Жара в квартире стояла невыносимая, несмотря на открытую настежь балконную дверь. Воздух был раскаленным и неподвижным. Анна Степановна сидела на кухне, беспрестанно обтираясь влажными салфетками, и смотрела на дочь. Таня мыла посуду, спиной к ней, но по напряженным плечам Анна Степановна точно знала – дочь опять не в духе.
— Ну, и где сегодня Его Величество? — не выдержала женщина, откладывая мокрую салфетку в сторону.
Таня вздохнула. Этот вздох Анна Степановна слышала почти каждый раз, когда приходила в гости.
— Мам, не начинай. У Сережи работа в автосервисе. Ты же знаешь. Клиентов много, задерживается.
— Каждый день задерживается? — фыркнула Анна Степановна. — С семи утра до десяти вечера? Это что у него, «Мерседесы» сутками ремонтируют? Или, может, у него работа в другом месте?
— Мама! — Таня резко повернулась, и мыльная пена с тарелки брызнула на пол. — Хватит. У нас все хорошо. Он устает, ему тяжело. Мы не голодаем, за квартиру платим, все у нас нормально.
«Нормально», — мысленно передразнила ее Анна Степановна. Нормально, когда муж жены не видит? Нормально, когда она одна тут, как сирота казанская, а он пропадает Бог знает где? Ей Сережа с первого дня не понравился. Не то чтобы откровенный подлец, нет. Но какой-то… закрытый. Глаза в пол, улыбка какая-то натянутая. И профессия у него подозрительная – автомеханик. Вечно от него пахло бензином и потом. А Таня у нее – золото, не дочка. Институт с красным дипломом, в бухгалтерии сейчас главной стала. Красавица. И нате пожалуйста – вышла за этого… работягу.
Но дело было даже не в профессии. Дело было в этом его вечном отсутствии.
— Таня, детка, — начала она снова, стараясь говорить мягче. — Я не придираюсь. Я волнуюсь. Ты не выглядишь счастливой. Он с тобой вообще разговаривает? Цветы тебе когда последний раз дарил? В кино ходите?
— Мы взрослые люди, мама, нам не шестнадцать лет. У нас обычная жизнь. И цветы он дарил, на 8 Марта.
— Один раз! — всплеснула руками Анна Степановна. — Я помню, гвоздики какие-то вялые. А в прошлый раз, когда я пришла, у тебя глаза были заплаканы. Говорила, аллергия. Не верю я.
Таня вытерла руки о полотенце и подошла к столу. Села напротив матери. Лицо у нее было уставшее.
— Мам, послушай. У нас все в порядке. Просто период такой. У него работа, у меня работа. Мы редко видимся, но это не значит, что что-то не так.
— А что значит? — уперлась Анна Степановна. — Почему он никогда не дома, когда я прихожу? Как будто специально избегает.
— Потому что ты смотришь на него, как следователь на преступника! — не выдержала Таня. — Ему неприятно, он чувствует твое отношение. Вот он и уходит. Или задерживается. А ты только укрепляешься в своих подозрениях.
Анна Степановна замолчала. А что, если Таня права? Что если это она, своим недоверием, отваживает зятя от дома? Нет, ерунда. Мужчина должен быть крепким, должен уметь постоять за себя. А этот…
Но семя сомнения было посеяно. В ту ночь Анна Степановна не спала. Ворочалась на влажной простыне, и в голове крутился один и тот же вопрос: где зять постоянно пропадает? Только ли на работе?
Мысль о том, что муж изменяет ее дочери, жгла ее изнутри сильнее июльского зноя. Она представляла себе какую-то вертихвостку. Молодую, глупую, которая будет смеяться над его плоскими шутками и смотреть на него влюбленными глазами. А Сережа, дурак, поведется, разрушит семью. Таня будет плакать. Она очень любит своего непутевого мужа, защищает его постоянно.
К утру решение созрело. Твердое, как гранит. Она должна узнать правду. Ради дочери, ради ее счастья. Она должна за ним проследить.
Сама Анна не могла этого сделать. Пешком за машиной не угонишься. Нужен помощник с автомобилем. Сосед. — Иван Петрович. Пенсионер, вдовец. Он ее немного побаивался, но и симпатию, ей казалось, испытывал. Всегда здоровался за руку, галантно. Да и машина у него была – старенькая «Лада», но на ходу.
Набравшись наглости, Анна пошла к соседу.
Иван Петрович открыл дверь в растянутой майке и спортивных штанах. Увидев соседку, смутился.
— Анна Степановна? Что случилось?
— Иван Петрович, мне нужна ваша помощь. Как мужчины. — Она специально сказала это, глядя ему прямо в глаза.
Она пригласила его к себе, налила чаю и, не особо распространяясь, изложила суть. Мол, зять ведет себя странно, дочь переживает, но молчит, а она, как мать, не может сидеть сложа руки.
— Вы предлагаете мне… слежку? — Иван Петрович поперхнулся чаем.
— Я предлагаю вам помочь женщине установить истину, — парировала Анна Степановна. — Я не могу позволить, чтобы мою Таню сделали несчастной. Вы же понимаете?
Иван Петрович понимал. И, похоже, сама авантюра ему даже нравилась. Скука пенсионной жизни давала о себе знать.
— Ну, если по-человечески… — он почесал затылок. — А если он нас заметит?
— А зачем ему нас замечать? — возразила Анна Степановна. — Вы будете ехать сзади, как все. Я сяду на заднее сиденье, пригнусь. Он не увидит.
План был простым, почти примитивным. Завтра утром, в семь, Иван Петрович паркуется у их подъезда. Они ждут, когда Сережа выедет на своей видавшей виды иномарке, и едут за ним.
***
На следующее утро Анна Степановна, нервничая, как на иголках, сидела на заднем сиденье «Лады». Иван Петрович волновался не меньше ее и без конца поправлял зеркало заднего вида.
— Только не теряйте его, Иван Петрович, — прошипела Анна Степановна, увидев знакомую машину, выезжающую со двора.
— Да не потеряю, куда он денется, — буркнул сос, включая передачу.
Первые двадцать минут все шло по плану. Сережа ехал по своему обычному маршруту – в сторону промзоны, где располагался его сервис. Анна Степановна уже начала чувствовать разочарование. Может, она и правду зря грешила на зятя?
Но на большом перекрестке машина Сережи не поехала прямо, как должна была, а резко свернула направо.
— Вот! — выдохнула Анна Степановна, и сердце ее екнуло. — Я же говорила!
— Вижу, вижу, — Иван Петрович прибавил газу.
Они ехали еще минут пятнадцать, углубляясь в спальный район, застроенный типовыми девятиэтажками. Здесь не было ни сервисов, ни офисов. Только квартиры, детские сады и бесконечные магазинчики.
Наконец, Сережа притормозил у одного из домов и припарковался. Анна Степановна пригнулась так низко, что уперлась лбом в спинку переднего сиденья.
— Он выходит, — шепотом доложил Иван Петрович, корча из себя шпиона. — Пошел в третий подъезд.
Анна Степановна рискнула выглянуть. Сережа уже скрылся в темном проеме подъездной двери.
— Теперь что? — спросил Иван Петрович.
— Ждем, — сжала она кулаки. — Будем ждать, пока он выйдет.
Они просидели в машине почти два часа. Анна Степановна извелась вся. Каждая минута казалась вечностью. Что он там делает? Целуется с любовницей? Милуется? Может, у них тут любовное гнездышко?
Она представляла себе все новые и новые ужасные картины. Вот он обнимает какую-то рыжую бестию. Дарит ей цветы, которые никогда не дарит Тане. Вот он…
— Выходит! — резко сказал Иван Петрович.
Анна Степановна вздрогнула. Действительно, зять вышел из подъезда. Он шел быстрым шагом, на лице было обычное, немного уставшее выражение. Сель в машину и уехал.
Сердце Анны Степановны заколотилось с новой силой. Теперь она была уверена на все сто. Он был у женщины. С кем еще можно провести целых два часа? Теперь она должна посмотреть ей в глаза. Узнать врага в лицо.
— Иван Петрович, подождите меня здесь. Я через десять минут вернусь.
— Анна Степановна, куда вы? Может, не надо? — испугался сосед.
— Надо! — отрезала она и, распахнув дверь, направилась к подъезду.
Ноги были ватными, в ушах стучало. В лестничные окошки было видно, что зять поднялся до третьего этажа. Вот и Анна Степановна дошла до третьего и замерла в нерешительности. Посмотрела на двери. Их было четыре. В какую он заходил? Придется действовать наугад. Методом исключения.
Она прислушалась. За одной дверью плакал ребенок. За другой – гремела посуда. Третья была тихой. Четвертая – тоже. Она решила начать с третьей. Набрала воздуха в грудь и позвонила.
Прошло секунд десять. Дверь открылась. На пороге стояла девочка. Лет семи. В простеньком платьице, с двумя хвостиками на голове. Большие серые глаза смотрели на Анну Степановну с любопытством.
— Здравствуй, девочка, — голос у Анны Степановны дрогнул. Она ожидала всего чего угодно, но не этого.
— Здравствуйте, — тихо сказала девочка.
— Бабушка, к нам пришли! — крикнула девочка через плечо и отбежала вглубь квартиры.
Из комнаты вышла пожилая женщина. Лет семидесяти, в очках, с добрым, но усталым лицом.
— Да? Вам кого? — спросила она, оглядывая Анну Степановну.
Анна Степановна растерялась. Все ее подозрения, вся ярость куда-то улетучились, оставив лишь пустоту и непонимание.
— Извините, я, возможно, ошиблась… Скажите, а к вам сейчас молодой человек приходил? Сергей?
Лицо женщины прояснилось.
— А, Сережа! Да, только что ушел. А вы кто будете?
Анна Степановна почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Я… я его теща.
Женщина удивленно подняла брови, но затем улыбнулась.
— Очень приятно. Проходите, пожалуйста. Я Мария Ивановна. А это моя внучка, Лидочка.
Анна Степановна, как во сне, переступила порог. Квартира была скромной, но очень уютной и чистой. На столе стоял недопитый чай, а рядом – немного денег и оплаченная квитанция.
— Садитесь, — предложила Мария Ивановна. — Лидочка, поставь чайник.
Девочка послушно подошла к плите.
— Я… я не понимаю, — честно сказала Анна Степановна, опускаясь на стул. — Что Сергей здесь делает?
Мария Ивановна села напротив и вздохнула.
— Он вам ничего не рассказывал? Ну, конечно… Он скромный очень. Сережа — наш ангел-хранитель. Он был лучшим другом моего сына, Алексея. Они вместе в армии служили, потом в одном сервисе работали.
Она помолчала, глядя куда-то в сторону.
— Год назад Леши не стало. Авария. Невестка наша оказалась непутевой, дочку бросила и укатила в неизвестном направлении. А мы с Лидочкой остались одни. Я на пенсии, здоровье уже не то. А тут ребенок… Сережа с тех пор и помогает нам. Деньги дает, продукты покупает, по дому что-то делает. Вон, кран на кухне в прошлую субботу починил. А с Лидой он уроки делает, она его очень ждет. Как отца родного.
Анна Степановна сидела, не шелохнувшись. Словно гора с плеч свалилась, но вместе с тем накатил такой стыд, что хотелось провалиться сквозь землю.
— Он… он никогда ни слова… — прошептала она.
— Он просил никому не говорить, — кивнула Мария Ивановна. — Говорил, что у него своя семья, свои заботы, жена может не понять. А он, видите ли, слово дал Алексею, когда тот был еще жив. Леша не сразу умер, он после аварии какое-то время в реанимации лежал. Сережа пообещал другу, что присмотрит за нами, если что. Вот и присматривает. Ваш зять — человек слова.
В эту минуту Лидочка принесла чашку чая и поставила ее перед Анной Степановной.
— Вам с сахаром? — серьезно спросила она.
— Нет, спасибо, милая, — Анна Степановна с трудом сдержала слезы.
Она посидела еще несколько минут, выпила чай, поговорила с Марией Ивановной и, попрощавшись, вышла в подъезд. Ее мир перевернулся.
Иван Петрович ждал ее в машине, ерзая от нетерпения.
— Ну что? Узнали? Кто она?
— Никто, Иван Петрович, — тихо сказала Анна Степановна, садясь на сиденье. — Это не другая женщина.
Она не стала ничего рассказывать соседу. Это было не ее тайной..
Вечером того же дня она пришла к Тане. Дочь была одна, сидела с ноутбуком на кухне.
— Мама, что с тобой? Ты какая-то странная.
— Таня, — села напротив нее Анна Степановна. — Ты должна поговорить с Сережей. Спроси его… спроси его про Марию Ивановну и Лидочку.
Таня насторожилась.
— Про кого?
— Просто спроси. И скажи ему, что… что я все знаю. И что я прошу прощения.
Таня смотрела на нее, не понимая. Но в голосе матери не было ни капли упрека или подозрения. Только тихая печаль и стыд.
В тот вечер, когда вернулся Сережа, Таня поговорила с ним на кухне за закрытой дверью. Анна Степановна сидела в гостиной и слышала только приглушенные голоса. Потом дверь открылась, и вышел Сережа. Он выглядел уставшим и виноватым.
— Анна Степановна, — начал он. — Я могу объяснить.
— Не надо, Сережа, — перебила она его. — Это мне нужно объясняться перед тобой. Я… я за тобой следила сегодня.
Он широко раскрыл глаза.
— Вы… что?
— Я думала, у тебя любовница. Я извелась вся. А оказалось… Оказалось, что ты просто хороший человек. Прости меня, дуру старую.
Сережа смотрел на нее, и постепенно напряжение с его лица ушло.
— Я не хотел, чтобы Таня знала. Она бы стала волноваться. У нас ипотека, свои траты… Я думал, она будет ругаться, что я наши общие деньги трачу.
Из кухни вышла Таня. У нее на глазах блестели слезы.
— Дурак, — сказала она ему тихо. — Я бы никогда не стала ругаться. Я бы гордилась тобой.
Она подошла и обняла его.
Анна Степановна смотрела на них и впервые за долгое время чувствовала покой. Ее зять был не подлецом, а героем. Тихим, скромным, но героем.
***
Через месяц у Анны Степановны был юбилей – 60 лет. Скромный праздник в кафе, родные, близкие друзья. Она надела свое лучшее платье и ждала детей. Сережа и Таня должны были приехать попозже, он с работы.
И вот они вошли. Таня сияла. А Сережа… Сережа нес в руках огромный, роскошный букет алых роз.
Он подошел к Анне Степановне и протянул ей цветы.
— С юбилеем, Анна Степановна. Желаю вам здоровья и терпения. Особенно терпения с такими подозрительными личностями, как я.
В его глазах играли добрые искорки. Она взяла букет, и аромат роз ударил ей в голову.
— Сереженька, — сказала она, и голос ее дрогнул. — Да что ты, родной. Зачем такие траты?
— Затем, что вы очень хорошая теща. Понимающая, — тихо сказал он, так, чтобы слышала только она.
Она обняла его, крепко-крепко. Впервые. Ее зять — человек с большим сердцем.
