— Вы хотите сказать, мои дети не достойны присутствовать на празднике? — я все еще не верила, что свекровь настолько далеко зашла.
— Мариночка, милая, ты же понимаешь, это взрослый праздник, солидные люди соберутся, партнеры Володи по бизнесу, мои подруги из института… Дети будут скучать, им же неинтересно слушать наши разговоры о давних временах, правда?
Вера Павловна говорила это таким тоном, будто объясняла что-то совершенно очевидное, само собой разумеющееся.
— Ты же разумная женщина, должна понимать. К тому же, если честно, я переживаю за их поведение…
Я сидела напротив нее. Март за окном выдался на редкость солнечным, и косые лучи падали на начищенные до блеска медные кастрюли, которыми Вера Павловна никогда не пользовалась, декор, чистый декор. Все в этом доме было для красоты, включая меня.
— Хорошо, — сказала я спокойно, и она явно не ожидала такой легкой победы, даже брови приподняла в удивлении. — Без детей так без детей.
Володя, конечно, промолчал. Он всегда так делал, когда мать что-то решала. В наших отношениях это был негласный договор, я не трогаю его мать. Он не вмешивается в воспитание моих детей от первого брака.
Ксюше было одиннадцать, Антону — девять, и для Веры Павловны они существовали где-то на периферии, как неудобная деталь биографии ее сына. Женился на разведенке с двумя детьми, ну что поделать, любовь зла.
Юбилей, шестьдесят пять лет, она праздновала с размахом. Ресторан в центре, банкетный зал с видом на Арбат. Я надела платье, которое купила себе не так давно, темно-синее. Вера Павловна тогда сказала, что оно меня старит. Именно поэтому я его и надела.
Когда мы вошли в зал, а Володя придерживал тяжелую дверь, пропуская меня вперед, первое, что я увидела, это детей. Много, разного возраста. Племянница Веры Павловны привела троих своих мальчишек, они носились между столами, играя в догонялки.
За дальним столом сидела еще одна племянница с дочерью-подростком, которая уткнулась в телефон. У окна примостилась какая-то дальняя родственница с близнецами лет пяти, они уже успели измазаться в брусничном соусе и перевернуть салатник.
Эти дети, видимо, как-то отличались от моих…
Я остановилась так резко, что Володя чуть не врезался в меня сзади.
— Марина, что… — начал он, но я уже шла через зал к Вере Павловне, которая принимала поздравления в центре, сияющая, в новом костюме цвета слоновой кости.
— Как мило, — сказала я, подходя и целуя ее в обе щеки. — Детский праздник получился.
Она даже не покраснела. Железная женщина.
— Ну что ты, Мариночка, это же родственники… Совсем другое дело. Садитесь, вон там ваши места, рядом с Зиночкой и Аркадием Семеновичем.
Я села. Улыбнулась Зиночке, подруге Веры Павловны еще со студенческих времен. Выпила шампанского. Съела салат, на удивление неплохой. И все это время в голове крутилась одна и та же мысль. Она специально. Нарочно. Это не просто нелюбовь, а демонстрация. Вот, смотрите все, какие дети могут быть на моем празднике, а какие — нет.
Володя сидел рядом и делал вид, что ничего особенного не происходит. Он рассказывал Аркадию Семеновичу какую-то историю про новый контракт, жестикулировал, смеялся. Актер. Мы все тут просто статисты.
И тогда я достала телефон.
Моя мама прислала фото минут десять назад, я краем глаза видела уведомление, но не открывала. Ксюша и Антон сидели за накрытым столом в маминой квартире. На столе был торт, явно домашний, кривоватый, с шоколадной глазурью.
Мама между ними, обнимает обоих. Все трое улыбаются. Подпись: «Устроили свой праздник! Дети говорят, что бабушка Люся — самая лучшая на свете».
Я увеличила фото. Следующее — Антон разворачивает какую-то коробку, глаза горят. Еще одно, где Ксюша примеряет новые наушники, розовые, о которых мечтала последние полгода.
— Ой, какие милые детки! — Зиночка заглянула в мой телефон. — Это ваши?
— Мои, — сказала я громко.
Достаточно, чтобы услышали за соседними столами.
— Они сейчас у моей мамы. Видите, какой она торт испекла? Сама, между прочим. А это мама им подарки подарила, хотя даже не у моих ребят сегодня праздник.
Телефон пошел по рукам. Зиночка передала соседке слева, та — своему мужу. Кто-то ахнул:
— Какая девочка хорошенькая!
Кто-то заметил:
— На маму похожа!
Я зарделась от удовольствия, свекровь в это время крутила головой как сова, пытаясь рассмотреть экран телефона.
— А что же они не здесь? — спросила племянница, которая привела свою дочь-подростка. — Такие славные ребятки!
Я пожала плечами:
— Вера Павловна сказала, что это взрослый праздник. Детям будет скучно.
Я сделала паузу, обвела взглядом носящихся между столами мальчишек, близнецов с размазанным по лицам кремом.
— Видимо, мои дети какие-то особенно… неправильные.
Все уставились на юбиляршу. Даже официанты притихли. Вера Павловна сидела в трех метрах от меня, и я видела, как меняется ее лицо. От обычной надменности к пониманию, от понимания к ужасу, даже скорее к чему-то похожему на панику.
— Я… Я думала… — начала она, но поперхнулась, закашлялась.
— А знаете что? — я встала, подняла бокал. — Давайте выпьем за именинницу! За Веру Павловну, которая так чудесно умеет делить детей на своих и чужих. За ее педагогический талант. Мои дети действительно говорят, что она очень строгая бабушка. Настолько строгая, что они предпочитают праздновать в другом месте. С другой бабушкой. Которая их любит.
Кто-то хихикнул. Кто-то кашлянул. Племянница Веры Павловны вдруг резко одернула своих мальчишек:
— А ну, сели смирно!
Вера Павловна подошла ко мне, нет, она подлетела и схватила за руку. Ногти впились в запястье.
— Позвони им. Немедленно. Пусть приезжают.
— Зачем? — спросила я спокойно. — Чтобы вы потом полгода припоминали, как Антон случайно разбил бокал? Или как Ксюша, не дай бог, капнула соусом на скатерть?
— Позвони! — ее голос звучал на весь зал. — Это мой праздник, я хочу, чтобы они приехали!
Я набрала мамин номер. Включила громкую связь, пусть все слышат.
— Мам, это я. Можешь дать трубку Ксюше?
— Мам? — голос дочери звучал настороженно. — Что-то случилось?
— Ксюш, солнышко, бабушка Вера приглашает вас с Антоном на свой юбилей. Приедете?
— Мам, а обязательно? Мы тут с бабушкой Люсей фильм смотрим. И торт еще не весь съели. И вообще… — она замялась, подбирая слова. — Бабушка Вера всегда такая… злая. Мы лучше потом как-нибудь поздравим, ладно?
— Конечно, солнышко. Развлекайтесь. Это все-таки взрослый праздник.
Я убрала телефон. Вера Павловна стояла передо мной, вся ее спесь, вся надменность исчезли, остался только испуг. Страх пожилой женщины, которая вдруг поняла, что ее не любят. И дети, создания честные и прямые, выбрали не ее.
— Они… Они действительно так сказали? Что я злая?
— Знаете что, Вера Павловна, — сказала я уже мягче. — Детей никогда не поздно начать любить
Праздник продолжился, но уже как-то по инерции. Вера Павловна больше не сияла. Она сидела и смотрела на чужих детей, которые бегали по залу, и думала о чем-то своем.
