«Мама, найди меня»! — смеялся Антон и Ольга шла на голос. Глаза у неё были завязаны и она пыталась нащупать сына вслепую, обдирая руки об острые кусты, проваливаясь то и дело в холодные, успевшие покрыться тонким ледком лужи.
Она просыпалась с чувством разочарования, упущенной надежды. Этот сон повторялся не часто, но регулярно, и каждый раз ей казалось, что если бы во сне ей удалось ухватить сына, он нашёлся бы и в реальной жизни. Сегодня ему бы исполнилось двадцать лет. Семнадцать лет горит лампадка над образами, ровно столько же она просит вернуть сына. И Бога просила, и людей. Но не вернули.
Мальчик пропал из детского санатория, куда его определили после перенесённого воспаления лёгких. Старенькая врач, которая лечила ещё саму Ольгу, очень рекомендовала это учреждение. Санаторий находился в лесу и имел огромное количество преимуществ: свежий воздух, отличные врачи, физиотерапия!
— Но Антоша же совсем маленький, — сомневалась Ольга, которой, однако, понравилась идея пристроить ребёнка на месяц в хорошие условия.
— Ну, и что же? Там и меньше есть ребятки, — смотрела на неё поверх очков педиатр, — прекрасные воспитатели, общение со сверстниками, процедуры! Ну, мамочка? Выписываем путёвку?
И Ольга поверила в «лучшее лечебное учреждение» и сама отвезла туда сына. Больше она его не видела. Даже во снах. Она слышала только его голосок, а просыпаясь, каждый раз помышляла о самоубийстве. Её останавливала мысль, что если сын найдётся, его некому будет встретить: отец бросил их, ещё до рождения Антона, а бабушка и дедушка умерли.
Ребёнка искали везде, где только можно: прочесали всю территорию санатория и прилегающую к ней. После месяца безуспешных поисков их прекратили. К ответу призвали дежурного воспитателя и нянечку, которые в момент исчезновения Антона спали.
Ольга пыталась искать самостоятельно: она приезжала к санаторию и методично, метр за метром, обходила всё, прочёсывая граблями, в надежде найти хоть какую нибудь улику. Иногда она звала сына, иногда оставляла записки высшим силам, рассовывала их по дуплам деревьев. Старенькую докторшу, что посоветовала ей взять путёвку, она достала своими молчаливыми визитами и та пожаловалась на неё, куда следует, отметив, что опасается за свою жизнь.
Все считали Ольгу сумасшедшей, потому что она вела себя именно так. Много раз она становилась жертвой шарлатанов и проходимцев, обещавших ей найти сына. Это были многочисленные ясновидящие, экстрасенсы и колдуны. Как-то женщина услышала о том, что некий швед по фамилии Юргенсон нашёл способ записывать на плёнку голоса мёртвых. После чего нашёлся мошенник, который заверил Ольгу, что давно практикует метод шведа. Взяв деньги и вручив через какое-то время несчастной матери катушку с записью, негодяй скрылся. На плёнке оказалась запись шведской группы АББА, прокрученная наоборот.
В тот день Ольга проснулась с ощущением, что что-то должно произойти. Ей ведь почти удалось схватить Антона за рукав! Она до сих пор ощущала между пальцев его тельняшку.
Ольга купила курицу и запекла её на соли в духовке. Оставила там, чтобы не сильно остыла. Она ждала сына к обеду, но когда он не пришёл, решила, что к ужину он точно должен прибыть. Украсила стол овощными нарезками, выставила на стол освященную в Великую субботу бутылку «Кагора» и кувшин воды, и сложив руки, села ждать.
Когда раздался звонок в дверь, она побоялась встать, думая, что сердце разорвётся. Но, всё таки встала, и осторожно, по стеночке, подошла к двери.
— Кто там? — спросила она дрожащим голосом.
— Мама, открой! — сказал мужчина за дверью.
Она распахнула дверь и отпрянула. Она ни на секунду не сомневалась, что там будет её сын, Антон. Но за дверью стоял мужчина, лет двадцати, или даже более того. Не слишком чисто выбритый, одетый кое как.
— Здравствуй..те, мама… — сказал мужчина не очень уверенно и едва успел подхватить Ольгу, иначе она бы упала.
Она очнулась дома, на диване. Молодой человек с тревогой смотрел на неё.
— Кто вы? — снова спросила она его, — вы ведь не мой сын? У Антона были ямочки на щеках и волосы намного светлее ваших! Кто вы, что вам от меня нужно?
— Знаете, мне наверное, лучше уйти! — опустил голову молодой человек. И тут она испугалась, что он действительно уйдёт… а вдруг просто это её сердце, не в силах пока постигнуть свалившееся на неё счастье?
— Антон! Антоша… — слабо позвала она, — не надо. Останься со мной, прошу.
Он улыбнулся и она увидела ямочки на щеках и признала его.
— Господи, спасибо! — плакала она, обнимая парня.
После она не могла наглядеться, как он ест. Антон был голоден, но из-за всех сил пытался есть прилично, с закрытым ртом и убрав локти со стола.
***
Антон Смычков, которого из-за фамилии прозвали «Смычок» собирался на волю, где его никто не ждал. Бывалые сидельцы делали ставки, как скоро он вернётся обратно. На воле у него никого не было, парень вырос в детдоме, и оттуда почти сразу попал в тюрьму за кражу. Он и сам не понял, как всё случилось.
Друзья-товарищи, с которыми он общался до зоны, не особо будут ему рады. Дня за два до освобождения к Антону подошёл Санька, по прозвищу Гвоздь. Он и впрямь напоминал гвоздь — был такой же прямой и долговязый. Зеки его не любили. Никогда не делал Гвоздь ничего хорошего, если это не сулило выгоды лично ему.
— Слышь, Смычок, — сказал он Антону, озираясь по сторонам, — базар есть.
— Ну? — спросил, не глядя на него Антон, который разделял всеобщую нелюбовь к Саньке и старался не говорить при нём лишних слов.
— Гну! Напрасно ты, Смычок, так. Я тебе, можно сказать, подарок приготовил, а ты нукаешь, — обиделся Гвоздь, — ладно, слушай сюда. Черкну я тебе адресок, ты по нему найдёшь человечка. На меня сошлёшься. Он тебя научит, как тебе устроиться.
— А тебе что до этого? — прищурил глаз Антон, — и что за человечек?
— Он адресок даст бабки одной. Сыном ей будешь!
— Не, я в такие игры не играю, — ответил Антон, — сам выйдешь и станешь ей хоть сыном, хоть мужем. Я мать свою, хоть какую, не продам.
— А тебе и не надо, — маленькие, серые глазки Гвоздя скользили по Антонову лицу, — просто баба та сына потеряла, маленького, до сих пор ищет! Сам я не могу, возраст.. да и не похож, а вот ты… ты отлично подходишь! И даже имя у тебя подходящее — Антон. Не спалишься, если что. Того пацанёнка тоже так звали.
Антон вспомнил свою мать, вечно пьяную. После того, как старшую сестру Дашу забрали из школы с голодным обмороком, женщину лишили родительских прав и Антон оказался в детском доме. Чувств особых он к матери не питал, жалел её, и считал, что во всём виновата её злая судьба: отец умер, оставив её с двумя детьми. Антон почти его не помнил.
— А если пацан нашёлся? — спросил он Саньку.
— Не нашёлся, я б знал, — Гвоздь коснулся Антонова плеча, но тот шарахнулся. — У меня сеструха с той бабкой в одном подъезде живёт, — продолжал Гвоздь.
— И что? Сколько лет ребёнку было, как пропал? И с чего это вдруг нашёлся?
— Я ж говорю: тебе всё расскажут, что и как… ты ж пойми, чудак человек, она же несчастная мать… ей хоть бревно предъяви, поверит! Она всю жизнь ждёт своего сыночка. Вот и осчастливишь её на старости лет! И тебе хорошо, и ей!
— Слушай, Гвоздь, отвали. Не по мне это, — подумав, сказал Смычок, —настоящая мать распознает обман… родинки там, то, сё… да и не хочу я обманывать бедную женщину!
Гвоздь вздохнул и пожал плечами.
— Как знаешь. Но дело верное… и крыша над головой, домашняя еда!
Через неделю, Антон подходил к серой сталинке, где жила его мать, Любовь Васильевна. На нём было продуваемое, дрянное пальтишко, он двое суток ничего не ел. Он шёл к матери, но дверь ему открыла какая-то незнакомая баба и стала визжать, что никакой Любови Смычковой знать не знает, квартиру купила в уважаемой риэлторской фирме, и если он сейчас же не уберётся, она вызовет полицию.
Нащупав в кармане бумажку с адресом, что черкнул ему Санька Гвоздь, Антон пошёл к метро. Денег у него было в обрез. Парню казалось, что прохожие смотрят на него с презрением, и он старался никому не смотреть в глаза. Доехав до конечной станции метро, он вышел и побрёл на остановку автобуса.
***
Глядя на себя в тройное зеркало трюмо, Серафима ощупывала своё лицо. Перед ней лежала брошюра, как омолодиться с помощью фейсбилдинга, и она уже целую неделю делала нехитрые упражнения для лица. Её ухажёр, Васька, позитивных изменений с Симкиным лицом не замечал. Она устраивала его своей сговорчивостью и полным отсутствием ревности. Иногда даже обидно было — он на сторону, а ей хоть бы хны.
Не догадывался Васька, что Симе он по большому счёту не нужен. Так, чтоб время провести, да не забыть, что она всё ещё женщина. В душе лелеяла Серафима мечту, что как выйдет брат Санька из тюрьмы, вот тогда и заживут. Санька обещал сестре купить домик у моря. В том чудесном городке, говорил он, пасутся стада непуганых, богатых буратин. Симке останется лишь пальчиком поманить.
«В краю магнолий, плещет, море» — напевала Серафима, водя специальной баночкой по линии подбородка, — «сидят мальчишки… на забо…ре…»
Робкий звонок в дверь прервал её занятие, и она недовольно отложила баночку. «Явился, малохольный» — подумала она решив, что это сожитель, но, на всякий случай посмотрела в глазок.
— Кого надо? — грубо крикнула она, распознав, что за дверью не Василий, а какой-то посторонний мужик.
— Откройте, мне ваш адрес Санька Гвоздь дал. Просил передать, что с вами можно говорить свободно, про жизнь и про любовь.
Это был своеобразный пароль, и Серафима, с криком «Обожди, я сейчас», накинула халат и поспешила открыть дверь.
— Заходи, заходи. Как звать-то тебя? — Её глазки, такие же быстрые и беспокойные, как у Гвоздя, ощупывали парня.
— Антон, — сказал он, — а чем это так вкусно пахнет?
Через пять минут он с удовольствием наворачивал горячие щи из кислой капусты и закусывал заветренной горбушкой.
— Ничего вкуснее в жизни не ел, — сказал он, отодвинув пустую тарелку.
— Да ладно, ты оголодал просто, — сказала она, убирая тарелку, — значит, Санька рассказал тебе про Ольгу?
— Он особо ничего не рассказывал… сказал, что вы всё объясните.
— Ну, это вполне в его стиле. Ну, ладно.
Она усадила парня на диван и начала рассказ, как её хорошая знакомая потеряла ребёнка, а с ним и смысл жизни. Как она ходила годами, заглядывая в лица детей, пугая их родителей…
— И парня, звали как и тебя, Антон, — закончила она рассказ.
Парень молчал и по ровному дыханию, Серафима поняла, что он спит.
В этот день Василий получил отставку, вместо него поселился Антон. Он жил уже несколько дней, когда Серафима явилась домой в радостном возбуждении:
— Всё Антоха, время пришло. Сегодня. Это надо сделать сегодня!
Оказалось, что она встретила Ольгу в булочной и намекнула, что в порою сбываются самые смелые мечты.
— Я каждый год… каждый год жду чуда в этот день, — смахнула слезу Ольга, — но оно не случается!
— Главное, верить, — обняла её Серафима, — я вот, верю!
***
Когда Ольга открыла Антону дверь и он увидел её лицо, оно показалось ему знакомым. Он сразу стал судорожно вспоминать, где мог видеть эту женщину. «Главное, поверить, что она твоя мать, сжиться с мыслью» — звучал у него в ушах голос Серафимы.
Он представлял Ольгу иначе, думал, что она старше… когда он навещал свою лишённую прав мать, он видел, как беспощадно время к женщинам, особенно к сломленным. А ведь горе старит не меньше алкоголя.
Ему было тепло и уютно в доме Ольги, и если бы не мысль о том, что он занимает чужое место и обманывает доброго и наивного человека, Антон был бы совершенно счастлив.
— Знаешь, сынок, я так долго ждала тебя, — говорила Ольга, подперев щеку рукой, — я верила, что это произойдёт… расскажи мне, расскажи мне всё.
И он рассказывал ей снова историю выдуманную Санькой Гвоздём: о том, как он вышел с территории санатория, заблудился и попал к бродягам. Те, вместо того, чтобы отвести его в милицию, решили взять его с собой в Тверскую область. Они пугали его, что если он сбежит от них, его поймают за побег и посадят в тюрьму.
— И ты верил? Мой бедный мальчик, — качала головой Ольга, — это ужасно! В комнате, которую она ему выделила, до сих пор на стенах были детские обои, с зайцами и медвежатами. Засыпая, Антон смотрел на эти обои, и ему казалось, что он помнит их. «Это всё ложные воспоминания» — говорил он себе, — в нашей с Дашкой комнате были такие-же… кажется.
Он называл Ольгу мамой и это получалось у него само собой. Больше всего он боялся встретить свою настоящую мать. Недавно, когда он снова наводил о ней справки, он узнал, что она она жива и продав квартиру, уехала в село Ильинский погост. Ехать туда за ней у Антона желания не было, но с каждым днём ему всё тяжелее было обманывать Ольгу Валерьевну.
Прошло три месяца. Антон устроился на работу на молочный комбинат, шофёром. Каждый день он думал о том, что должен рассказать Ольге правду, повиниться перед ней, но он не знал, как это сделать. И вот однажды, когда он возвращался с работы, на встречу ему вышла тень. Она отделилась от тёмной стены и Антон безошибочно угадал, кто перед ним.
— Здорово, зёма! — весело приветствовал его Санька Гвоздь, — забежим к сеструхе моей, потрещим?
— Хорошо, давай, — зная, что разговора не миновать, ответил Антон.
Они поднялись на лифте на последний этаж, где им без звонка открыла поджидавшая их Серафима.
На кухне был накрыт стол, стояла бутылка недешёвого коньяка.
— Симка рассказала, что ты вжился в роль, — разливая коньяк, цыкнул зубом Санька, — молоток, я верил в твои актерские способности.
— Ольга Валерьевна хорошая женщина. Мне жаль, что она не моя мать, — сказал Антон, принимая из рук Гвоздя рюмку.
— Ручонки-то чтой-та трясутся? Не дрейфь, не выдам. Но и ты пойми, Смычок, пришло время платить по счетам!
Антон поставил рюмку.
— О чём это ты? Она живёт небогато, взять с неё нечего.
— Как так? А квартира? Забыл? Прекрасная двухкомнатная, сорок четыре квадрата! И ты имеешь право на половину! Ты ж сын! Как она, переписала уже на тебя квартирку-то?
Антону захотелось ударить Гвоздя, но он сдержался.
— Ничего она на меня не подписала, и я не стану этого делать!
— Станешь, дорогой мой, станешь ещё как! — а иначе сядешь за мошенничество, я уж не говорю, как твоя ложь ударит по бедной женщине… она приняла тебя за сына, а ты… — он махнул рюмку коньяку и крякнул, — правильно я говорю, Сим-сим?
— Ну, Сань… а по-другому-то правда нельзя? — протянула Сима, — мне это не нравится, — да и времени ещё мало прошло, с чего бы это Ольге на него квартиру-то переоформлять? Ей и лет-то не так много, не старуха же, при смерти…
— Все мы под богом ходим… ты у нас где работаешь? Во-ооот. Слепим ей фальшивый диагноз… ненадолго. А потом «бац» — врачебная ошибка! У меня всё схвачено.
— Нет, Саш, я не могу. Побойся Бога! — с ужасом посмотрела на него сестра.
— Да перестань ты! К морю хочешь? В краю магнолий… а? Сим-сим, ты чего пригорюнилась? Все будут счастливы — увидишь!
— Я прямо сейчас пойду и всё расскажу Ольге Валерьевне всю правду, — вставая, сказал Антон.
— Иди, иди, — сказал, также вставая, Санька Гвоздь. Он взял со стола недопитую бутылку, с сожалением взвесил в руке, и, размахнувшись, стукнул Антона по затылку.
— Ты что? — прошептала, схватившись за голову Серафима, глядя на рухнувшее к её ногам тело.
— Отпускать его нельзя. Прежде обмозговать надо… нащупать рычаги, чтобы он сделал так, как нам с тобой надо!
Когда Антон открыл глаза, всё вокруг плыло.. стены, потолок, лицо Саньки Гвоздя, перебрасывающего сигарету из одного угла рта в другой. Он заметил, часы, что висели у Симы на стене, показывали половину одиннадцатого. Значит, Ольга Валерьевна ждёт его и волнуется.
— Отпустите, а то она заподозрит неладное… — сказал он, решив обмануть Гвоздя, но тот, включил диктофон и сунул ему бумажку под нос:
— Читай!
— Я… Антон Смычков, обманул Ольгу Валерьевну Сазонову, представившись её сыном, — прочёл Антон.
— Дальше! — беззвучно ткнул его пальцем под ребро Гвоздь и Антон продолжил:
— Войдя ей в доверие, я обманным путем проник в её жилище, с целью наживы. Я… я не буду это читать, это ложь!
— Читай, это гарантия, что не соскочишь, — прищурился Гвоздь, и выключил диктофон, — ну что? Готов? Он снова включил устройство.
— Я собирался избавиться от Сазоновой, с целью завладеть её квартирой… что? Сам писал? — с презрением посмотрел он на Гвоздя.
— Ладно. Иди, — щёлкнул кнопкой Санька Гвоздь, — если что, первой это признание услышит твоя вторая мама, ясно!? А потом отправим, куда следует!
Наконец Антон вышел на лестницу, стал спускаться на нужный ему этаж… Ольга стояла у двери — прислушиваясь к лифту. Она ждала сына, но не ожидала, что Антон спуститься сверху. Увидев его, она вскрикнула.
— Боже мой, у тебя кровь! Что случилось, сынок?
Он махнул рукой и зашёл в квартиру. Она обработала ему рану, завязала голову и уложила его в постель. Когда он утром открыл глаза, то понял, что она не отходила от него.
— Прошу тебя, Антон, что произошло, скажи! — спросила она, — кто разбил тебе голову, почему ты шёл сверху? Твои дружки нашли тебя?
— Мам… ты только не волнуйся, — он пытался улыбнуться, — я расскажу тебе всю правду, как только мне чуть станет лучше… сейчас голова очень кружится.
— Умоляю, сейчас! — сложила она руки, — вместе мы справимся с любой бедой!
— Тогда мне придётся уйти, — он сделал попытку встать, — я не могу больше оставаться… врать тебе не хочу и не могу… мама.
— Антон, ты меня пугаешь, — побледнела она, — что стряслось?
— Прости, — сказал он, — я не твой сын, мне твой адрес дал один человечек… если его так можно называть. Брат твоей соседки, Симы. Мы с ним сидели вместе, и…
Она опустила голову и долго молчала. Но, когда он сделал попытку снова подняться, чтобы уйти, она остановила его.
— Нет… нет, стой. Мне нелегко это говорить, ещё труднее осознавать. Десять лет тому назад, случайно, при строительстве, были найдены останки ребёнка. По возрасту и остаткам одежды выходило, что это ты, но я не верила! Даже похоронив. Я никому не сказала об этом, чтобы не выслушивать соболезнования, я знала, чувствовала, что ты жив! Когда я увидела тебя, я не могла поверить, но потом узнала тебя! Ты мой сын, Антон!
— Прости меня, — глухо сказал он, — я врал и ненавижу себя за это, потому что всегда мечтал о такой матери, как ты… но я детдомовский.
— Как… ты в детдоме воспитывался? С рождения?
— Нет. У меня есть мать. Её лишили родительских прав и я поехал в детдом, а старшую сестру взяла к себе бабушка.
— Я не верю! Не верю! Ты мой сын! Да! Я не знаю, как ты попал в ту семью… — сказала Ольга и зарыдала, закрыв лицо руками.
Антон поднялся и осторожно погладил её по плечу.
Утром Ольга словно окаменела. Она не разговаривала с Антоном и всё время думала о чём-то. Он пытался рассказать ей о намерениях Саньки Гвоздя очернить его в её глазах, но она отмахнулась.
— Я смотрю на тебя и вижу своего сына! Нужно найти ту женщину, что назвалась твоей матерью… я хочу видеть её. Видеть твои детские фото… что-нибудь… материнское сердце не обманешь!
— Мам, человек верит в то, во что хочет… я больше всего на свете хотел быть твоим сыном!
— Родинка у тебя над бровью…
Через неделю Ольга встретила у дома Симу под руку с братом-уголовником.
— Здорово соседка, как жизнь? — приторно улыбнулась Серафима, — как сынок?
— Вашими молитвами, — ответила Ольга.
— Что-то его не видать совсем? Уехал, что ль? — не унималась Серафима.
— Уехал, — нехотя ответила Ольга.
— Ааа. Понятно, — покачала головой Сима и что-то шепнула брату на ухо.
Когда Ольга зашла в подъезд, Гвоздь, не сдержав ярости, выругался.
— Так и знал, что он сбежит, слизняк! Мало я его долбанул!
Ему было очень жаль, что всё пошло не по его плану и он поклялся отомстить Антону. Надоумил сестру и она написала заявление в прокуратуру о том, что Смычков, освободившись, выдаёт себя за другого человека с целью завладеть жильём матери потерявшей сына.
Симе удалось привлечь ещё нескольких соседок, которые подписали заявление, так как были уверены, что появляющийся в их доме молодой человек — мошенник, воспользовавшийся «не совсем адекватным» состоянием несчастной матери.
***
Дарье Смычковой было двадцать пять лет, а она выглядела на все сорок — тяжёлое детство и хронические болезни оставили след на её внешнем облике. Когда мать лишили родительских прав, Даша была счастлива, потому что теперь сожитель матери не мог до неё дотянуться.
Бабушка забрала её к себе и это было самое счастливое время в жизни. Чуть-чуть не дотянула бабушка до Дашиного совершеннолетия! Её квартира отошла государству а Дарье пришлось вернуться к матери, благо, Виталик к тому времени помер от цирроза, и мать почти не пила, потому что тоже была больна. Через месяц Дарья стала совершеннолетней и устроилась на работу в магазин. Мать требовала денег «за проживание».
Жизнь казалась Дарье если не прекрасной, то вполне сносной. На работе её ценили и даже повысили до старшего продавца. Про брата Дарья не вспоминала, и братом его не считала, не знала где он и что с ним, пока однажды он не позвонил. Мать разговаривала с ним сама, Дарьи не было дома, она узнала о звонке позже.
— Коли помру, и вернётся Антон, ты его не гони, — просила мать, — ведь идти ему совершенно некуда… а вдвоём вам будет лучше.
— Ещё и его кормить? Размечталась! — хмыкала Дарья, с недавних пор получившая возможность грубить матери. Она теперь стала основной добытчицей, и ей казалось, что это даёт ей право.
Вскоре мать умерла. Дарья не стала разыскивать брата, чтобы сообщить. Но видно «плохие вести не стоят на месте».
Как-то раз она возвращалась с работы и увидела, что у подъезда курит какой-то мужчина. Сердце ёкнуло и не напрасно. Это был Антон. Она сразу узнала его, несмотря на то, что прошло немало лет. Наверное потому, что опасалась его приезда. Она боялась, что брат будет претендовать на материно наследство: двухкомнатную квартиру в бараке, где теперь Даша делала ремонт по мере сил: успела поменять окна на пластиковые и установила приличную дверь.
— Ну, здравствуй, Даша, — сказал Антон, делая шаг навстречу, — что же ты не сообщила мне, о том, что мама умерла?
— А куда сообщать-то? — сперва растерялась она, но быстро взяла себя в руки и заявила: — мать я хоронила за свой счёт, до сих пор долги раздаю. А ты чего приехал?
— Я вообще с ней поговорить хотел, — опустил он голову. — Ну ты хоть в дом пригласишь? Я уже на автобус не успеваю, пусти до утра!
— Это неудобно, — недовольно сказала Даша, — у меня там ремонт!
— Что? Даже не расскажешь, как мама умерла? — удивился Антон, — что с тобой случилось, сестрёнка?
— Не сестрёнка я тебе! — вдруг кинула она ему в лицо, — ясно? И нечего здесь ошиваться!
— Что ты сказала? — Антон схватил девушку за плечи, — так! Пойдём!
— Пусти, а не то закричу! — пригрозила она, вырываясь.
— Даша, расскажи мне всё и я уйду. Если сама не захочешь, никогда меня не увидишь, — пообещал он ей, отпуская.
Они сидели в закопченной кухне, единственном помещении куда не добралась вездесущая штукатурка и побелка.
— Не брат ты мне. И ей не сын, — без всяких предисловий, начала Дарья, — мне было восемь, когда отец окончательно нас бросил, и мама привела нового «папу» Виталика. Тот был настоящим подонком. Бил и мать, и меня, и моего маленького брата, который совсем не говорил и всё время писался. Однажды, когда он снова обмочился, папа Виталик пришёл в ярость — схватил брата и унёс. А потом появился ты… я видела, как мать торопливо снимала с тебя одежду. Они оставили тебя голым, в обмоченной братом кроватке, и ты плакал и плакал. Мой брат тот только тихо поскуливал, а ты кричал громко и надрывно… звал маму, но явно не мою.
— И ты… ты ничего никому не сказала? — спросил Антон, — и куда они дели твоего настоящего брата?
— Я думаю, что брат был сильно болен и нуждался в лечении… а может, Виталик прибил его. Мать после того, как Виталик унёс его, сильно плакала. Она и пить начала с того времени.
— Я и не помню об этом вообще ничего, как отрезало — задумчиво сказал Антон, — мне казалось, что она всегда пила… и никакого Виталика не помню!
— Твоё счастье. Он вскоре после этого окочурился, хоть и тебе шкурку успел попортить, странно, что не помнишь!
Антон пожал плечами.
— Может, что-то смутно… знаешь, странно, но я помню хорошее… Как мы с мамой в парк ходили и она нам сахарную вату покупала!
— Ты вот что, на квартиру не рассчитывай, не мать она тебе, — повторила Даша, — сейчас ДНК тесты делают… так что без шансов, извини.
— Мне не нужна квартира, — ответил Антон, — спасибо, что рассказала правду… хоть и поздно.
Он встал и не прощаясь, вышел на улицу. Ему не терпелось рассказать всё, что он узнал, матери. Теперь он не сомневался в том что Ольга Валерьевна его настоящая мать.
Антона задержали прямо у подъезда её дома.
