В доме на окраине города пахло пирогами и напряжением. Ароматный пирог с яблоками пекся в духовке, но Ольга чувствовала, что праздник не состоится. Или, если и состоится, то явно не у неё на душе.
Она бросила взгляд на часы — 18:04. Через шесть минут должна была прийти Галя. Сестра её мужа. А по совместительству — головная боль, повод для бессонниц и изжоги.
— Ты бы хоть перед ней улыбнулась, — пробормотал Андрей, поправляя ворот рубашки. — Всё-таки родная сестра. Она добрая на самом деле, просто… характер такой.
— «Характер такой», — передразнила Ольга и отёрла руки о фартук. — Интересно, а если я тебе суп на голову вылью, ты тоже скажешь: «Ольга добрая, просто у неё характер такой»?
— Ну началось…
Ольга отвернулась к окну, где в полутьме маячил припаркованный старенький «Форд». Её сердце сжалось. Всё было бы ничего, если бы Галя просто приходила — села, поела, ушла. Но с самого начала, как только они с Андреем поженились, она словно объявила Ольге негласную войну.
То она шторы перекроит по-своему («так уютнее, поверь мне»), то мужу мясо принесёт «из деревни, получше твоего», то вдруг заявит за столом: «А ты что, готовить не умеешь? У нас в семье Андрей всегда ел борщ красный, а у тебя он какой-то оранжевый».
И всё это — с улыбочкой, по-доброму, вроде как без злобы. Только Ольга от этой «доброты» по ночам зубами скрипела.
В дверь позвонили. Ольга замерла. В коридоре зашаркали шаги, и Галя вошла — как всегда, без стука, уверенно, будто хозяйка. На голове — меховая шапка, в руках — пакеты.
— Вот и я! — провозгласила она и поцеловала Андрея в щёку. — Привет, Оленька. Ой, как ты сегодня хорошо выглядишь. Устала, да?
Ольга выдавила улыбку. Андрей взял пакеты и пошёл на кухню, а женщины остались в коридоре наедине.
— Я тебе пирожков привезла, с печёнкой. Мама вчера пекла, помнишь, как Андрей их любит? — сказала Галя и с хитрым взглядом добавила: — Не обижайся, я знаю, у тебя сейчас времени нет особо на готовку.
— Я сегодня сама пирог испекла, — холодно ответила Ольга. — Но спасибо, конечно.
— Ой, ну здорово! Будем сравнивать, — усмехнулась Галя и пошла разуваться.
На кухне всё было как обычно: Андрей пытался держать нейтралитет, Галя отпускала шуточки, Ольга сдерживала злость.
— Андрюш, а ты помнишь, как в детстве мы с тобой пельмени лепили? А Оля, наверное, не знает, что ты умеешь тесто замешивать! — воскликнула Галя, наливая себе чай. — У нас папа всё сам делал — тесто, фарш. Не то что сейчас — полуфабрикаты…
— Угу, — кивнул Андрей. — Надо как-нибудь сделать. Оля, хочешь — в выходные вместе полепим?
Ольга едва сдержалась. Вместе? С ней?
— Я на выходных работаю. Может, вы вдвоём и полепите, как в детстве, — сдержанно сказала она и поднялась, чтобы убрать со стола.
Галя тут же встрепенулась:
— Ты, кстати, не обижайся, но шторы в спальне — это ужас. Ну кто сейчас вешает сиреневые с цветами? Я когда зашла — аж испугалась.
— Я не обижаюсь, — произнесла Ольга, стирая со стола крошки. — Я просто думаю, что в чужом доме лучше поменьше пугаться, и соваться куда тебя не просят.
Андрей поднял глаза от телефона.
— Девочки, ну хватит. Галя, ты и правда порой резко говоришь. А ты, Оль, не будь такой колючей.
— Красивая метафора, — ответила она. — Только я не ёжик. Я человек, у которого уже третий год подряд Галя проверяет порядок в шкафу …
— Я просто помочь хочу…
— Помогают, когда их об этом просят!
Стук вилки по тарелке прозвучал, как выстрел. Галя побледнела, Андрей нервно сглотнул. Пирог с яблоками остался недоеденным.
Ночью Ольга не спала. Андрей храпел на другой стороне кровати, а она прокручивала в голове каждый момент ужина.
Это было невыносимо. Сколько можно? Почему он молчит, когда его сестра её унижает? Почему она должна терпеть? Почему однажды не встанет и не скажет: «Пошла вон!»
Потому что боится. Потому что Андрей между двух огней — родная сестра и жена. И выбрать одну — значит, потерять другую.
Только вот вопрос: кто уйдёт первой?
—Прошло две недели.
Галя снова пришла. На этот раз — без приглашения.
— Ой, ты не против? — воскликнула она на пороге, прижав к груди коробку с тортом. — Я просто мимо ехала, думаю — заеду, вас порадую. Слушай, а ты что, опять в халате?
Ольга стояла босиком на коврике, в домашнем халатике , с замазанной краской манжетой. Она красила детский комод, Внешность её волновала меньше всего.
— Галя, у нас дела. Я бы предпочла, чтобы ты звонила перед тем, как прийти, — сказала она, не отрывая взгляда.
— Да что ты, Оленька, — махнула та рукой. — Я ж как к себе домой. Ну, почти. Всё-таки я Андрюшина сестра, а ты — его жена, значит, мы почти семья.
Ольга едва удержалась от саркастического замечания. Ещё бы — «почти семья», при этом позволяющая себе копаться в их личной жизни как в своей кладовке.
На кухне Галя распаковала торт.
— Слушай, — сказала она, — а я тут подумала. А почему вы до сих пор ипотеку не закрыли? Я с Андреем говорила — у вас же заначка есть. Я вообще не понимаю: вы работаете, получаете вроде нормально, а долги всё висят.
Ольга застыла.
— Ты… с Андреем об этом говорила?
— А что? Я просто спросила. Мне не всё равно, в каком положении он. Он мой брат.
— Так, — Ольга положила губку на стол. — Давай проясним. Мы с Андреем — семья. И если у нас есть сбережения, или ипотека, или что угодно — это наше дело. А не твоё.
— Да ты не кипятись. Я же не со зла. Просто он сам сказал, что ты не хочешь трогать заначку. А я подумала — а вдруг ты не права?
— Права я или нет — решать не тебе, — сказала Ольга, чувствуя, как внутри всё сжимается. — И вообще — хватит лезть в наши дела. Это последнее предупреждение.
Галя встала из-за стола, выпрямилась. Улыбка исчезла.
— Понятно. Значит, чужая я вам, да? Только когда помощь — я сестра, а когда мнение — я враг?
— Какая помощь, Галя? Какие советы? Ты считаешь себя мамой Андрея? Или богом финансов? Ты просто приходишь и суёшь нос туда, куда не просят. И если хочешь знать — мне это надоело.
— Вот как ты заговорила…
— Я не заговорила, я давно думаю так. Просто молчала из-за Андрея. А теперь хватит.
В дверях появился он сам. Лицо — растерянное, волосы взъерошены.
— Что происходит?
— Спроси у своей жены, — процедила Галя. — Ей, видите ли, не нравится, что я забочусь о тебе.
— Забота — это не контроль! — вскинулась Ольга. — Это не вмешательство в решения семьи. Мы взрослые люди.
— Я — родная сестра, — упрямо сказала Галя. — А ты… пока только жена. Вдруг вы разведётесь, а я — всегда рядом буду .
Наступила тишина. Даже холодильник замолчал, будто испугался.
— Вот теперь, — тихо сказала Ольга, — ты сказала всё, что думала.
Андрей резко поднял голову:
— Галя, иди домой.
— Что?
— Иди. Сегодня ты была неправа. Очень. Я люблю тебя как сестру, но ты перегибаешь. Не надо больше приходить без звонка. Не надо влезать в наши дела . Ты нарушаешь границы.
Галя стояла молча, сжимая кулак. Губы её дрожали. Но она развернулась, надела шубу и ушла, не прощаясь.
— Спасибо, — выдохнула Ольга, когда осталась наедине с мужем.
Он устало опустился на стул.
— Я должен был давно это сделать. Прости, что не вмешивался раньше.
— Ты между нами всё время — как на минном поле. Я знаю. Но, Андрей… я тоже твоя семья. Я твоя жена. И я устала жить в напряжении каждый раз, когда она приходит. Я боюсь, что однажды не выдержу.
Он подошёл, обнял её.
— Не уйди от меня, пожалуйста.
— Тогда защити меня. По-настоящему. Не так, чтобы «оба хороши», а так, чтобы она поняла: у нас с тобой — семья.
— Я постараюсь.
Она прижалась к нему. Но в глубине души всё ещё дрожал вопрос: а сможет ли он быть до конца на её стороне?
После того вечера Галя исчезла.
Неделю — ни звонка, ни визита, ни даже пассивной агрессии в виде сообщений в мессенджере. Ольга вздохнула с облегчением. Даже воздух в квартире стал чище, спокойнее. Она начала чувствовать себя хозяйкой своего дома. Андрей был тише обычного, больше сидел за ноутбуком, не вставал ночами к холодильнику — думал. Видимо, пытался примирить внутри себя любовь к сестре и осознание, что та рушит его брак.
Однажды вечером он сказал:
— Мамина квартира освобождается. Помнишь, та, в которой Галя жила последние семь лет? Ну… мама хочет дарственную сделать на меня.
Ольга замерла.
— Тебе ? Это точно?— Ну… формально — да. Она сказала, что хочет, чтобы мы её отремонтировали и сдавали. А потом — может, и Мише оставим. На будущее. А Гале вроде как уже помогли, когда купили ей студию.
Ольга присела на край дивана.
— Андрей. Ты понимаешь, что будет, если Галя узнает?
Он молча кивнул.
Галя узнала на следующий день.
Позвонила не Андрею. Ольге.
— Это ты всё подстроила? — её голос был ледяным.
— Я даже не знала, что твоя мать собирается что-то передавать, — спокойно ответила Ольга. — Это их с мамой решение. Не моё.
— Конечно, не твоё. Но ты вцепилась в него так, что он теперь и дышать без твоего разрешения не может.
— Галя, хватит. Ты взрослая женщина. У тебя есть квартира, работа. Ты не нуждаешься.
— Я нуждаюсь в справедливости! Эта квартира — родительская. Она должна быть на всех, а не тебе под сдачу!
— Она будет на Андрея. А не на меня. И вообще — ты обвиняешь меня в жадности, хотя сама живёшь одна, а мы растим ребёнка.
— Не смей мне указывать, как и с кем жить! — почти заорала Галя. — Ты меня из семьи выдавила. А теперь — ещё и имущество под себя гнёшь?
Ольга бросила трубку. Руки дрожали.
Через два дня Андрей вернулся домой поздно. Серьёзный. Бледный.
— Мы с мамой разговаривали. Она… она сказала, что Галя приходила. С криком, с упрёками, с какими-то письмами, где делятся доли. Требовала, чтобы всё оформили поровну. Мама в слезах. Я её такой не видел никогда.
— Так и знала, — прошептала Ольга. — Она не остановится.
— Она мне сказала: «Я ему сестра. Родная. А ты кто такая?» Представляешь?
Ольга смотрела в окно. Там моросил дождь. Словно небо плакало вместе с ней.
— Она тебя ненавидит, — сказал Андрей. — Не потому что ты плохая. А потому что я тебя выбрал.
— И ты всё равно хочешь с ней мириться?
— Это же семья, это моя сестра.
Ольга повернулась к нему:
— А я?
Он не ответил. Только обнял её. Слишком крепко. Словно боялся, что потеряет. Словно знал — ещё шаг, и она уйдёт.
Но шаг сделала Галя.
Она подала заявление в суд на раздел имущества. Формально — она имела право претендовать на долю в родительской квартире, пока та официально не передана. С юридической точки зрения — сложный узел. С человеческой — нож в спину.
Ольга держалась. Пока могла. Но однажды, когда Миша рисовал фломастером на стенке, она вдруг закричала:
— Прекрати! Хоть ты не порть всё, как твоя тётка!
Мальчик испуганно замер.
Она присела рядом, обняла его и заплакала. Прямо на пол, прямо в краске и пятнах. Первый раз за всё время — по-настоящему, от бессилия.
— Я не хочу, чтобы мой сын рос в доме, где всё на грани, — сказала она Андрею. — Я не могу каждый день ждать, откуда прилетит.
— Что ты хочешь?
— Чтобы ты выбрал. Или мы — твоя семья. Или она. Снова полумеры — не пойдут.
— Я не могу бросить сестру. Мы с ней родные люди.
— А я не могу жить с её ненавистью. Ты понимаешь? Если она — часть твоей жизни, значит, для меня здесь места нет.
Он молчал долго. Очень долго. Но потом сказал:
— Дай мне время.
— У тебя есть неделя. Потом я заберу Мишу и уеду к родителям.
За эту неделю он сделал то, чего не делал никогда.
Он сел с Галей за стол переговоров. Один на один. Без крика. Без Ольги. Без угроз.
— Галя, я не могу больше жить на двух фронтах. Я тебя люблю. Но ты разрушила мою семью.
— Это не я! Это она тебя настроила!
— Нет. Она просила, умоляла — оставить её в покое. Не трогать. Ты лезла. Проверяла. Командовала. Считала, что имеешь право.
— Я хотела как лучше.
— Ты хотела как тебе лучше. Но теперь — всё. Я принял решение.
Она смотрела в него, не веря.
— Если ты не прекратишь войну с Олей — мы не будем общаться. Больше никогда. Совсем. Ни на праздники, ни по телефону. Ни с Мишей.Поняла?
Галя замерла. Как будто в неё ударила молния.
— Ты… ты это серьёзно?
— Абсолютно.
Прошла неделя.
Ольга собирала вещи. Не в гневе — в тишине. Впервые за долгое время — спокойной. Не потому, что было легко. Потому что приняла решение.
Она сложила в чемодан несколько детских книжек, любимый плед Миши, свою толстовку. Глянула на часы: Андрей должен был быть через час. Он не звонил с утра.
Миша сидел у окна.
— Мама, мы долго будем у бабушки?
— Не знаю, солнышко. Посмотрим. Может, навсегда. Может, папа приедет к нам потом.
Он молчал. Потом сказал:
— Я не хочу, чтобы вы ругались.
Ольга почувствовала, как в груди щемит. Села рядом, поцеловала его в макушку.
— Никто не хочет. Просто иногда взрослым нужно подумать по отдельности, чтобы потом стало лучше.
Андрей пришёл, когда они уже спустились к подъезду.
— Оленька… — он выдохся, как будто бежал. — Подожди.
Она не остановилась.
— Я просил тебя дать время. Ты дала. Я всё решил, подожди, — он поймал её за руку. — Я был у мамы. Я оформил доверенность на тебя по квартире. Мама согласна. Я сказал Гале, что если она не остановится — я откажусь от любого общения с ней и буду жить с тобой как нам угодно. Снимать. Брать кредиты. Но без неё.
Ольга впервые за долгое время посмотрела на него — по-настоящему.
— Ты это правда сказал?
— Да. И знаешь… Она молчала. А потом… Она ушла. Без скандала. Просто ушла.
— И ты думаешь, на этом всё?
— Не знаю. Но я знаю одно: я выбрал тебя. И Мишу. Навсегда.
Он опустился перед сыном, взял его на руки.
— Прости, что папа долго думал. Но теперь всё хорошо. Правда.
Они никуда не уехали в тот день. Но не потому, что стало легко.
А потому что появился шанс.
Прошёл месяц. Галя не звонила. Не писала.
Тишина была странной. Не тревожной — выжидающей. Как будто перед бурей…
И вот, однажды вечером, пришло письмо.
Не в мессенджере. Не в электронке.
Бумажное. Почтовое.
Ольга раскрыла его аккуратно. Строки были написаны чётко, чуть наклонно, с нажимом:
Ольга.
Я долго думала — и, пожалуй, впервые за много лет — без злости.
Ты была права.
Я лезла. Я думала, что знаю лучше. Я считала, что имею право — потому что «родная». А ты — нет.
Но родство — не привилегия. Это просто биология. А вот быть рядом, понимать, не мешать — это умение. У меня не получилось
Ты не святая. Но ты сильная. И ты любишь моего брата. Это главное.
Я забрала заявление из суда . Пусть всё будет, как будет. Я уезжаю. К отцу своего будущего ребёнка. Да, так и есть — я беременна. От того самого, с кем десять лет назад всё пошло не так. Теперь он хочет быть рядом. И я хочу попробовать.
Скажи Андрею, что я люблю его. . А вас — оставляю в покое.
Если когда-нибудь сможешь — прости.
Галя
Ольга долго сидела с письмом в руках.
Слёзы лились не от боли. От облегчения.
Она не показала письмо сразу. Просто подошла к Андрею, обняла его. Молча. Он понял.
— Всё?
— Пожалуй, да.
— Ты не бросаешь меня?
— Нет конечно, мы же семья
Они сидели на кухне. Закипел чайник. На подоконнике цвёл базилик.
— Давай жить, как нормальные люди, — сказал он.
— Слишком скучно, — усмехнулась Ольга. — Но можно попробовать.
Спустя полгода они делали ремонт в той самой квартире. Ольга выбирала плитку, Миша бегал с кисточкой. Андрей стоял в дверях и улыбался.
— Знаешь, что самое трудное в браке? — сказала она.
— Что?
— Не дать третьим людям разломать то, что строишь вдвоём.
Он кивнул. И впервые за долгое время — без напряжения.
Через год Галя прислала фото малыша. И короткое сообщение:
«Миру — мир. Не будьте как я. Цените своё.»
Ольга нажала «сохранить».
Прощение — это не всегда про возвращение.
Иногда — это просто покой.
