— Женщина, а шо вы на меня кричите? Я вам такого права не давала! — отстаивала свою честь пассажирка, занявшая полтора места в середине салона микроавтобуса.
Она была ещё довольно молода, лет сорока, если судить по достаточно свежему тону кожи лица, но успела обабиться, наверное, лет в тридцать. Если описывать сию барышню сверху вниз, то выйдет примерно так: очень короткие волосы с мелированием на макушке, изрядное количество яркой косметики на широком лице, далее шея, слившаяся со вторым подбородком в единую часть тела (эта же шея была выбрита сзади от лишних волос), покатые, крепкие плечи, прикрытые футболкой с ярким принтом, коих всегда можно встретить великое множество на рыночных рядах.
Заканчивался образ туго обтянувшими тело джинсами. В целом, дама выглядела довольно мило и приятно, и если вам случится попасть под крыло опеки подобной особы, можете быть уверены — чувствовать вы себя будете под надёжной материнской защитой. Что и говорить, такие женщины всё выносят на своих могучих плечах. Думаете, они хотят быть такими? Чёрта с два! Просто они в один момент поняли, что должны встать у руля, и самостоятельно править лодкой своей семьи, брать на себя все повороты, все удары, лезть на все скалы, придерживая за спиной детей, престарелых родителей, а часто и мужей. Ведь только так в этой жизни: либо ты сам ползёшь вверх, себя не жалея, жертвуя здоровьем и внешностью во благо детей, либо всё будет плохо, очень плохо… Как много таких женщин!
Она (назовём её Светлана) давно научилась за себя постоять и потому ничуть не робела перед строгой контролёршей, метавшей гром и молнии возле водительского кресла. Поэтому…
— Женщина, а шо вы на меня кричите? — возвысила уверенный голос Светлана, — я вам такого права не давала!
Контролёрша, по всей видимости, считала Светлану очень тупой, и повторила ещё более громко, расставляя слова:
— Я вам доходчиво объясняю, что вы сели в автобус без приобретения билета!
Художник Строев Владимир Фролович
— А я вам ещё раз говорю, шо договорилась с водителем! Мы знакомы!
Контролёрша яростно хлопнула ресницами и обратилась к мужчине с накладной, который стоял, пригретый солнышком, возле входа в микроавтобус, и имел такой спокойный вид, словно он тут вообще ни при чём, просто мимо проходил.
— Правда, Лёш? От тебя пассажирка?
— Та правда, Оль, ты ж мне не даёшь ничего сказать, только гонишь и гонишь, как командир полка, — вяло усмехнулся водитель.
— Мог бы и вклиниться, прояснить! Мы тут пять минут уже выясняем, время теряем! Так… Сколько у нас пассажиров? Один, два… восемь… Восемь! А должно быть девять! Где девятый?!
Контролёрша требовательно пробежалась глазами по всем пассажирам, требуя с них ответ за неизвестного девятого человека.
— С этой женщиной девять, но она без билета, — небрежно бросила Ольга в адрес Светланы, ставшей ей абсолютно неинтересной. Та на слово «женщина» оскорбилась, но только раздула щёки, промолчав.
— Та нехай его… Пусть дальше гуляет. Три минуты уже задержка. Я поехал.
Шеф отшвырнул докуренный бычок, плюхнулся на водительское сиденье и аккуратно сложил накладную над бардачком, словно прилежный первоклассник поправил новенькие тетради на углу парты.
Контролёрша Ольга ещё раз смерила всех строгим взглядом и все почувствовали себя октябрятами на первом сборе, которым досталась очень правильная вожатая. Светлана постаралась придать своему лицу выражение безразличия и ликования — в этой схватке она победила. Контролёрша недружелюбно фыркнула, задержавшись на ней, и царски провозгласила:
— Ладно, можете ехать.
Она вышла из микроавтобуса и проследила за ним до самого выезда за облупленные ворота. Ольга была надёжным и крепким винтиком автостанции одного из степных городков Белгородской области. Твёрдая, как сталь, и такая же плохо приспособленная к гибкости, она была бесстрашной воительницей, призванной бдить за тем, чтобы всё шло по правилам.
Да, Ольга была именно бесстрашной! При малейшем подозрении она набрасывалась на всех — будь то мужик с наколками на пальцах или энергичная женщина с лицом ушлой цыганки, по которой видно, что палец в рот не клади… Все эти хищники жизни, ровно как и скромные девушки, и хрупкие, опалённые дачным солнцем бабульки, и приятные мужчины в приличных клетчатых рубашках — все они были в глазах Ольги на один развес. Здесь она — единственная, кто имеет значимость и власть, ни один автобус, ни один пассажир не минёт автостанцию, не попав под сканер бдительного ока контролёрши Ольги.
Микроавтобус быстро выехал за границы городка. Тут пассажирка Светлана начала приходить в себя после перепалки.
— Вот же фурия, ё-моё! Такая руку откусит — не подавится. Я ей одно говорю, говорю, — возмущалась Светлана, смягчая букву «г» по-малороссийски, как это делало большинство местного населения, — а она меня не слышит совершенно! Таким бешеным вообще нельзя работать с людьми.
— Ээээ, ну не надо так, не обижайтесь на неё, — ответила бабушка, держащая на коленях пакет, из которого торчали стебли зелёного лука, — знаю я Олю, соседями мы были. Она девочка не злая, просто исполнительная. В школе хорошо училась, на всех этих сборах молодёжных — там, на девятое мая выступить, стихи прочесть или в клубе станцевать — везде она первая. Обязательная она, деятельная. Но шо-то после школы с учёбой у неё не заладилось, с мужем не очень повезло, сынок так вообще… ой, ну его. А на автостанции она уж лет десять работает, хоть тут у неё получается всё по полочкам, как она любит. Тут она имеет право всё контролировать. Ну и профессиональная деформация — резче она стала, конечно, со временем… А так хорошая. Почти все мы, бабы, от природы хорошие, только «жисть» каждую лупит по-разному, искривляет некоторых и так, и эдак, в чём-то портит, в чём-то учит, а в чём-то мудрее делает…
Вышла Светлана на пустой остановке у трассы. С двух сторон поля — зелёное с пшеничными, уже высокими всходами, и жёлтое с цветущим рапсом. До её деревни полтора километра вдоль посадки. Просёлочный асфальт год от года всё больше исходит трещинами. Солнце приятно греет в спину. Одна сумка с продуктами тяжёлая, Светлана время от времени перекладывает её в другую руку, меняет с той, что полегче. О злой контролёрше уже и не думает. Дома дети ждут, день рожденья завтра у младшего. «Мам, что купила, мам?» — сейчас накинутся. Она им по несколько конфет выдаст и спрячет остальные до праздника. Дети… И тревога они для неё, и единственная радость! Вечером все вместе будут торт печь.
