Он обещал вернуться, и Маша ему верила, хотя все над нею смеялись. На прощание он подарил ей сережки – два золотых голубка, и она носила их не снимая.
— Наивная ты Машка, – вздыхала подруга Таня. – Ну зачем ты ему теперь нужна? Ты же видела, какой он, по телевизору его даже показывали.
А Лёву и правда показывали по телевизору – он выиграл какой-то Международный конкурс, и вообще был лучшим студентом на факультете, настоящей звездой. Ему сразу из нескольких вузов приглашения прислали, все хотели видеть его в своих рядах, и он поехал, конечно – такой шанс только раз в жизни бывает.
Маша к учебе никогда не была способна. Они так и подружились – в девятом классе учительница велела Лёве подтянуть Машу по математике, боясь, что она экзамен завалит, ни одного уравнения не могла самостоятельно решить. Сначала, правда, учительница попросила отличницу Юлю, но та отказалась, откровенно заявив, что Маша – тупая. Сделала она это при всем классе, и Маше было жутко стыдно.
Ей из-за всего было стыдно: из-за своих заштопанных колготок, из-за внезапно выросшей груди, из-за хромой ноги… В пять лет она переболела энцефалитом – может, все бы и обошлось, но мать ее была против любых медицинских вмешательств, после того как у нее при родах мальчик умер, не выносила она врачей, и Машу не везла в больницу, когда она с температурой под сорок два дня лежала. Потом уж дедушка силой Машу забрал, отвез в райцентр, и Машу тогда спасли. Но теперь она хромала, да и умом не блистала, что уж.
Лёва к словам учительницы отнесся серьезно – занимался с Машей три раза в неделю, весь курс математики ей пересказал с пятого класса. И вот странно – Маша все поняла, не сразу, конечно, но экзамен она хорошо сдала. Только особой радости ей это не принесло, потому что значило, что больше не будет этих встреч с Лёвой, а она, конечно же, к тому времени по уши в него влюбилась.
Он не был красавчиком – невысокий, сутулый, в очках. Но для Маши он был лучше всеобщих любимцев, баскетболистов Эдика Смирнова и Сергея Луганова, потому что, во-первых, Лёва был очень умным, умнее всех учителей, вместе взятых. Да это все знали – он на всех олимпиадах побеждал, один раз даже на всероссийской.
Во-вторых, Лёва был очень деликатным и внимательным: ни разу за полгода не назвал ее глупой, не раздражался оттого, что Маше приходилось все по три раза повторять, прежде чем она поймет, а если у нее было плохое настроение – он всегда находил слова, чтобы ее поддержать.
А настроение у нее часто было плохое – дедушка сильно болел, а она его любила так, как никого не любила, даже маму, он был светом в окошке для нее, ее сказочником и спасителем. Маша сама делала ему уколы два раза в день втайне от мамы, но и это не помогало – дедушка тихо угасал. А мама с каждым годом становилась все страннее и страннее, Машу все время ругала, иногда даже охаживала хворостиной или шнуром. Несладко ей жилось, поэтому она и влюбилась в этого Лёву, такого непохожего на ее прежнюю жизнь.
Когда через два дня после экзаменов Лев появился у калитки, Маша подумала, что он учебник свой забыл или еще что. Но он позвал ее гулять, и это был самый счастливый день в ее жизни.
Тем летом Маша не пошла в училище, как планировала раньше, а поступила в десятый класс, невзирая на робкие слова директрисы, что ей бы лучше на повара пойти ли на швею. А она смело ответила: если что, мне Лев поможет.
И он помогал. Все два года они делали уроки вместе, так что пусть на тройки, но все выпускные экзамены она сдала. Лев, конечно, все сдал на пятерки. И ничего удивительного не было в том, что после выпускного они стали близки – знали, что скоро расстанутся, поэтому решились все расставить по своим местам.
— Я выучусь и заберу тебя к себе, – пообещал он.
— Через пять лет? – всхлипывала Маша.
— Раньше. Денег заработаю и заберу.
Машу мама учиться не пустила – нужно было за дедушкой ухаживать, он теперь не вставал, да и за мамой, она к хозяйству совсем не приспособлена была, а жить-то на что-то надо. Маша устроилась в школу уборщицей, вместо умершей в мае бабы Зины, и стала жить по-новому, без Лёвы. Но подаренные им сережки напоминали – он заберет ее, и все будет хорошо.
На зимнюю сессию он приезжал, и у Маши не было причин сомневаться в его любви. А потом его показали по телевизору, и все стали ей говорить, что он там в Москве найдет себе богатую и красивую, зачем ему деревенская Маша.
— Вот увидишь, сейчас скажет, что у него какой-нибудь математический турнир или сборы и не приедет летом, – каракала Таня.
В тот майский день, когда он позвонил и сказал, что летом не сможет приехать, Маша уже с утра знала, что случится что-то плохое – она обнаружила, что одной сережки, подаренной ей Львом, нету. Маша обыскала весь дом, но ее нигде не было. Как же она горько плакала! И вот следом за этим звонок. А потом Лев и вовсе пропал.
Маша все равно его ждала. Все лето она вздрагивала от каждого телефонного звонка, от каждого скрипа калитки, но все напрасно – Лев так и не приехал. И все это обсуждали, а сосед Тимур, на пять лет ее старше, стал лапать ее, если встретит, и звать к себе в гости, на чай, так что Маша теперь сначала осматривалась, нет ли его поблизости, и только потом шла на колонку за водой.
А в августе случилась еще одна беда – умер дед. Странно, но плакать Маша не могла – видимо, за лето все слезы вылила. После похорон пошла она к пруду, села на песчаный берег и долго смотрела на воду, пока глаза не заболели. А после этого сняла вторую голубку, которая все лето в одиночестве провисела у нее в ухе, и с размаху бросила в воду. Про Льва она больше не думала. И не ждала его.
На вторую неделю сентября Маша в одиночестве копала картошку – мама к этому была не приспособлена, а сосед Тимур предлагал помощь, но за бартер, и понятно какой. Погода стояла сухая, теплая, так что ей повезло – клубни легко доставались из рыхлой земли, быстро наполняли ведро. И вот в одной из лунок, выгребая клубни, Маше показалось, что что-то блеснуло. Она принялась пересыпать серую почву, и у нее на ладони осталась маленькая золотая голубка…
Сердце забилось так, что Маше казалось, оно выпрыгнет сейчас в то самое ведро с картошкой! Бросив недокопаный ряд, она побежала топить баню, где долго терла мочалкой свои огрубевшие за лето руки, на три раза промыла длинные каштановые волосы.
— Ты чего это баню в среду устроила? – поинтересовалась Таня, которая, завидев дым со своего крыльца, пришла напроситься на помывку, тоже картошку копала.
— Сегодня Лев приедет, – спокойно ответила Маша и рассказала ей все про сережку.
Как Таня смеялась!
— Он и думать про тебя забыл! Какая ты у меня дуреха!
Но Маша ей не верила – высматривала вечерний автобус, а когда он показался, сидела и отсчитывала минуты, через которые Лев должен был дойти до ее дома.
Минуты текли, в кастрюле булькал его любимый рассольник, а Льва все не было. Когда солнце коснулось зенита, Маша сняла нарядное платье, убрала кастрюлю в холодильник и пошла спать.
Она несла пустое ведро из коровника, напоив с утра кормилицу Зорьку, в старом заляпанном халате, с наскоро заплетенной косой, когда вдруг увидела его. Лев стал чуть выше, лицо округлилось, но его улыбка, беззащитный взгляд из-под очков были все те же.
— Маруся! – он кинулся ей навстречу, обнял ее так крепко, что кости захрустели.
Это все было потом – ее слезы, вперемешку с торопливыми поцелуями, его оправдания, рассказы, как он поехал в Китай на подработку, но его там обманули, и он долго не мог не то, что вернуться домой, даже весточку о себе подать… А сейчас были только его крепкие руки, ее соленые губы и биение двух сердец в один такт.
Позже, вечером, они пошли на пруд, к тому месту, где она впервые стала принадлежать ему, шли по прохладному песку, держась за руки. Лев говорил, что переведется на вечернее и устроится на работу, а она – она едет с ним, прямо сейчас.
В свете заходящего солнца Маша заметила, как в песке что-то блеснуло. Она наклонилась, взяла крошечный предмет в ладонь.
— Что там? – спросил Лев.
Маша улыбнулась и ответила:
— Ничего. Просто я сережку уронила.
