Последнюю неделю Иван сильно нервничал. Дела его фирмы были в плачевном состоянии. Конкуренция на рынке полиграфии в столице была высокой, а год от года бурное развитие новых технологий требовало срочного обновления оборудования. Но заказов было крайне мало и потому денег тоже не было.
Жена Лена с дочкой уже как месяц уехали к её родителям на юг. Там Дашеньке было комфортнее находиться. Так объясняла Лена.
— Понимаешь, тут ребёнку тепло, мы подолгу гуляем на свежем воздухе и на солнышке, а в Москве уже снег лежит. Я же знаю, что как только мы вернёмся, она сразу начнёт болеть.
— Я очень скучаю по вам, Ленок… — пытался объяснить Иван, но Лена ничего не хотела слушать.
Когда Иван рассказал жене о банкротстве фирмы, она тем более не захотела возвращаться.
— Налаживай свои дела, а сейчас нам и возвращаться ни к чему. Одни нервы… Ребёнку нужен покой, — сказала она и не звонила больше.
— Вот уж если начинает жизнь сыпаться, то по всем фронтам, — сказал Иван отцу, — хорошо, что хоть вам я успел дом хороший построить в Подмосковье… А нашу квартиру мне теперь и содержать не на что.
— А чего Леночка-то не возвращается? Самое бы время тебя поддержать… — спросила мать, Ольга Ивановна.
— Может, есть у неё кто там, а? – тихо спросил отец, когда они с Иваном вышли во двор, — не понимаю, как вы так живёте? Это не семья, а ни пойми что. Жена должна быть рядом. Всегда. И в радости, и в горе. И в богатстве, и в бедности. А иначе на что она?
— Не мучай меня, пап… Может, кто и есть, стараюсь не думать сейчас об этом. Потом. Сейчас бы с долгами рассчитаться. Вот оборудование продам, хоть с этого что-то останется. И буду всё с начала начинать… — ответил Иван. Его тёмные глаза за последний месяц словно провалились, скулы стали острыми, а виски заметно поседели.
Октябрь выдался мрачным, дождливым. Мокрый снег прилипал к лобовому стеклу, когда Иван ехал поздно вечером в Москву от родителей. Бессонные ночи измучили его, глаза отказывались смотреть на монотонную дорогу. Лишь в последний миг Иван осознал, что вылетел на встречную полосу…
Очнулся он в реанимации через двое суток. Белый потолок и глаза медсестры, внимательно смотрящие то на него, то на приборы.
Женщина в медицинской маске кивнула и сказала приветливо:
— Ну, вот, очнулся. Молодец…Со вторым днём рождения…
Затем он видел заплаканные глаза матери, встревоженное лицо отца, и тусклый свет палаты. Но с каждым днём силы помалу прибавлялись, он восстанавливался после операции, на которой хирурги собирали по частям его ноги.
Лена приехала позже, когда Ивана уже перевели в палату. Она с немым укором и жалостью смотрела на мужа и вздыхала. Почему-то Ивану казалось, что она больше жалела себя и дочку.
— Ну, и что мы теперь делать будем? Что ты натворил, Ваня… — шептала она.
— Я поправлюсь, — обещал он, — и начнём всё с начала. Ты поверь. Я всё для вас сделаю…
Он гладил её руку, а она с ужасом смотрела на то, как в палату привезли инвалидную коляску.
— Вот, Иван, осваивайте новую технику. Неплохая модель, вам будет удобно…- говорила медсестра.
Лена поморщилась. Лицо её передёрнула гримаса неприязни. Она вытерла слезу и сказала:
— Я ведь приехала одна. Дашка там меня ждёт. Не могла же я ребёнка травмировать, тебя сейчас нельзя ей показывать, понимаешь? Слишком мала, всего пять лет. Не надо, чтобы она это запомнила. Ты поправляйся. А я — к ней. Извини…
Лена уехала, Иван впал в отчаяние.
— Что с машиной-то? – спросил он отца, который почти постоянно был с ним, — восстановлению подлежит?
— Сказали, что разве что можно продать лишь некоторые запчасти. Главное, чтобы ты восстановлению подлежал. Не думай ты о машине, сынок. Главное, что живой. И мы вместе, — отец вздохнул, глядя, как Лена удаляется по дорожке больничного дворика.
Иван молчал. Он вдруг подумал, что жена больше не вернётся к нему: нищему, неудачнику и калеке. Иван тихо заплакал, зажав лицо ладонями.
Отец, подождав с минуту, обнял его и сказал:
— Ты поплачь, да только недолго. Тебе силы нужны, чтобы поправиться. А этот агрегат (он указал на коляску) лишь на время. Поверь. Не ты первый, не ты последний… мы с матерью тебя поднимем.
Шли недели, месяцы. Иван начал вставать на ноги, потом последовали первые шаги. Он уже был дома, в посёлке. Звонил Лене в Судак, расспрашивал о дочке, рассказывал, что уже встаёт и почти сам ходит.
Лена приехала к весне, когда на улице стало тепло и солнечно. Дашенька с радостью обнимала отца и гладила его отросшую бородку.
— Папа, ты как дед Мороз, с бородой! – смеялась она, — а мы все тут теперь жить будем?
— А тебе нравится этот дом? – спросил Иван.
— Очень, ответила девочка, приплясывая у большого зеркала.
— Нет, доченька, тут живут бабушка с дедушкой. А мы поедем в Москву, правда ведь, Ваня? – спросила Лена.
— Квартиру мы сдали, так как за неё нечем платить, я же не работаю, Лена. Ты же понимаешь, что пока я окончательно не смогу уверенно ходить, то ни о какой работе пока… — Иван не мог смотреть ей в глаза.
— А может, ты пока поработаешь, Лена? – спросила свекровь Ольга Ивановна.
— Я? – поразилась Лена, — но…я никогда не работала, что я смогу? И как будет без меня Даша?
— С Дашей мы можем помочь, — поддержал жену отец Ивана Сергей Александрович.
— Но у нас нет даже машины, чтобы ездить на работу! – вспылила Лена, — и что я смогу заработать?
— Ты же дипломированный педагог, Леночка, — сказал Сергей Александрович, — а тут у нас в посёлке есть школа. Можно похлопотать о месте…
— Что? Тут? В посёлке? – Лена стала нервно одеваться, — пошли, Даша, гулять.
— Мама, не надо вам так… — начал Иван, — она не привыкла работать. Да и не надо мне от неё жертвы. Я мужик и должен обеспечивать семью. Я пойду сам в школу. Мы же с Леной один факультет заканчивали.
Через неделю Иван уже работал в школе. Там ему дали часы в средних классах, и на полставки он начал заведовать библиотекой.
— Это, конечно, копейки, но всё же хоть что-то… — сказал он через полмесяца, когда принёс свою первые учительские деньги. Лена отвернулась, но потом забрала деньги и пошла в магазин.
На деньги со сдачи московской квартиры они жили в посёлке всё лето. Иван поправился, окреп. Молодость помогла и желание сделать свою семью счастливой.
Лена с дочкой снова уехала к родителям. А Иван с отцом наняли бригаду мастеров, и на средства родителей поставили на участке рядом второй небольшой домик.
— В маленьком мы будем жить, а в большом – тебе с семьёй места хватит! – сказал отец, нечего двум бабам на одной кухне вертеться.
— Только бы она вернулась. Каждый раз переживаю… — ответил Иван.
— А ты не переживай. Живи и радуйся, что жив. Я теперь понимаю больше после твоей аварии… — начал отец.
— Что же?
— А то, что всё не зря делается. Не зря ты обанкротился. Не зря чуть жизни не лишился. Бог даёт время подумать. И изменить свою жизнь. Не стоит снова лезть в то, из чего тебя Бог выдернул, — ответил Сергей Александрович.
— В точку, — вздохнул Иван и сел на крылечко, — я и сам многое передумал… там в больнице и потом тут, дома. Словно всё перевернулось в голове. Не хочу я больше гнаться за большим достатком, не хочу даже в Москву возвращаться, представляешь? Ленка спит и видит — снова туда, а я – нет. Мне тут хорошо. Красота, природа, воздух, вы рядом. Если бы не вы… Батя… Кому я нужен?
— Ага! – кивнул отец, — понял очевидное… Все мы в мире одиноки, сынок. Не горюй. Пока мы живы, тебя не бросим. Плечо подставим. А Ленка, погоди. Дай ей время. Это тебя так капитально тряхнуло. А ей больше времени требуется, чтобы осознать, что теперь у вас другая жизнь началась. И той, прежней, уже не будет. Да и нужна ли она, та, старая?
К маленькому дому отец пристроил значительный скотный двор, бревенчатый, с выгулом и выходом в поле.
— Что ты тут планируешь, батя? Что задумал? – спросил Иван.
— Не ты, а мы. Мать давно просит коз завести. Вот Дашка будет рада! – ответил отец.
— Я всё уже прочитала о козах, — рассказывала мать, — и как содержать, и чем кормить и как сыр варить…
— Ого, да вы серьёзные люди! – засмеялся Иван.
А родители вскоре привели в новое жилище двух козочек. И когда вернулась через два месяца Даша, то радости девочки не было предела.
— Бабушка, деда, настоящие козочки! А где же у них рожки? – спрашивала девочка.
— Эти – безрогие, комолые. Специально для тебя, чтобы не бодались, — улыбался дед и показывал Даше приготовленные подойники и отделение для козлят.
Лена улыбалась, видя восторг дочки. Она видела, что муж здоров, и Даше нравится дружить с соседскими детьми. Почти весь день девочка не отходила от коз, которые быстро к ней привязались.
К козам вскоре прибавились куры с петушком, пара кроликов для веселья Даши, собака. Кошки у бабушки и деда уже были.
— Без кошек в деревне совсем нельзя, — строго говорила бабушка, — иначе мыши одолеют.
Даша с восторгом принимала жизнь в посёлке. Ей всё нравилось. И она сказала, что тут даже лучше, чем у бабушки и деда в Судаке.
— А как же твоё любимое море? – удивилась Лена.
— Мама, понимаешь, море, оно, конечно, хорошее. Но мои козочки, куры и кролики лучше… — ответила Даша, — они – мои друзья!
Поскольку девочка почти весь день была на улице, то здоровье её стало лучше, на лице появился румянец, о простудах почти не вспоминали.
В школу Даша пошла уверенно – там работал папа. Теперь ему дали классное руководство, много часов. Когда Лена привела дочь в школу, то прошлась по коридорам, заглянула в классы, в новую столовую и актовый зал.
— Надо же, какая современная и новая школа в посёлке. Не думала, что есть такие… — удивилась она.
— Послушай, — сказал ей Иван, — у меня теперь достаточно часов. Нагрузка хорошая. И в этом году меня посылают на курсы повышения. Мне требуется твоя помощь. Возьми-ка на себя библиотеку, а? Будешь рядышком с нами, со мной и Дашкой. А школе нужен хороший библиотекарь, любящий детей…
— Я согласна, — покраснела Лена и обняла мужа, — а меня точно возьмут?
— Точно. Я уже это обговорил с директором.
Теперь вся семья с утра шла в одном направлении – к школе.
— А наши-то, красивые… — тихо говорила мать, глядя в окошко на удаляющуюся троицу.
— Ещё бы! Один Дашкин портфель с зайчиком чего стоит! И банты белые капроновые выше головы! – смеялся дед Сергей Александрович.
— Счастье-то какое, Серёжа… — вытирала глаза Ольга Ивановна.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так-то… — Сергей обнял жену и поцеловал в макушку, — дай Бог, всё плохое позади, Олюшка…
