— Андрей Петрович, к вам пришли.
— Никого не жду.
— Женщина принесла суп. Говорит, бывшая жена.
Галина стояла в коридоре больницы с термосом в руках, словно школьница перед кабинетом директора. Пятнадцать лет прошло с их развода, а руки всё ещё дрожали, как тогда, когда она подписывала документы.
— Можете не пускать, — тихо сказала она медсестре. — Просто передайте, что Галина Михайловна приносила борщ.
— Да проходите уже, — махнула рукой медсестра. — Палата триста двенадцатая.
Галина медленно шла по длинному коридору. Линолеум скрипел под ногами, и этот звук будто отсчитывал годы их молчания. Пятнадцать лет назад они кричали друг на друга в этих же стенах, когда Андрей лежал с инфарктом. Тогда она швырнула в него обручальным кольцом и ушла навсегда.
— Зачем пришла?
Его голос был хриплый, усталый. Галина замерла на пороге. Андрей лежал, отвернувшись к окну. Волосы стали совсем белые, лицо осунулось.
— Принесла покушать. Борщ твой любимый.
— Мне здесь кормят.
— Знаю. Но там одна водичка да макароны.
Она поставила термос на тумбочку и стала разливать суп в одноразовые стаканчики. Руки дрожали сильнее, и несколько капель упало на пол.
— Ты чего трясёшься? — он повернулся к ней. — Боишься, что кто-то увидит?
— Не боюсь.
— Тогда чего дёргаешься, как осиновый лист?
Галина поставила стаканчик с борщом на тумбочку и отступила к окну.
— Соседка Зина сказала, что тебя увезли. Инфарт был?
— А тебе какое дело? Ты же сама сказала тогда: «Чтоб я тебя больше не видела».
— Сказала.
— Вот и не нарушай обещание.
Галина смотрела в окно. Во дворе больницы старики кормили голубей крошками из больничных котлет. Обычная картина, но почему-то защипало глаза.
— Андрей, мне Зинаида Петровна телефон дала твой. Сказала, что ты один лежишь, никто не приходит.
— И что? Жалко стало?
— Не жалко. Просто… — она обернулась. — Просто неправильно это. Пятнадцать лет мы прожили вместе. Нехорошо, когда человек болеет один.
— Человек, — усмехнулся он. — Раньше я был «дурак безмозглый», а теперь «человек».
Галина подошла ближе. Андрей похудел сильно, скулы острые стали. На тумбочке лежали очки в пластиковой оправе — таких раньше не носил.
— Кушай, пока горячее.
— Не хочу.
— Хоть попробуй. Со сметанкой, как ты любишь.
— Галка, — он устало закрыл глаза. — Ну зачем ты пришла? Чего тебе надо от меня?
— Ничего не надо.
— Врёшь. Всем что-то нужно. Деньги? Справка какая? Или замуж надумала, а жених проверяет, есть ли бывший муж?
Галина села на стул рядом с кроватью. Стул был металлический, холодный.
— Никакого жениха нет. И денег не надо.
— Тогда чего?
— Сама не знаю, — она вздохнула. — Узнала, что ты болеешь, и так тоскливо стало. Как будто что-то важное недоделанное осталось.
— Что недоделанное?
— Ну… — Галина помялась. — Мы же так некрасиво расстались. Ругались, кричали. А надо бы по-человечески.
— По-человечески, — повторил Андрей. — Это как?
— Не знаю. Может, просто поговорить спокойно. Без крика.
Андрей открыл глаза и посмотрел на неё внимательно.
— О чём говорить-то? О том, как ты мне изменяла с соседом? Или как я пропивал зарплату?
— Можем и об этом.
— А что толку? Что изменится?
— Ничего. Просто… лучше станет на душе.
Борщ в стаканчике остывал. По больничному коридору прокатилась каталка — кого-то везли на процедуры. Галина смотрела на Андрея и думала, что не узнаёт его. Раньше он был крепкий, широкоплечий. А сейчас под больничной пижамой угадывалось худое, ссохшееся тело.
— Суп остывает, — сказала она.
— Пусть остывает.
— Я с утра варила. Специально для тебя мясо покупала.
— Не просила.
Галина встала и подошла к окну. Голуби во дворе разлетелись — видно, крошки кончились.
— Андрюша, а помнишь, как мы в первый раз поругались? — Галина не отходила от окна. — Из-за того, что я пересолила картошку.
— Помню. Ты тогда три дня со мной не разговаривала.
— А ты две недели картошку не ел. Говорил, что лучше хлебом сухим перебьёшься.
— Упрямые были, — Андрей слегка улыбнулся. — Оба дураки.
Галина обернулась. Он смотрел на неё, и в глазах мелькнуло что-то тёплое, давно забытое.
— Ты тогда цветы мне принёс. Помнишь? Ромашки с клумбы возле дома.
— Воровал, значит, — хмыкнул он. — А ты их в банку поставила.
— Стояли две недели. Засохли совсем, а я всё не выбрасывала.
Андрей потянулся к стаканчику с борщом, понюхал.
— Пахнет как раньше. С укропчиком.
— С укропом. И лавровый лист клала.
— Зачем пришла по-настоящему, Галка? — он поставил стаканчик обратно. — Не про борщ речь. Что случилось?
Галина села обратно на стул. Металл был всё ещё холодный.
— Вчера Зинка звонила. Рассказала, что тебя увезли. А я лежу ночью и думаю: «Вот он умрёт, а я так и не скажу…»
— Что не скажешь?
— Что прости меня.
— За что?
— За всё. За то, что орала, за то, что с Виктором… за то, что ушла тогда в больнице.
Андрей долго молчал. Где-то в коридоре медсестра ругалась с больным, требуя принять таблетки.
— Галка, — сказал он наконец. — Мне сейчас не до прощений. Врач сказал — если ещё раз инфаркт случится, могу и не выжить.
— Вот поэтому и пришла.
— Боишься, что на душе грех останется?
— Не боюсь. Просто… — она замялась. — Просто хочется, чтобы всё чисто было между нами. Без обид.
— А если я тебя не прощу?
— Тогда не прости. Но я всё равно скажу.
Андрей взял стаканчик, отпил глоток борща. Лицо его не изменилось, но Галина увидела, как он медленно проглотил.
— Горячий ещё?
— Нормальный. Не холодный.
— Если что, в термосе ещё есть. И хлеб белый принесла.
— Хлеб не ем. Диета у меня теперь.
— Какая диета?
— Больничная. Всё пресное, варёное. Как для младенцев.
Галина достала из сумки булочку, завёрнутую в салфетку.
— Это диетическая. В булочной специально спрашивала.
— Ты же знаешь, что я сладкое не ем.
— Не сладкая она. Обычная, без сахара.
Андрей посмотрел на булочку, потом на Галину.
— Ты похудела, — сказал он вдруг.
— Да нет, как была, так и есть.
— Нет, похудела. И постарела.
— Спасибо, приятно слышать.
— Я не со зла. Просто замечаю.
Галина убрала булочку обратно в сумку.
— Андрей, а ты… ты совсем один живёшь?
— Один.
— А женщины никого нет?
— Была одна. Лидка из соседнего подъезда. Но когда узнала про сердце, испугалась. Говорит: «Мне больной мужик не нужен».
— Дура она.
— Может, и дура. А может, просто не хочет нянчиться.
Галина встала и подошла к кровати.
— Андрюша, а можно я завтра ещё приду?
— Зачем?
— Ну… Принесу что-нибудь вкусненькое. Или просто посижу.
— Не надо, Галка. Зачем себя мучить?
— Не мучение это.
— Тогда что?
Галина не ответила. Она взяла пустой стаканчик и спрятала в сумку.
— Галина Михайловна, вы опять? — медсестра удивлённо подняла брови. — Третий день подряд.
— А что, нельзя?
— Можно, конечно. Просто Андрей Петрович вчера говорил, что жены у него нет.
— Бывшая я. Разведённая.
— А, ну тогда понятно, — медсестра кивнула и отошла.
Галина толкнула дверь палаты. Андрей сидел на кровати, читал газету.
— Опять ты, — он не поднял глаз.
— Опять я. Суп принесла. Гороховый.
— Не хочу горохового. От него живот пучит.
— Тогда съешь вчерашний борщ. В холодильнике стоит.
— Какой холодильник? Ты что, совсем?
Галина растерялась.
— Ой, извини. Забыла, что ты в больнице.
— Склероз у тебя, что ли?
— Может, и склероз. Возраст уже не тот.
Андрей отложил газету и посмотрел на неё внимательно.
— Галка, ты чего правда ходишь сюда каждый день? Людям языки развязываешь.
— Каким людям?
— Да медсёстрам этим. Спрашивают, дескать, жена что ли пришла. А я объясняй им, что бывшая.
— И что тебе стыдно?
— Не стыдно. Неудобно.
— Почему неудобно?
Андрей помолчал, листая газету.
— Потому что не понимаю, зачем ты это делаешь. Пятнадцать лет молчали, как чужие. А тут вдруг заботишься.
— Может, надоело молчать.
— Или совесть мучает.
— Может, и совесть.
Галина достала из сумки судок с супом и поставила на тумбочку.
— Андрюша, а помнишь, как мы на дачу ездили? К твоим родителям?
— Помню. Ты там всё время ныла, что комары кусают.
— Не ныла, а правда кусали. А ты смеялся.
— Потому что ты мазилась кремом с ног до головы, а они всё равно кусали.
— Зато картошку мы хорошую вырастили. Помнишь, как копали?
— Ты копала, а я таскал вёдра.
— И ругались из-за того, что ты мелкую картошку выбрасывал.
— Мелкая — это не картошка. Это горох какой-то.
Галина засмеялась.
— А я говорила: «Мелкая — значит молодая, вкусная». И жарила её целиком.
— Жарила, — согласился Андрей. — С укропом.
— Ты тогда три сковородки съел.
— Преувеличиваешь.
— Ничего не преувеличиваю. Я считала.
Андрей взял судок, открыл крышку. Запах горохового супа заполнил палату.
— Пахнет как у мамы, — сказал он тихо.
— Рецепт её и есть. Ты мне давал когда-то.
— Давал?
— После свадьбы. Говорил, что мама лучше всех гороховый варила.
— Не помню.
— А я помню. Записала даже в тетрадку.
Андрей зачерпнул ложкой суп, попробовал.
— Солёный.
— Можно водички добавить.
— Не надо. Нормальный.
Он ел медленно, аккуратно. Галина смотрела и радовалась, что наконец-то он ест то, что она принесла.
— Галка, — сказал он вдруг. — А ты помнишь, как мы поженились?
— Конечно помню.
— Платье белое было. Длинное.
— Не белое, а кремовое. И не длинное, а до колена.
— Точно, кремовое. А я в костюме синем.
— В сером костюме. Синий галстук был.
— А, да. Галстук синий.
Андрей доел суп и отставил судок.
— Вкусно было.
— Правда?
— Правда. Спасибо.
Галина замерла. Он сказал «спасибо». За все эти дни — впервые.
— Пожалуйста, — ответила она и почувствовала, как что-то тёплое разливается в груди.
— Завтра не приходи, — добавил Андрей.
— Почему?
— Выписывают меня. Домой.
— А… а как же лечение?
— Дома буду лечиться. Таблетки пить, режим соблюдать.
— Один?
— Один.
Галина взяла пустой судок и спрятала в сумку.
— Андрей, а может… может, я изредка буду приходить? Ну, проведать?
— Зачем?
— Да так. Посмотреть, как дела, принести что-то покушать.
— Не надо, Галка.
— Почему не надо?
— Потому что я не хочу привыкать.
— К чему привыкать?
— К тому, что ты заботишься. А потом опять исчезнешь.
Галина встала и подошла к окну. Во дворе всё те же старики кормили голубей.
— А если не исчезну?
— Исчезнешь. Как только надоест играть в добрую самаритянку.
— Не играю я ни в кого.
— Тогда что делаешь?
Галина обернулась. Андрей смотрел на неё серьёзно, ожидая ответа.
— Что делаю? — Галина медленно повернулась от окна. — Пытаюсь понять, почему мне так больно.
— Какая боль? Где болит?
— Не там, где таблетками лечат. Тут, — она приложила руку к сердцу. — Узнала, что ты болеешь, и как будто что-то оборвалось внутри.
Андрей откинулся на подушку.
— Галка, не надо. Мы же договорились — без сентиментов.
— Не договаривались мы ничего. Ты решил, что без сентиментов, а я не согласилась.
— Тогда скажи прямо, чего хочешь.
— Хочу… — она села на край кровати. — Хочу, чтобы ты не умирал.
— Все хотят не умирать. Это не новость.
— Андрюша, не юли. Ты же понимаешь, о чём я.
— Не понимаю.
— Понимаешь. Просто боишься сказать.
Андрей закрыл глаза.
— Боюсь, — согласился он. — Боюсь поверить, что ты правда переживаешь. А потом окажется, что просто жалость это.
— Не жалость.
— Тогда что?
— Любовь, — тихо сказала Галина. — Дурацкая, поздняя, но любовь.
Андрей открыл глаза и долго смотрел на неё.
— Галка, ты что говоришь? Мы же ненавидели друг друга.
— Думали, что ненавидим. А на самом деле просто не умели любить правильно.
— Как это — правильно?
— Ну… — Галина поправила одеяло на его груди. — Без криков, без упрёков. Просто быть рядом.
— Ты с Виктором была рядом?
— Андрей, ну зачем ты сейчас об этом?
— Затем, что хочу знать. Любила его?
Галина помолчала.
— Нет. Не любила. Мстила тебе.
— За что мстила?
— За то, что ты меня не замечал. Приходил домой, ужинал молча, телевизор включал. А я сидела на кухне одна и думала: «Может, я для него уже мебель?»
— Я уставал на работе.
— Знаю. Но мне было одиноко.
— И ты к соседу пошла.
— Пошла. Он хоть слушал меня. Говорил, что красивая, что умная.
— А я не говорил?
— Ты вообще мало что говорил. Особенно последние годы.
Андрей потянулся к тумбочке, взял стакан с водой, отпил глоток.
— Галка, а если бы тогда, пятнадцать лет назад, мы попробовали поговорить? Без крика, спокойно?
— Не знаю. Может, и получилось бы.
— А сейчас уже поздно?
— Почему поздно?
— Потому что я больной. Инвалид почти. Тебе такой муж нужен?
— Ты мне не муж. Ты бывший муж.
— Ну да. Бывший.
Галина встала и подошла к окну. На улице начинало темнеть, включились фонари.
— Андрей, а помнишь наш первый поцелуй?
— На танцах был. В клубе.
— После танцев. На остановке. Ты проводил меня домой.
— Помню. Ты в жёлтом платье была.
— В голубом.
— В голубом, да. И я думал: «Вот она, моя судьба».
— Правда думал?
— Правда. А потом думал так каждый день. Пока мы не поженились.
— А после свадьбы перестал?
— После свадьбы думал по-другому: «Вот она, моя обуза».
Галина резко обернулась.
— Обуза?
— Не сразу, конечно. Постепенно. Ты же требовала внимания постоянно. А у меня сил не было.
— Каких сил?
— Душевных. Приходил с работы как выжатый лимон. Хотелось тишины, а ты рассказывала про соседок, про магазины.
— Я делилась с тобой.
— Знаю. Но я не мог слушать. Голова гудела.
— А теперь можешь?
— Сейчас? — Андрей задумался. — Наверное, могу. Некуда торопиться.
Галина подошла обратно к кровати и села на стул.
— Андрюша, а что если мы попробуем ещё раз?
— Что попробуем?
— Быть вместе. Но по-другому.
— Как по-другому?
— Ну… Не спешить. Не требовать друг от друга невозможного. Просто дружить сначала.
— А потом?
— А потом видно будет.
Андрей долго молчал. В коридоре прокатилась каталка, где-то хлопнула дверь.
— Галка, — сказал он наконец. — А если у нас не получится? Если опять поругаемся?
— Тогда разойдёмся. Но уже не враги.
— А как?
— Как люди, которые пытались.
— Ты правда этого хочешь?
— Хочу.
— А вдруг мне хуже станет? Вдруг я совсем больным стану?
— Тогда я буду тебя лечить.
— Зачем тебе больной мужик?
— Затем, что я его люблю.
Андрей протянул руку и дотронулся до её пальцев.
— Галка, мне страшно.
— Чего ты боишься?
— Боюсь поверить. А вдруг ты опять уйдёшь?
— Не уйду.
— Откуда знаешь?
— Потому что пятнадцать лет без тебя — это слишком много. Больше не вынесу.
Андрей сжал её руку.
— Спасибо, что пришла, — сказал он тихо.
— Спасибо, что не выгнал.
— А знаешь, что я подумал, когда тебя первый раз увидел здесь?
— Что?
— Что, наверное, умираю. И галлюцинации начались.
Галина засмеялась сквозь слёзы.
— Дурак ты, Андрей Петрович.
— Дурак, — согласился он. — Но твой дурак.
Через неделю Галина стояла у подъезда Андрея с сумкой продуктов. Руки дрожали, как в тот первый день в больнице.
— Открывай, это я, — сказала она в домофон.
— Кто «я»?
— Галина. С борщом.
Дверь щёлкнула, открываясь.
Андрей встретил её на пороге квартиры в домашних тапочках и старом свитере.
— Опять борщ?
— А что, не нравится?
— Нравится. Просто удивляюсь — не надоело ещё варить?
— Не надоело.
Галина прошла на кухню. Всё было чисто, аккуратно. На столе лежали таблетки, расставленные по дням недели.
— Лекарства принимаешь?
— Принимаю. Как врач велел.
— А давление измеряешь?
— Каждое утро.
Она достала из сумки термос, хлеб, маленькую баночку сметаны.
— Андрюша, а можно я останусь пообедать?
— Можно. Только у меня нет нормальных тарелок. Всё в больницу унёс.
— Ничего, из кружек поедим.
Галина разлила борщ в две большие кружки, нарезала хлеб. Андрей сел напротив.
— Солёный?
— Нормальный, — он отпил ложку. — Как надо.
— А сметану будешь?
— Буду.
Они ели молча. За окном кричали дети во дворе, где-то работал перфоратор.
— Галка, — сказал Андрей вдруг. — А ты не пожалеешь?
— О чём?
— Что связалась со мной опять. Больным, старым.
— Не пожалею.
— Откуда знаешь?
— Знаю.
Андрей доел борщ и откинулся на спинку стула.
— Вкусно было. Спасибо.
— Пожалуйста.
— Галка, а помнишь, что ты мне сказала в первый день в больнице?
— Что именно?
— Что принесла борщ. Не суп, не щи, а именно борщ.
— Ну и что?
— А то, что борщ — это семейное блюдо. Его для близких варят.
Галина улыбнулась.
— Может, и так.
— Точно так. Посторонним люди котлеты жарят, пельмени варят. А борщ — это для своих.
— Умный ты, Андрей Петрович.
— Поумнел за эти годы. Поздно, правда, но поумнел.
Галина встала и начала убирать посуду.
— Оставь, — сказал Андрей. — Сам потом помою.
— Не оставлю. Привыкай.
— К чему привыкать?
— К тому, что теперь я буду приходить каждый день.
— Каждый день?
— Каждый день. С борщом, с супом, с кашей. И ты будешь это есть.
— А если не захочу?
— Всё равно будешь. Потому что я буду настаивать.
Андрей засмеялся.
— Галка, ты такая же упрямая, как раньше.
— Ещё упрямее стала.
— И хорошо.
— Почему хорошо?
— Потому что с такой упрямой женщиной мне точно не будет скучно.
Галина помыла кружки, вытерла руки полотенцем.
— Андрей, а завтра что хочешь?
— Завтра?
— На обед. Что сварить?
Андрей задумался.
— А можно гороховый? Тот самый, что ты в больнице приносила?
— Можно. С мясом?
— С мясом.
— Тогда утром схожу в магазин, косточку куплю.
— Галка, — Андрей встал и подошёл к ней. — Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что вернулась.
Галина посмотрела на него и вдруг поняла: они действительно начинают сначала. Не там, где остановились пятнадцать лет назад, а совсем с начала. Как будто встретились впервые.
— Я не вернулась, — сказала она тихо. — Я пришла.
