привязан к Саньке, всё ждал, что мальчик заговорит, хотел научить стишкам да потешкам… Не дождался. А через месяц после похорон Саша сказал первое слово.
— Иногда мне кажется, что он, Сашка, всё помнит, чему его дед учил. Начну что–то петь, что папа любил, а Саша уж подпевает… Откуда знает, где слышал? Не знаю…
Она замолкала. Марина наливала всем ещё чай и вздыхала. В ней многое перевернулось за эти несколько дней. Новые люди в доме, ребенок — всё как–то заставило взбодриться, появились заботы, желания. День уже не тянулся так медленно, как раньше.
— Не думала, Люда, что скажу это, но вы мне понравились, — наконец не выдержала Марина Николаевна. — Вы гордая, самостоятельная, умеете жить, не хватаясь за других. И Саша очень развитый мальчик, с ним интересно. Жалко, что вы уже уезжаете…
— Так лучше, поверьте! — улыбнулась Людмила. — Я тоже очень рада нашему знакомству, еще раз простите за беспокойство. Если можно, я иногда буду звонить, Саша с Фёдором Тихомировичем очень подружились, и…
— О чем речь! Конечно! А зимой ждем к нам, на новогодние праздники! — поражаясь своей щедрости, ответила Марина, обняла стоящую в прихожей женщину.
— Ну, готовы? Такси внизу. Я провожу до вокзала! — суетился Фёдор, схватил чемодан, поставил, обнял Сашу. Тот аккуратно высвободился из дедовых объятий, потянулся губами и поцеловал того в щеку.
— Дед, ты к нам приезжай, у меня самосвал есть и грузовик! — шепнул мальчик. — Поиграем!
— Обязательно, малец! Ну, поспешим. Марин, скоро вернусь!
Фёдор Тихомирович улыбнулся, пропустил вперед Люду, вышел сам. Марина наблюдала из окошка, как они садятся в такси, уезжают со двора.
Пройдя по комнатам и собрав кое–какие игрушки, что нашлись на антресолях, женщина загрустила, опять почувствовав, что погружается в вязкую дымку праздного существования…
… Надежда позвонила в дверь Качаловых в конце января. Фёдор Тихомирович, опять рассыпав на пол спички, пошел открывать.
— Извините, — сказала раскрасневшаяся от мороза низенькая женщина. — Вы Качалов Фёдор Тихомирович.
— Ну я. А вы кто будете? — рассматривая лицо гостьи, спросил мужчина.
— Я? Я Надежда. А это Витя, он ваш внук!
Женщина, как фокусник, вынула откуда–то из недр своего свободного пальто малыша в комбинезончике и протянула Фёдору.
— Подержите, пожалуйста, мне сцедиться надо. Не ест ничего, животом мучается, а у мне уже грудь окаменела. Я пройду? — деловито пояснила гостья, шагнула в квартиру, но натолкнулась на Марину Николаевну.
— А вы… Мама Михаила, да? Наслышана. Очень сын вас любит. Надя, ваша почти невестка, — протянула руку Надежда. — Я говорю, сцедиться бы мне, а то уже температура, чувствую, поднимается. Где можно?
— Ну… Ээээ…
Марина растерянно что–то мычала, Фёдор испуганно держал на вытянутых руках младенца.
— Сюда пройду? — кивнула на дверь в ванную Надя. — Боже, как же мне плохо…
Её не было минут двадцать, раздавались из ванной только стоны, да падали с полочек шампуни.
Маленький Витя, один в один Миша в детстве, был уложен на диване. Марина и Фёдор смотрели то на внука, то друг на друга.
— Бесплодие, говоришь? — наконец расхохотался Фёдор Тихомирович. — Справка, говоришь?! Ай да сын! Ай да племенной бык! И опять без ЗАГСа, я так понимаю?
— Не кричи ты! — одернула его Марина, расстегнула на ребенке комбинезон, освободила вспотевшие ручки и ножки. — Напугаешь. Смотри, улыбается во сне… Да что же там Надежда эта…
Марина Николаевна на цыпочках подкралась к ванной, прошептала:
— Может, вам помочь чем? Врача?
— Не, не надо. Полегчало уже. Я сейчас.
Надежда, уже побледневшая, вышла, вытерла слезы.
— Намучилась. В роддоме все завидовали, что молока много у меня, мол, мальчики хорошо едят, будет сын быстро расти, а Витька не ест. Пососет немного, потом всё обратно. Вес совсем не набирает… — гостья осела на диван рядом с Витей. — Нам дали направление в больницу, обследоваться. Я приехала, ребенка притащила, а сказали, нет мест. Представляете, нет у них на нас места. Я говорю, что мы из Воткинска, нам вот так просто назад не доехать, а они там уперлись, мол, не от них зависит… А Витька совсем худенький…
Надя вдруг отвернулась, расплакалась.
— Вы извините, что я к вам пришла. Но Михаил сказал, что, будет нужда, обращаться, что он тут живет… А его нет, я правильно понимаю? Телефон тоже поменял?
Марина растерянно угукнула.
— Да вы не волнуйтесь, На…
— Надя, — подсказал Фёдор. Он уже прокрутил в голове все командировки сына. Воткинск в списке городов тоже был…
— Надежда, вы посидите, отдышитесь, — продолжила Марина Николаевна. — Давайте направление, что у вас еще есть, справки, эпикризы. Я попробую помочь.
Она бы могла тоже допрашивать эту девчонку, как когда–то Люду, о их встрече с Михаилом, о том, точно ли Витя его сын, но раз дело касается здоровья ребенка, то выяснение отношений можно и отложить. Да и сама Надя выглядела плоховато. Мастит — дело серьезное, Марина знала это по себе! Если запустишь, можно сильно разболеться…
Надежда послушно сунула женщине папку с бумагами. Марина быстро пробежала глазами длинные тексты.
— Это ты с ним уже полгода мотаешься по больницам, и никто помочь не может? — удивленно спросила она наконец.
— Ну, все разное предлагают, на время как будто налаживается, а потом… — всхлипнула Надя.
— Ладно. Так, Федя, организуй гостье обед, а мне надо позвонить! — строго распорядилась Марина.
Она ушла в другую комнату, с кем–то разговаривала, «нажимала на рычаги», «использовала связи», доказывала.
Притихшая Надя, еще сама ребенок, испуганно слушала, как Марина Николаевна ругается с кем–то по телефону.
— Да не пугайся, это она для важности, — улыбнулся Фёдор Тихомирович. — ешь, вот тут всё…
Он поставил перед Надей тарелку супа, отрезал хлеба, намазал его маслом. Надежда принялась вяло есть, потом разошлась, попросила вторую порцию…
— Ну вот, — наконец вернулась к ним Марина. — Завтра вас ждут в Морозовской. Я отослала фото всех документов, будут госпитализировать. Пока переночуешь у нас. Виктора надо помыть и переодеть. Есть чистое?
Надя молча кивнула, вскочила, принесла в комнату сумку.
— Отлично. А сейчас не паникуем. Ешьте, Надя, спокойно. Мне надо сделать еще один звонок.
Она никогда так резко не разговаривала с сыном. Михаил даже испугался сначала, но потом, услышав про простушку Надю, с которой и был–то всего два денечка, осмелел, обозвал девчонку вульгарным словом и велел гнать в шею.
— Что мне с ней делать, я сама решу. Ты дал ей наш адрес, значит, я буду ей помогать! — покачала головой Марина. — А вот тебе следует подумать, Миша, крепко подумать о том, что ты творишь, как ты живёшь!
— Ой, мам! Если признавать всех детей, которых родили те, с кем я спал, то у меня будет гарем. Наша трешка лопнет от их количества. И не факт, что эти дети вообще мои. Ну всё, мам, пока! Напиши там, как всё у вас прошло!
Миша бросил трубку, а Марина стояла и растерянно смотрела в окно. Когда и как из её мальчика получился такой монстр, она не знала…
Вечером приехала Дарья, скептически осмотрела Надежду, маленького Витю, усмехнулась.
— Племянник весь в папочку, — констатировала она наконец. — Ну хоть это последний?
Марина пожала плечами.
— Судя по настрою твоего братца, не факт, — наконец ответила она.
— Ладно. Я тут вещи привезла детские. Подружка как раз хотела продавать, я взяла. Вы посмотрите, что подойдёт. Надюха, да не тушуйся! Дело житейское! А кем ты, говоришь, работаешь?
— Я… Ну я мастер маникюра, — смущенно ответила девушка. — Только вот, как родила, так и уволилась. У нас нет больничных и отпусков…
— Грустненько. Ну ничего, выздоровеете, можно же и на дом клиентов брать. Мам, я поехала, дел много. Ну а вы тут держитесь!
Даша исчезла также стремительно, как появилась, а Качаловы остались с замученной Надей и плачущем Виктором. Он никак не успокаивался, то ел, то дрыгал ножками, мучаясь животом.
Его укачивали все по очереди, но успокоился мальчик только у Марины Николаевны. Она пошевелиться боялась, чтобы не разбудить малыша, прильнувшего к её плечу, так и просидела всю ночь в кресле.
Наутро, еле–еле разогнув поясницу, она проводила Надю, внука и мужа в больницу, а сама, даже не позавтракав, легла спать. Давно уж Марина не переживала бессонных ночей, измоталась…
Часа через два позвонил Фёдор, сказал, что Надю с Витей госпитализировали.
— Ну а что сказали? Диагноз какой? — не отставала Марина.
— Что–то с кишечником, Я не понял толком, — ответил муж и отключился.
Марина Николаевна не находила себе места весь день. Надя не звонила, в справочной про неё тоже ничего не говорили.
— Я поеду! — решительно стала собираться женщина. — Можно же там их навещать? Ты узнал?
Фёдор Тихомирович покачал головой.
— Нельзя, только передачи. Малышей берегут… Ох, Маринка, насмотрелся я там… А помнишь, как Мишка ногу сломал? Тоже сидели, ждали, когда врач придет, Миша плачет, ты тоже… Я испугался тогда…
— Помню. И кажется, того Мишу, доброго, отзывчивого, мы никогда больше не увидим, — с сожалением кивнула Марина. — Стыдно за него…
Виктору назначили операцию. Надя позвонила Качаловым, плакала. Марина утешала её, как могла, потом, к счастью, приехала с Сашей Людмила. Люда, быстро выяснив, что к чему, сама говорила с Надеждой, подбадривала её.
— Он у тебя сильный, справится обязательно! Ну и ты не раскисай, чтобы он за тебя не волновался! — спокойно говорила Людмила.
— Кто? — еще раз всхлипнув, спросила Надя.
— Виктор конечно! Он же переживает, что ты вся на нервах. Мой Сашка всегда очень волнуется, чувствует, если что у меня не так. Ты поспи как следует, чтобы потом сил было больше! Что? Вызывают? Ну давай, держим за вас кулачки! — прошептала Люда, положила трубку. Притянув к себе серьезного Сашу, она уткнулась в его плечо лицом, вздохнула.
— Мам, всё будет хорошо! — сказал ей сын.
Улыбнулась сидящая рядом Марина, хмыкнул Фёдор…
Надежду и Витю выписали через две недели. Фёдор Тихомирович привез их к ним с Мариной домой. Комната Миши теперь принадлежала им.
Скоро Витя заметно окреп, стал улыбаться. Надя тоже сияла от того, что закончился весь этот кошмар с кормлением. Витюшка охотно сосал молоко, набирал вес.
— Интересно, какой у него характер? — глядя на мальчика, спрашивала Марина. — Сашка вот рассудительный, немного флегматичный. А Витя каким будет?
— Не знаю, — пожимала плечами Надя. — У меня в семье все, как говорится, «с огоньком» были…
— А ты не хочешь потребовать у Михаила алименты? — вдруг спросил Фёдор Тихомирович. — Имеешь право! Одной растить парня тяжело.
Надежда задумчиво вздохнула, сунула Вите в руку погремушку.
— Нет, — наконец ответила она.
— Ну и зря! — сердито отбросил газету Фёдор. — Терпеливые наши женщины, безропотные… А ради чего?
— Оставить ребенка было моим решением, значит, мне и жить с этим, — упрямо ответила Надя…
Она уехала в конце февраля, обещала звонить, присылать фотографии Вити. Марина собрала им в дорогу целую сумку приданого, всплакнула немного. Всё же правильно заведено, что, вырастив детей, женщина погружается в скором времени в воспитание внуков. И дело не в том, что ей нечем заняться, а скорее в возможности приложить к кому–то ту любовь, которой внутри так много, что даже страшно. Дети выросли, они далеко, ласки матери им наскучили, кажутся несолидными, но всегда рядом есть те, кто с готовностью раскрывает объятия в ответ на твою заботу. Внуки — это те же дети, только их можно баловать побольше…
Марина Николаевна улыбнулась. Кого она хотела бы видеть своей невесткой? Люду или Надю? Она и не знала. Обе хорошие, есть в них крепкая женская гордость, несут они себя статно, ценят по достоинству. Марина и сама такая…
… Собрав очередной раз игрушки и застелив кровати, Марина Николаевна задремала, сидя в том самом кресле, где укачивала Витю. Фёдор Тихомирович опять складывал свои поделки из спичек, а на столе в Дашиной комнате ждал Марину очередной рисунок.
Кажется, всё по–прежнему, но нет! Ждет Марина звонка Люды, хочет поговорить с Сашкой. Тот охотно рассказывает о своей жизни, зовет в гости.
Потом черед разговора с Надей. Витя уже старается сесть, напрягает ручки, подтягивается, злится, что ничего не получается.
— Ты массажики делаешь? — допрашивала Надю Марина Николаевна. — Плавать он у тебя любит? Сходите с бассейн, у меня вот Дашка очень любила водичку. Надь, а сама–то как? Ну и хорошо! Ну не спеши, потихоньку всё наладится. Целую вас крепко! От деда привет!
Марина вешает трубку, улыбается.
— Мам! — недовольно хлопает по колену Михаил. Он недавно приехал домой, хотел навестить родителей. — Хватит отвлекаться на эту ерунду! Маня, Таня, Люда… Да ересь полную они несут, не мои это дети! Я дома, мама! Где блинчики, оладьи, борщ со сметаной и твоё фирменное мясо из духовки?! Мам, алё!
Он возмущенно вскакивает, но Марина лишь качает головой.
— Некогда мне, Миша. Хочешь, свари там себе пельмени. А вообще, знаешь, и хорошо, что они не твои дети. Такой папаша никому не нужен. Ты и дальше ври себе, что бесплодный.
— А что ты мне предлагаешь?! Я не давал согласия на рождение этих детей! Что мне теперь, каждого признавать?! Скажи еще, помогать материально! Мам, ну смешно же!
— Ну, для начала, следует поубавить свои аппетиты в плане женщин, сынок. Дальше понять, что ты ответственен за каждый свой шаг, ну и просто быть человеком. Понимаешь, я могу принять столько внуков, сколько их у меня будет, но вот как принять то, что ты стал таким черствым, я не знаю…
Миша уехал, так и не дождавшись теплого приёма. Отец тоже смотрел на него отстраненно, не желал разговаривать.
— Вы просто ничего не понимаете! — крикнул напоследок Миша. — Неужели я буду вот так губить свою жизнь?! Моим ребенок станет, если я его мать полюблю. А так… Да ну вас! Сердобольные!..
Через три года Миша все же женился на милой женщине Алене, Марине она очень понравилась своей рассудительностью, начитанностью и тихим нравом. Но детей у них с Михаилом так и не было.
— У вашего супруга бесплодие, — развел руками доктор.
— Да как же это?! Чушь! — испуганно глядя на жену, вскочил Михаил. — Да у меня уже двое детей есть! Два сына! Один шахматист, второй…
— Миш, перестань! Ты бесплоден, не нужно придумывать себе сказки! — одернула его Алёна. — Поедем, мне еще на работу!..
— Это просто ты не та, что надо! — поджал губы Миша. — Другие бабы от меня рожают на «раз–два», а ты…
— А меня, в отличие от них, ты любишь, дорогой мой! — улыбнулась Алёна. — Упакован, машина у тебя, живешь в моей квартире. Плохо тебе? Ну разводись. Только про брачный договор не забудь, там есть много интересных пунктов.
— Не читал! — буркнул Миша.
— А зря, — улыбнулась Алёна, притянула мужа за галстук, поцеловала. — Люблю тебя…
… Саша и Витя встретились, когда Людмила и Надежда приехали к Марине Николаевне на майские праздники.
— Ну вот, все в сборе! — довольно кивнула бабушка. — Дед! Дееед! — позвала она Фёдора Тихомировича. — Неси подарки! Внуки приехали, а тебя всё нет! Ох, как же я рада, что вы здесь! Девочки, ну а вы что там шушукаетесь? А ну быстро к столу! Посмотреть хоть на вас, а то всё только по телефону!
Звенят в квартире детские голоса, на полу разбросаны игрушки, на диване мирно беседуют женщины. А Фёдор Тихомирович, стоя у окошка, нет–нет, да и посмотрит, не идет ли к их дому ещё кто–то, ведь география Мишиных похождений велика, всё еще может быть, а внуков много не бывает!..
… Звонок раздался в конце августа. Марина и Фёдор только что вернулись с прогулки, теперь сидели на кухне, пили холодный квас.
— Извините, вы Качаловы? — поинтересовалась стоящая на лестничной клетке женщина в легком хлопковом платье.
— Мы, — ответила Марина Николаевна. — А что случилось?
— Вот, внучка ваша, Ира. Семь лет ей уже, пора в школу определять. А мне уехать нужно надолго, Миша сказал, что могу к вам обращаться, если помощь будет нужна. Вот Ирины документы, я на вас написала доверенность, что за ребенком следить разрешаю. Всё, дорогие бабушка и дедушка, пойду я. Ирка, жди меня, не ной, слышишь?!
Женщина сжала руками мелкое, худое личико девочки, чмокнула её в лоб и исчезла, быстро сбежав по лестнице.
Марина Николаевна испуганно смотрела на Иришу, та — на неё.
— Ну вот и внучка теперь у нас есть… — протянул Фёдор Тихомирович. Он, признаться, был растерян не меньше жены, но показывать это не хотел. — Проходи, Ира, вот твой дом…
За Иришей мать так и не вернулась. Девочка жила с Качаловыми, она называла этих людей, как велела мама, бабушкой и дедушкой, хотя внучкой их по крови не была. Мать даже не знала, кто Ирин отец, но раз уж подвернулся ей адрес Мишиной родни, так и жить Ире там, авось получится из неё что–то путное…
