— Валь, садись. Нам нужно поговорить.
Павел Андреевич стоял у окна кабинета, спиной к ней. Плечи напряжены, как перед важными переговорами. Валентина Сергеевна медленно опустилась в кресло, чувствуя, как холодок пробегает между лопаток. За двадцать лет брака она научилась читать его интонации. И сейчас в голосе мужа звучало что-то такое, от чего хотелось встать и уйти. Не слушать. Не знать.
— «ТекстильПром» хочет купить наше предприятие, — сказал он, не оборачиваясь. — Хорошую цену предлагают.
Валентина почувствовала, как воздух вдруг стал плотнее. Двадцать лет она вела бухгалтерию их швейной мастерской. Видела, как из трех швейных машинок выросло предприятие на сорок человек. Знала каждую копейку, каждую статью расходов, каждого работника в лицо.
— Продать? — переспросила она, будто не расслышала. — Ты шутишь?
Павел обернулся. Лицо серое, глаза избегают прямого взгляда. Валентина мгновенно поняла — решение уже принято. Её мнения никто не спрашивал.
— Настя поддерживает идею, — добавил он быстро. — Говорит, деньги можно вложить в её стартап. IT-направление перспективное сейчас.
Дочь. Конечно. Анастасия всегда считала семейный бизнес чем-то устаревшим. «Мама, кому сейчас нужны эти самошитые блузки? Все покупают в масс-маркете». Выпускница технического университета, она грезила собственной IT-компанией и смотрела на швейные машинки, как на музейные экспонаты.
— А меня не спросили? — Валентина старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
— Спрашиваю сейчас, — Павел сел напротив, наконец посмотрел в глаза. — Что скажешь?
Что она могла сказать? Что эти машинки — не просто оборудование, а частичка её души? Что каждая строчка здесь прошита её руками? Что увольнение сорока человек ляжет на её совесть? Он бы не понял. Для него это был бизнес. Для неё — жизнь.
— Покажи договор, — попросила она.
Павел замялся:
— Пока только предварительные переговоры…
— Покажи то, что есть.
Он достал из сейфа папку. Валентина взяла документы, пробежала глазами первые строки и похолодела. Дата на предварительном соглашении — две недели назад. Подпись мужа уже стояла.
— Ты уже подписал? — спросила она тихо.
Молчание было красноречивее любых слов.
В этот момент в кабинет вошла Анастасия. Джинсы, футболка с логотипом какого-то стартапа, волосы небрежно собраны. В руках — ноутбук и горящие глаза мечтательницы.
— Мам, ты уже в курсе? — спросила она, усаживаясь на подлокотник отцовского кресла. — Представляешь, какие возможности открываются! Я уже прикинула бизнес-план…
— Насть, — перебила Валентина, — а как же наши люди? Тётя Зина двадцать лет здесь работает. Виктор Петрович — почти с самого основания.
Дочь пожала плечами:
— Мам, ну это же прогресс. Нельзя цепляться за прошлое из-за сентиментов. «ТекстильПром» обещал трудоустроить часть персонала.
— Часть, — повторила Валентина. — А остальные?
— Мам, ты же умная женщина, — Анастасия наклонилась ближе, в глазах загорелся азарт. — Мы получим хорошие деньги. Я создам IT-компанию, а ты сможешь наконец заняться собой. Съездить куда-нибудь, отдохнуть…
«Заняться собой». Как будто последние двадцать лет она занималась чем-то чужим. Как будто их общее дело было её прихотью, а не смыслом жизни.
— А если я против? — спросила Валентина.
Отец и дочь переглянулись. В этом взгляде было всё: солидарность, понимание и жалость к женщине, которая «не понимает современных реалий».
— Мам, ну посуди здравомысло, — начала Анастасия терпеливо, как с ребенком. — Отрасль умирает. Через пять лет мы просто разоримся.
— Через пять лет, — Валентина встала, подошла к окну. Внизу, во дворе предприятия, работницы развешивали готовые изделия. Привычная картина, которую она видела каждый день. — А сегодня что? Сегодня мы разорились?
Павел кашлянул неловко:
— Валь, есть определенные… финансовые сложности.
— Какие сложности? — Валентина обернулась. — Я веду всю отчетность. Какие могут быть сложности, о которых я не знаю?
Тишина растянулась, как резиновая лента. Анастасия смотрела в ноутбук, делая вид, что занята. Павел изучал рисунок на ковре.
— Павел Андреевич, — голос Валентины стал официальным, — какие финансовые сложности?
— Кредит взял, — пробормотал он. — Под залог оборудования. Думал, справимся, а тут заказчик крупный обанкротился…
Мир закачался. Валентина схватилась за спинку стула.
— Какой кредит? Когда? На какую сумму?
— Полтора года назад. Пять миллионов. — Павел наконец поднял глаза. — Хотел модернизацию провести, новые станки купить. Ты же сама говорила, что оборудование устарело.
— Я говорила о постепенном обновлении! — Валентина почувствовала, как внутри всё закипает. — А ты взял кредит под залог предприятия и мне не сказал?
— Не хотел расстраивать, — теперь в голосе Павла появилась обида. — Думал, справлюсь.
— Не хотел расстраивать, — повторила она тихо. — А сейчас что? Сейчас хочешь обрадовать?
Анастасия захлопнула ноутбук:
— Мам, хватит драмы. Ситуация такая, какая есть. Нужно принимать решения, а не устраивать разборки.
Валентина посмотрела на дочь — на это юное лицо, полное уверенности в собственной правоте. Когда Настя успела стать такой холодной? Такой прагматичной?
— Значит, всё решено? — спросила Валентина. — Я главный бухгалтер, но меня даже не поставили в известность о кредите. Я совладелец, но продажу обсуждают без меня. А теперь мне говорят: «Не устраивай драму».
— Валь, — Павел потянулся к ней, но она отстранилась. — Мы семья. Всё, что я делаю — для нас.
— Для нас? — Валентина рассмеялась невесело. — Или для того, чтобы не признавать свои ошибки?
Она взяла папку с документами:
— Дайте мне неделю. Я изучу всё, что вы от меня скрыли. А потом скажу свое решение.
— Мам, — начала Анастасия, но Валентина уже шла к двери.
— Одну неделю, — повторила она, не оборачиваясь. — Это не так много за двадцать лет брака.
В коридоре она столкнулась с Зинаидой Ивановной — старшей швеей, проработавшей в мастерской восемнадцать лет.
— Валентина Сергеевна, — женщина выглядела встревоженной, — правда, что нас продают?
— Кто вам сказал? — удивилась Валентина.
— Да слухи ходят. Говорят, новые хозяева будут. А нас… — Зинаида Ивановна не договорила, но в глазах читался страх.
— Ничего пока не решено, — соврала Валентина. — Работайте спокойно.
Но спокойствие было последним, что она сейчас чувствовала.
Дома она заперлась в кабинете и до глубокой ночи изучала бумаги. Картина вырисовывалась удручающая: кредит, просрочки, штрафы, скрытые долги перед поставщиками. Павел действительно загнал предприятие в тупик. И молчал об этом полтора года.
Она нашла и копию предварительного договора с «ТекстильПромом». Сумма была неплохой — хватило бы расплатиться с долгами и каждому получить приличные деньги. Но цена… Сорок человек потеряют работу. Предприятие, которое они строили вместе, станет просто цехом большой корпорации.
А ещё она нашла переписку Павла с покупателями. Переговоры шли уже три месяца. Без её участия. Будто её просто не существовало.
Утром за завтраком воцарилась напряженная тишина. Анастасия быстро ела овсянку, поглядывая на часы — опаздывала в университет на защиту диплома. Павел прятался за газетой.
— Я изучила документы, — сказала Валентина.
Павел отложил газету:
— И что думаешь?
— Думаю, что мой муж — трус, — ответила она спокойно. — Набрал кредитов, довел дело до банкротства, а теперь хочет свалить ответственность на «обстоятельства».
— Мама! — возмутилась Анастасия. — Как ты можешь!
— Очень просто, — Валентина посмотрела на дочь. — А ты, Настя, думаешь только о своём стартапе. Плевать тебе на тётю Зину, на Виктора Петровича, на всех остальных.
— Я думаю о будущем! — вспыхнула девушка. — А ты застряла в прошлом!
— В прошлом, где люди друг друга уважали, — отрезала Валентина. — Где муж советовался с женой, а дочь не говорила матери, что та дура.
— Я не говорила…
— Не словами. Глазами. Интонацией. Всем своим видом.
Павел попытался вмешаться:
— Валь, давай без эмоций. Ситуация объективно сложная…
— Объективно? — Валентина рассмеялась. — Объективно ты принял решение продать наше дело, не спросив меня. Объективно ты скрывал долги полтора года. Объективно ты поставил меня перед фактом. Где здесь объективность?
Анастасия встала из-за стола:
— Вы разбирайтесь сами. У меня защита диплома. И вообще, мам, ты ведёшь себя как ребёнок.
— Ребёнок? — Валентина проводила дочь взглядом. — Значит, ребёнок тот, кто двадцать лет вкалывал, чтобы ты училась в частной школе? Чтобы у тебя был хороший университет? Чтобы тебе не приходилось работать в студенческие годы?
Но Анастасия уже хлопнула дверью.
Остались они вдвоем. Муж и жена. Два человека, которые когда-то мечтали вместе. А теперь сидели по разные стороны стола, как на деловых переговорах.
— Валь, — Павел попытался взять её за руку, но она отдернула ладонь. — Я не хотел тебя обманывать. Просто думал…
— Думал, что я не пойму? Что я слишком глупа для серьёзных решений? — Валентина встала. — Двадцать лет я была твоим партнёром. И в бизнесе, и в жизни. А оказывается, я просто… исполнитель. Которого уведомляют о решениях постфактум.
— Это не так…
— Тогда объясни мне, Павел Андреевич, — она назвала его по имени-отчеству, как в самом начале их знакомства, — объясни, как можно взять кредит на пять миллионов, не сказав об этом жене-бухгалтеру?
Он молчал. И в этом молчании было больше правды, чем в любых словах.
— Понятно, — кивнула Валентина. — Тогда я тоже принимаю решение. Без обсуждений.
Она ушла в кабинет и заперлась. Начала составлять список имущества, которое принадлежало лично ей. Швейная машинка, доставшаяся от бабушки. Несколько станков, купленных на её деньги в первые годы. Доля в уставном капитале.
Вечером к ней заглянула Анастасия. Защитила диплом успешно, настроение праздничное.
— Мам, ну что ты дуешься? — села на край дивана. — Деньги получим неплохие. Я уже инвесторов нашла для своего проекта. А тебе разве не хочется пожить для себя?
— Настя, — Валентина оторвалась от бумаг, — а ты знаешь, что я училась на дизайнера одежды?
Дочь удивилась:
— Нет. А что?
— А то, что я мечтала создавать красивые вещи. Не просто шить по заказу, а именно создавать. — Валентина положила документы. — И знаешь, что интересно? Я создала. Наше предприятие — это тоже творчество. Каждая модель, каждая коллекция…
— Мам, ну какое творчество? — Анастасия скривилась. — Халаты для больниц и школьную форму шьёте.
— Это называется — честная работа, — Валентина встала. — Но тебе не понять. Ты привыкла получать всё готовенькое.
— И что теперь? — в голосе дочери послышалась тревога. — Ты будешь препятствовать продаже?
Валентина подошла к окну. Во дворе вечерние фонари освещали территорию предприятия. Её предприятия. Их предприятия. Когда-то.
— Я беру свою долю и ухожу, — сказала она тихо.
— Как это — уходишь? — Анастасия вскочила.
— Очень просто. Подпишу согласие на продажу. Получу деньги за свою долю. И начну жизнь заново. В сорок пять лет. Представляешь?
— Мам, ты не можешь! — в голосе дочери послышалась паника. — А как же мы? Как же семья?
Валентина обернулась. Посмотрела на растерянное лицо дочери — взрослой девушки, которая вдруг поняла, что мама может исчезнуть из её жизни.
— А вы, Настенька, прекрасно обойдётесь без меня. У вас же есть планы. Перспективы. Будущее. — Валентина грустно улыбнулась. — А я буду только мешать своими «сентиментами».
Анастасия заплакала. Впервые за много лет — искренне, по-детски.
— Мам, я не хотела… Я просто думала…
— Я знаю, что ты думала, — Валентина обняла дочь. — Но иногда стоит подумать не только о себе.
В дверях появился Павел. Лицо мрачное, руки нервно теребят пачку сигарет.
— Валь, давай поговорим как взрослые люди…
— Давай, — согласилась она. — Только сначала ответь на вопрос: ты видишь меня партнёром или приложением к семейному бюджету?
Он молчал долго. Слишком долго.
— Понятно, — кивнула Валентина. — Тогда разговор окончен.
На следующий день она подписала согласие на продажу. И документы о разделе имущества. Её доля оказалась немаленькой — хватало на небольшую квартиру и стартовый капитал.
— Что ты собираешься делать? — спросил Павел, когда они оформляли последние бумаги у нотариуса.
— Открою ателье, — ответила Валентина. — Небольшое. Буду шить то, что мне нравится. Для тех, кто ценит ручную работу.
— А мы? — голос Анастасии дрогнул.
Валентина долго смотрела на мужа и дочь. Два самых близких человека, которые в решающий момент предали её доверие. Которые решили за неё, как ей жить.
— А вы, — сказала она мягко, — получили то, что хотели. Деньги. Свободу от «устаревшего» бизнеса. Возможности. Только вот счастье, кажется, в комплекте не идёт.
Она встала, взяла сумочку.
— Мам, ты же не всерьёз? — Анастасия схватила её за рукав. — Мы же семья!
— Семья, — повторила Валентина, осторожно высвобождая руку. — Знаешь, Настя, в семье решения принимают вместе. А то, что у нас было — называется совсем по-другому.
Она вышла из нотариальной конторы одна. Солнце светило ярко, воздух казался чище. В кармане лежал ключ от съёмной квартиры и банковская карта с деньгами за проданную долю.
Впереди была неизвестность. Новая жизнь в сорок пять лет. Страшно? Да. Но не страшнее, чем жить в семье, где тебя не слышат.
Валентина достала телефон и набрала номер Зинаиды Ивановны:
— Зина, это Валентина Сергеевна. Хотите работать в новом ателье? Правда, начинать придётся с нуля…
В трубке послышался смех:
— Валентина Сергеевна, да хоть с колена! Лишь бы дело было честное.
Честное дело. Честные отношения. Честная жизнь. Может быть, в сорок пять ещё не поздно начать сначала?
А в нотариальной конторе отец и дочь долго сидели молча, глядя на дверь, в которую ушла Валентина. И только теперь поняли, что потеряли не партнёра по бизнесу. Потеряли того человека, который двадцать лет держал их семью.
Но понимание пришло слишком поздно.
