— Ты же говорил, что мама точно приедет… — Лера нервно поправила платье, глядя на пустой стул напротив. — И сестра. И тётя. Но никого нет.
Илья развёл руками, явно пытаясь казаться спокойным, но по лицу было видно: ему неловко.
— У них там куча дел… У племянницы выпускной, у мамы смена, а у тёти, кажется, давление опять прыгает.
— Даже не позвонили. Ни открытки, ни сообщения. Ты женишься, а им всё равно? — Лера физически ощущала, как внутри нарастает обида, но давила её изо всех сил. — И ты считаешь, что это нормально?
В ресторане было тихо. Скромно накрытый стол и пятеро человек: молодожёны, родители невесты и бабушка. Без громких тостов, без танцев, без шума. Всё должно было быть уютно и по-домашнему. Но вместо тепла Лера теперь ощущала раздражающую пустоту.
— Не переживай, у нас просто так принято в семье: не придавать значения таким вещам. Сейчас главное — мы с тобой. Правда? — Илья накрыл её руку своей и попытался улыбнуться.
Вышло как-то натянуто. Лера кивнула, но её губы даже не дрогнули. Он говорил уверенно и спокойно, будто и правда ничего не случилось, но периодически бросал взгляд на дверь. Лера видела: он ждал.
Её отец пытался поддерживать разговор за столом, а мать делала вид, что всё в порядке. Только бабушка, едва сдерживая раздражение, буркнула вполголоса:
— Сын женится, а родни и след простыл. Странные они у тебя, Илья. Очень странные.
Лера ловила взгляды родителей. Те старались избегать неудобных вопросов, но всё было ясно и без слов. Они точно захотят поговорить об этом позже. Она боялась этой беседы, но ещё больше — молчания. Этого чувства неловкости, от которого невозможно скрыться.
После ужина, когда гости разошлись, а молодожёны вернулись домой, Лера устало опустилась на диван и прижала ладонь ко лбу.
— Если бы моя мама не пришла, я бы этого не пережила, — тихо сказала она, глядя в пол — А ты будто даже не удивлён.
— Потому что я не ждал чуда. С ними так всегда, — Илья сел рядом. — Я привык.
Эти слова резали больнее ножа. Они не поздравили невестку. Ладно, чёрт с ними, они не обязаны любить её. Но как же Илья?
Обиднее всего было то, что он даже не злился. Он просто сдался. И если он привык к равнодушию, значит, и её он когда-нибудь научит терпеть.
Лера молчала, прислушиваясь к себе. Там, внутри, уже звучал тревожный колокольчик.
И интуиция не подвела её.
— Лер, ну не дуйся, правда. Они просто такие. Это у нас… стиль общения такой, — Илья пытался разрядить обстановку, перекладывая вещи в багажник такси. — Не обижайся, ладно?
Лера молчала. Приличных слов уже не было. Все они сгорели за эти две недели, пока она слушала, как «очень соскучившиеся» родственники мужа по очереди вываливали список просьб: починить забор тёте, оплатить племяннице курсы, помочь сестре с ремонтом спальни и купить бабушке лекарства.
От «радушия» родни в первый же вечер не осталось и следа.
Когда они только приехали, было какое-то подобие тепла. Их обнимали, причитали, как Илья похорошел, нахваливали Леру. На столе стояла варёная картошка, домашнее вино и пара закусок. Большую часть продуктов, кстати, купили они сами по пути.
Первый этап «встречи» длился ровно до упоминания денег. А потом началось настоящее представление с жалобами, вздохами и непрозрачными полунамёками.
— Лерочка, вы такие молодцы, что приехали! Вот бы ещё нам помогли с крышей, а то совсем течёт… — говорила свекровь, разливая по бокалам то самое вино. — Да и Маринке надо бы ноутбук, у неё учёба…
Илья улыбался, доставал карту и расплачивался. Он будто чувствовал себя нужным, важным, «мужиком».
А Лера рядом ощущала себя дурочкой. Готовила, убирала, развлекала племянников, пока муж мотался по делам. Делам чужой семьи.
— Ты видишь, как у мамы глаза горят? Давно я её такой не видел, — восхищался Илья в первую неделю.
— Они не тебе радуются, Илья. Они деньгам радуются. И бесплатной рабочей силе, — Лера не хотела портить весь праздник и быть резкой, но усталость брала верх. — Ты же не отдыхаешь. Ты пашешь.
— Это же семья. Кто им поможет, если не я? — отрезал он с лёгким раздражением в голосе.
Вскоре они услышали от его сестры тонкий упрёк.
— Ну, ребят, пора бы вам уже и в дорогу. А то вы у нас как будто прописались.
Лера замерла. Сердце словно пронзило сотней игл. Она натянуто улыбнулась и пошла собирать вещи, хотя до выезда оставалось ещё два дня. Видимо, все получили желаемое и теперь хотели как можно быстрее выпроводить гостей.
В машине было тихо. Илья пытался что-то говорить, но Лера не отвечала. У неё в голове крутились нехорошие мысли. Родня мужа нагло и открыто использовала их. А Илья позволял. Не просто позволял: втягивал в это её.
Но она старалась не подливать масло в огонь. Всё-таки его семья. Однако следующее лето всё изменило.
— Лер, ну что ты так напрягаешься? Мы только приехали, давай просто отдохнём, — Илья положил руку ей на плечо, как только они вышли из машины. — Мамка уже борщ поставила, салат твой любимый готовит.
Лера нервно улыбнулась. Всё вокруг выглядело до боли знакомым: те же лица, тот же фальшивый смех, те же фразы.
— Мы так ждали вас! Ну наконец-то! Вот теперь лето можно считать удавшимся.
В прошлом году она в это верила. Сейчас — нет. Она чувствовала, как всё снова скатывается в то же болото.
На второй день начались просьбы. Даже не намёки, а прямые списки дел и нужд. У сестры сломалась машина. Нужно помочь деньгами, хотя бы частично. Дачу снова заливает. Придётся купить материалы и перекрыть крышу. Потекла батарея. Кто-то должен привезти и поставить новую.
Всё это подавалось с повелительной интонацией. Не как просьба, а как долг, который Илья обязан отдать.
Лера наблюдала за мужем, стараясь понять: он правда не видит, что его используют? Или просто делает вид? Он выглядел искренне довольным, будто всё это — настоящая близость, любовь, забота. Его радовали их снисходительная благодарность, объятия, похлопывания по плечу.
Её же коробило от каждого жеста.
— Тебе не кажется, что их улыбки слишком дорого нам обходятся? — тихо спросила Лера однажды вечером, когда они остались одни на кухне.
— Лер, опять ты… Они просто… Ну, не умеют по-другому. Это не со зла, правда, — Илья наливал себе чай, избегая её взгляда. — Они ж моя семья. Что ты от них хочешь?
— Чтобы тебя хотя бы на минуту полюбили не за твой кошелёк. А ещё хочу, чтобы ты сам понял, что тебя не ценят, а используют. Снова.
Илья замолчал. Он не спорил, не злился. Просто ушёл в спальню, ничего не сказав. А Лера сидела за столом, чувствуя, как медленно уходит вера в то, что его можно переубедить. Он вырос в этом. Это для него — норма. Он не видел в их поведении никакой корысти, потому что с детства был приучен к роли спасателя. Именно это он считал любовью.
На пятый день им снова сказали:
— Уж простите, ребята, но у нас тут свои дела, вы уже как будто и не гости.
Повторение прошлого года. Только теперь Лера не злилась. Она поняла, что никаких изменений не будет. И если она хочет сохранить их брак, им придётся как-то договариваться. Но сначала нужно достучаться до мужа.
— Ты для них как банкомат, Илья, — пыталась объяснить Лера за ужином. — Только не с кнопками, а с ножками. Взяли нужное и до свидания.
Он молчал. Сидел за столом с опущенной головой, ковырял ложкой тарелку. Всё в нём кричало о душевных терзаниях: плечи напряжены, челюсть сжата, в глаза не смотрит. Он хотел возразить, но не знал, с чего начать.
— Я не против помогать. Это даже похвально. Но не так. Не когда нас выжимают досуха, а потом выгоняют. Это ненормально. Так не бывает, когда любят. Услышь меня, пожалуйста.
— Они просто… такие. Они ж не злые, — пробормотал муж наконец. — У них жизнь тяжёлая. Они не умеют иначе.
— А ты умеешь? Ты умеешь иначе? — Лера отодвинула тарелку и всем телом повернулась к нему. — Или ты и дальше будешь верить, что любовь — это когда ты всегда должен, а тебе — никогда?
Он поднял глаза. Смотрел на неё долго, будто впервые видел. Глаза у него были усталые, но без злобы. Сейчас он не спорил, не отмахивался, просто слушал. Но слышал ли?
— Я подумаю, — тихо сказал он. — Наверное, ты права. Не совсем, но в чём-то права.
Она села ближе, не говоря ни слова. Просто положила руку ему на плечо. Первый раз за эти несколько лет она почувствовала, что он рядом. Не с роднёй. Не с теми, кто всё время только берёт. А с ней.
Однажды вечером, когда Лера мыла посуду, Илья подошёл с телефоном в руке. Он выглядел растерянным, взгляд его бегал по комнате.
— Мама звонила, — тихо сказал он.
Лера повернулась и посмотрела на мужа. По выражению его лица она уже понимала: сейчас будет момент истины.
— Просила помочь Маринке с телефоном. Мол, сломался, учёба, всё такое… — он сжал пальцами спинку стула. — Я сказал, что не могу. Что у нас сейчас другие приоритеты.
В кухне повисло напряжённое молчание.
— И что она ответила? — спросила Лера, стараясь не выдавать нервозность.
— Помолчала немного… Потом сказала, что раз я теперь «весь деловой», то и смысла говорить нет. А потом повесила трубку. Даже не попрощалась.
Он отвернулся к окну, несколько секунд просто смотрел. Лера терпеливо ждала, пока он сам придёт к выводам.
— Она даже не спросила, как у нас дела. Ни про тебя, ни про работу. Просто… Как будто с неисправным банкоматом. Я не выдал деньги, и она прошла мимо.
— Ты всё правильно сделал. Ты молодец.
Илья кивнул, но в его глазах отражалась грусть. Не ярость, не обида. Просто тяжёлое принятие реальности. Он был похож на брошенного щенка.
— Знаешь, я думал, что мне будет стыдно. А стало спокойно. Как будто до этого я подводил самого себя.
— Так и было, — прошептала Лера.
В следующие месяцы всё изменилось. Не резко, но заметно. Родня звонила реже, потому что Илья стал «слишком занятым». На просьбы отвечал нейтрально, предлагал помощь, но не в ближайшее время. Намекал, что родственникам будет проще справиться самостоятельно.
Однажды он поехал к матери и сестре в гости один, а вернулся тихий, задумчивый, молчаливый.
— Ты знаешь… Я увидел. Как они смотрели, когда я приехал с пустыми руками… Не радовались. Просто… ждали, когда я достану деньги, — сказал он Лере перед сном.
Она молча притянула его к себе. Без слов, без объяснений. Просто знала: он всё увидел. Теперь они — команда.
С тех пор в их жизни стало меньше фальши, меньше звонков с красноречивыми намёками и больше свободных средств. Лера показала Илье, что любовь не заключается в сплошных жертвах, что она не должна быть игрой в одни ворота. Пусть не сразу, но он её услышал и наконец перестал быть удобным для алчных родственников.