— Валя, подпиши вот здесь, внизу, — Борис Михайлович придвинул к жене стопку документов, не отрывая взгляда от телевизора.
Валентина Петровна вытерла мокрые от мытья посуды руки о фартук и недоуменно взглянула на бумаги. Строчки мелким шрифтом расплывались перед уставшими глазами.
— Что это такое? — спросила она, опускаясь на стул возле кухонного стола.
— Да ерунда всякая, оформление документов. Игорек просил помочь с наследственными делами, — Борис не поворачивал головы, следя за новостями. — Быстро подпиши, а то завтра юрист уезжает.
Валентина взяла ручку, но что-то внутри сжалось. Последнее время муж часто упоминал сына от первого брака, хотя раньше Игорь появлялся в их доме от силы раз в год.
— Борь, а может, завтра спокойно разберемся? Я сегодня устала страшно, в огороде до темна…
— Валечка, — муж наконец обернулся, и в его голосе прозвучала та мягкая настойчивость, которой он умел добиваться своего, — ну что ты как маленькая? Пять минут дела. Игорек ждет, а у него самого проблемы с оформлением наследства после тещи.
Тридцать девять лет замужества приучили Валентину доверять мужу во всех вопросах, связанных с документами. Борис всегда был хозяином в доме, решал все проблемы сам. И сейчас, наверное, тоже хочет помочь сыну.
Она поставила подпись на каждом листе, не вчитываясь в текст. Юридическая терминология все равно ничего ей не говорила.
— Готово, — сказала Валентина, складывая документы в аккуратную стопку.
— Спасибо, дорогая, — Борис убрал бумаги в ящик стола и снова повернулся к телевизору.
А Валентина еще долго стояла у окна, глядя на свой огород. Что-то в сегодняшней ситуации оставило неприятный осадок, но она не могла понять что именно.
На следующее утро, разбирая почту, Валентина наткнулась на уведомление из налоговой. Адресовано оно было не ей, а какому-то Игорю Борисовичу Крылову. Фамилия была та же, что у ее мужа, но имя и отчество…
Сердце екнуло. Игорь Борисович — это же Игорек, сын Бориса! Но почему налоговая прислала уведомление на их адрес?
Она перечитала письмо дважды, пытаясь понять официальные формулировки. Что-то про изменение собственника недвижимости, про новые налоговые обязательства…
— Борь! — крикнула она мужу, который возился в сарае. — Борь, иди сюда!
Борис Михайлович появился в дверях, вытирая руки о рабочие штаны. Увидел письмо в руках жены и заметно побледнел.
— Это что такое? — Валентина протянула ему уведомление. — Почему налоговая пишет твоему сыну про наш дом?
Борис взял письмо, долго изучал, потом тяжело сел на табурет.
— Валя… — начал он и осекся.
— Что «Валя»? Отвечай прямо — что ты вчера заставил меня подписать?
— Я хотел как лучше…
— Как лучше для кого, Борис Михайлович? Для меня или для твоего сына?
Он молчал, уставившись в пол. И в этом молчании Валентина прочитала ответ.
— Ты переписал дом на Игоря? — голос ее дрожал. — Обманом заставил меня отказаться от собственного дома?
— Не кричи, — тихо попросил Борис. — Соседи услышат.
— Да плевать мне на соседей! — она встала, чувствуя, как внутри все кипит. — Объясни мне, как ты мог так поступить!
Борис поднял глаза, и Валентина увидела в них усталость старого человека.
— Мне семьдесят пять, Валь. Тебе шестьдесят два. Кто будет следить за домом, когда нас не станет?
— А что, я уже покойница? — она села напротив него, силясь сохранить спокойствие. — Я еще поживу, между прочим.
— Поживешь, поживешь… А кому дом достанется? Игорь — мой сын, моя кровь. У него семья, дети. А у нас с тобой…
Он не договорил, но Валентина поняла. Детей у них не было — не сложилось. Эта боль притупилась за годы, но иногда еще давала о себе знать острыми приступами.
— Так вот в чем дело, — медленно произнесла она. — Раз детей нет, значит, и права на дом нет?
— Я же не выгоняю тебя! — вспылил Борис. — Живи спокойно. Игорек нормальный парень, не тронет.
— Нормальный? — Валентина горько усмехнулась. — Который за все годы ни разу меня мамой не назвал? Который на твой юбилей заявил, что я чужая тетка?
— Он просто… привыкнуть не может. Мать у него умерла рано, он тяжело это пережил.
— А я что, виновата в смерти его матери? — Валентина встала и подошла к окну. — Тридцать девять лет, Борь. Тридцать девять лет я была твоей женой. Этот дом мы строили вместе, вместе ремонтировали, вместе сажали сад. И ты все это одним росчерком пера отдал человеку, который меня терпеть не может.
— Не отдал, а обеспечил будущее, — упрямо сказал Борис.
— Чье будущее? Мое или его?
Муж не ответил, и в этом молчании прозвучал приговор их браку.
Через неделю к калитке подъехала белая машина. Валентина сразу узнала Игоря — высокий, плечистый, с тяжелым взглядом отца. Он вошел во двор, не постучавшись, как хозяин.
— Здравствуйте, Валентина Петровна, — сказал он сухо.
— Здравствуй, Игорь, — она вытерла руки о передник. — Отец дома, в сарае.
— Я не к отцу. Я к вам.
Что-то в его тоне заставило ее насторожиться.
— Слушаю.
— Я думаю, вам пора съезжать, — сказал он прямо, без предисловий. — Дом теперь мой, документы оформлены. Ничего личного, просто я планирую здесь жить с семьей.
Валентина ощутила, как кровь отливает от лица.
— Игорь, но мы же договаривались…
— Мы ни о чем не договаривались, — перебил он. — Отец, может, и обещал вам что-то, но юридически дом принадлежит мне. И я хочу здесь жить.
— А где же мне жить? — она почувствовала, как голос становится тонким, детским.
— Это не моя проблема, — пожал плечами Игорь. — Снимите где-нибудь квартиру. На пенсию хватит на однушку.
— Игорь, я тебя прошу… — начала было Валентина, но он уже направлялся к калитке.
— Даю месяц на сборы, — бросил он через плечо. — Это более чем справедливо.
Машина умчалась, оставив Валентину стоять посреди двора с ощущением, что мир рухнул.
Вечером за ужином она рассказала Борису о визите сына. Муж слушал молча, ковыряя вилкой картошку.
— Ну и что ты молчишь? — не выдержала Валентина. — Скажи ему что-нибудь! Ты же отец!
— А что я скажу? — Борис поднял глаза. — Дом его, он и решает.
— Значит, ты на его стороне?
— Я ни на чьей стороне, — устало сказал он. — Я просто понимаю — так будет правильно.
— Правильно для кого?
— Для всех.
Валентина отложила вилку. Есть расхотелось совсем.
— Значит, и ты считаешь, что мне пора убираться?
— Я считаю, что нужно принять реальность.
В эту ночь они легли спать, не сказав друг другу ни слова.
Через месяц Валентина сидела в маленькой съемной квартире на окраине города и смотрела в окно на чужой двор. Борис остался в доме — Игорь разрешил отцу жить в одной комнате.
Справедливость восторжествовала с юридической точки зрения. Документы были оформлены правильно, подпись поставлена добровольно. Но почему же тогда победа ощущалась как поражение?
Зазвонил телефон. На экране высветилось имя соседки Раисы Степановны.
— Валечка, как дела? — участливо спросила та.
— Нормально, — соврала Валентина.
— А Борис Михайлович все в доме живет?
— Живет.
— И не скучает?
Валентина закрыла глаза. Что ответить? Что муж выбрал сына вместо жены? Что после сорока лет брака она оказалась не нужна?
— Раиса Степановна, я перезвоню позже, ладно?
— Конечно, дорогая. Береги себя.
Валентина положила трубку и снова посмотрела в окно. В родном доме сейчас ужинает чужая семья, а Борис сидит в углу, наверное, понимая, что ошибся. Но исправить уже ничего нельзя.
Иногда правда дороже счастья. А иногда — наоборот. И понимаешь это слишком поздно, когда остается только жить с последствиями своего выбора.
За окном загорались огни чужого города, в котором Валентине Петровне предстояло начинать жизнь заново. В шестьдесят два года. Одной.
