Марина всегда была спокойной женщиной. Не истеричной, не требовательной. Наоборот — тихой, «удобной». Такой, про которых говорят: «Дом — полная чаша, но жена как тень».
Витя был ее первым и единственным. В двадцать два она вышла за него, в двадцать три родила сына — Антона, а дальше всё покатилось по рельсам семейной обыденности.
Марина готовила, убирала, работала в школе. Витя — вахтовик, ездил на север, привозил деньги, уставал. Она не жаловалась, не просила внимания, не винила за редкие звонки. Главное, чтобы ребёнок ни в чём не нуждался. Главное — чтобы семья была. И она была. Или казалась таковой.
Антон рос спокойным мальчиком. Тихим. Любил книжки, конструкторы. Был послушным. Слишком послушным. Витя гордился сыном, но редко общался с ним: не до того.
Марина как могла восполняла эту пустоту — помогала с учёбой, водила на кружки, читала вслух перед сном. Никогда не кричала. Даже когда у неё самой внутри всё сжималось от усталости и одиночества.
Но всё пошло под откос, когда Вика ворвалась в их жизнь, как ураган. Яркая, громкая, дерзкая. С первого взгляда Марина поняла: это беда. Не потому, что та была плохая — просто слишком иная.
В её манере говорить, в вызывающем макияже, в том, как она поправляла волосы и смотрела на Марининого сына — сквозила уверенность, почти наглость. А Антон… он будто потерял голову.
Через месяц он заявил: «Мы съезжаемся». Марина промолчала. Через два месяца: «Мы хотим пожениться». Марина вздохнула. А через три — Вика объявила, что беременна.
— Ну что ж, — произнесла Марина, улыбнувшись. — Поздравляю.
— Только у нас одна просьба, мам, — Антон, как всегда, говорил мягко. — Можно мы пока поживём у тебя? У нас с деньгами пока туго, но я найду подработку.
— Конечно, сынок, — она кивнула. — Это твой дом. Пока тебе нужен — он открыт.
Вика переехала уже через два дня. Вместе с чемоданами, коробками косметики и большим золотистым котом по кличке Босс.
Первые дни Марина старалась не вмешиваться. Она думала: привыкнем. Притерпимся. Они — молодые, я — старая. Главное — внук будет. Или внучка.
Но неделя за неделей дом начинал меняться. На кухне появлялись странные продукты, которые Марина не понимала — какие-то семена, водоросли, кокосовое молоко.
Вика перекраивала расписание: «С утра на кухне не шуметь — я медитирую», «Посуду не мыть сразу — я на марафоне тишины». Марина пыталась быть терпимой. Но терпение не бесконечно.
Однажды она вернулась с работы и увидела на диване в зале Вику — в пижаме и с ноутбуком, а рядом — Антона с подносом еды.
— А ты чего не на работе? — удивилась Марина.
— Ну, Викушке плохо было, — Антон смутился. — Я решил остаться с ней.
— Это, простите, уже вторая неделя, как ты с ней остаёшься. А кто работать будет?
Вика закатила глаза.
— Вы бы не могли быть помягче? Я на четвёртом месяце. Мне нельзя нервничать.
— А мне нельзя на пенсию выходить, если вы оба дома сидите, — тихо ответила Марина. — Но я пока молчу.
В тот вечер она ушла спать раньше обычного. Долго лежала с открытыми глазами, глядя в потолок. Витя, как назло, в отъезде. Некому поговорить. Антон… уже не тот, что раньше.
Марина пришла с работы и увидела пустую кастрюлю на плите и кучу грязной посуды. Из комнаты доносился смех. Она зашла — и замерла.
На полу, развалившись, сидела Вика с подружкой, рядом — Антон с гитарой. Ковёр в крошках, стол заляпан, подушки раскиданы.
— Что здесь происходит? — голос Марины дрожал.
— А мы репетируем для нашего совместного подкаста, — Вика лениво потянулась.
— Подкаст? — Марина почувствовала, как в груди нарастает злость. — Вы вообще понимаете, что вы не в съёмной студии, а у меня дома?
Антон встал.
— Мам, мы же договаривались — это теперь и мой дом. Мы же семья.
— Семья? — Марина рассмеялась. — Тогда где уважение? Где порядок? Где помощь? Я работаю, стираю, готовлю, плачу за свет, воду и еду, а вы устраиваете тут фестиваль бездельников!
— Ну, началось… — Вика встала, её лицо исказилось от раздражения. — Вот она, настоящая свекровь! Всё ей не так! А вы не думали, что вам просто скучно, и вы ищете повод для скандала?
— Вика, не надо… — попытался вмешаться Антон.
— Нет, пусть скажет, — Марина подняла голову. — Пусть скажет, что я старомодная, усталая, злая. Только вот знаешь что, девочка? Я не обязана быть вам домработницей. И да — я ему не мать больше, если он выбирает вас с вашей ложью и неуважением. Уходите.
— Что? — Антон побледнел. — Мам, ты серьёзно?
— Абсолютно. Дайте адрес — я привезу вам коробку с твоими вещами. Но жить вы будете отдельно. Хватит.
Витя вернулся через два дня. Он слушал молча, потом выдохнул:
— Ты правильно сделала. Хватит быть удобной.
Марина не ответила. Только впервые за много лет уснула спокойно.
Прошёл месяц. Потом еще несколько. Всё это время Марина не звонила Антону.
Она пыталась наладить свою жизнь, освободившись от лишнего груза, оставленного ими. Дни пролетали, и она стала чувствовать, как восстанавливается её душевное равновесие.
Работая в школе, она начала больше времени уделять себе: начала гулять по парку, встречаться с подругами, читать книги, а не просто выполнять домашние обязанности.
Но однажды вечером, когда она готовила ужин, на старом домашнем телефоне раздался долгий гудок.
— Мам… — голос Антона был слабым и сдавленным. — Прости нас. Мы были неправы. Вика — ушла.
— Как ушла? — спросила Марина, пытаясь сдержать эмоции.
— Просто… сказала, что не хочет быть мамой. Ушла и оставила мне сына. Я не знаю, что делать, — его голос дрожал.
Марина на мгновение задумалась. Тишина повисла между ними, как что-то тяжёлое и неизбежное.
— Привози внука, — сказала она наконец, не торопясь. — Будем растить. С тебя — работа. С меня — каша. Мы справимся.