Этой зимой мороз стоял такой, что даже деревья потрескивали от холода. Ветра не было, но морозный воздух стоял стеной, пробираясь под одежду, щипал щеки, сковывал дыхание. Снег под ногами не просто хрустел – звенел, как стекло.
Мишка сидел на подоконнике, уткнувшись лбом в холодное стекло. Дышал ровно, и от дыхания на стекле появлялись тёплые пятна, которые тут же исчезали, словно их и не было.
Через улицу виднелось окно бабушки Дуни. Тёмное.
— Опять не топит, — пробормотал он и тяжело вздохнул.
В доме Дуни было тихо. Печь давно остыла. Соседи видели, как бабушка каждый день выходила на крыльцо, поправляла старенький платок, грела руки, подолгу смотрела на улицу, а потом так же неспешно возвращалась в дом.
«Справлюсь! Я ещё крепкая!» — твердила она всем, кто пытался предложить помощь.
А на самом деле не было у неё сил таскать тяжёлые дрова.
Мишка ещё раз посмотрел на темное окно, и внутри что-то защемило.
— Да ну её! — вдруг сорвался с языка у него. — Так нельзя.
Он спрыгнул с подоконника, схватил с вешалки шапку, натянул куртку, кое-как застегнул её на бегу и выскочил на улицу.
Ночной воздух был таким холодным, что обжигал горло. Мороз ударил в лицо, вцепился в уши, руки тут же задубели, но Мишка даже не заметил.
Он добежал до дома Петьки, задышал белыми облачками на замёрзшее окно и с силой застучал в дверь.
— Петя, выходи, дело есть!
Дверь открылась с протяжным скрипом, на пороге показался Петька – растрёпанный, зевающий, с одеялом, наброшенным на плечи.
— Чего разорался-то? Ночь на дворе! — пробурчал он, потирая глаза.
— Дрова для бабушки Дуни будем таскать. Холодно ей, понимаешь? — выпалил Мишка, подпрыгивая на месте, чтобы согреться.
Петька сначала нахмурился, но в глазах тут же мелькнуло понимание.
— А чего стоим тогда? — спросил он, скинул одеяло, нырнул в прихожую, натянул куртку, шапку, сунул руки в варежки. — Пошли за Остапом!
Так они вдвоём побежали дальше – к дому Остапа.
Ветер бил им в спину, пытался загнать обратно в тёплые дома, колючими иголками цеплялся за лица, но ребята не обращали внимания. Они были полны решимости, и никакой мороз не мог их остановить.
— Остап, ты с ума сошёл, что ли? — возмущалась мама, когда он натягивал валенки, торопливо засовывая штанины в шерстяные носки.
— Я быстро, мам! Там Дуне надо помочь!
Он уже хватал шапку, но мать нахмурилась, сложила руки на груди.
— Какая ещё Дуня? Куда в такую стужу?
— Бабушка Дуня, — выдохнул Остап, понимая, что спорить бесполезно. — Холодно у неё, а дров нет. Мы с ребятами… ну… дров натаскаем.
Мать открыла рот, чтобы возразить, но вместо этого вздохнула, махнула рукой:
— Ну смотри, чтобы без глупостей. И быстро домой!
Остап уже не слушал — схватил рукавицы, распахнул дверь и выбежал в ночь.
Когда трое мальчишек встретились у колодца, все трое были уже взбудораженные, разгорячённые не то от мороза, не то от собственной затеи. В воздухе кружился пар от дыхания, снег скрипел под валенками.
Они переглянулись и заулыбались.
— Ну что, начнём? — спросил Мишка, поправляя шапку.
— Давайте, по-тихому, чтобы никто не догадался, — кивнул Петька, хмуря брови.
— Да уж, по-тихому… — Остап ухмыльнулся. — Мы тут целую гору натаскаем, деревня потом слухи обсуждать будет!
Мальчишки фыркнули, но спорить не стали.
Они взялись за дело. Каждое движение сопровождалось лязгом, скрипом, хлопком валенок по насту, но они были так увлечены, что даже не замечали этого шума.
Первым делом потащили старую телегу, которая стояла за сараем Петьки. Колёса вмерзли в снег, и пришлось попыхтеть, чтобы сдвинуть её с места.
— Остап, подсоби, тут полено застряло! — Мишка натужился, пытаясь выдернуть застрявшее бревно из-под других дров.
— Да я вижу, давай, на раз-два!
— Раз!
— Два!
Полено со скрипом вывалилось, и мальчишки, потеряв равновесие, грохнулись в сугроб.
Секунду было тихо, а потом раздался дружный хохот.
— Вот так работа! — Петька отряхивался, стягивая снег с воротника.
— Давайте быстрее, а то замёрзнем тут! — Мишка поднялся и сразу же взвалил на плечо ещё одно полено.
Они больше не говорили. Только фыркали, дышали паром и таскали дрова, один за другим. Гора поленьев росла, пальцы зябли даже в рукавицах, носы краснели, но никто не сдавался.
Снег летел за шиворот, мороз щипал щёки, но их это только подзадоривало. Они не играли — работали. Работали так, будто за плечами было не десять-одиннадцать лет, а все двадцать.
И когда телега была полна, они, запыхавшиеся, довольные, посмотрели друг на друга.
— Ну что, везём? — спросил Петька, кивая в сторону дома бабушки Дуни.
— Везём, — кивнул Остап, закатывая рукава куртки. — Пока никто не проснулся.
Когда всё было готово, мальчишки с облегчением уселись на завалинку у бабушкиного дома. Горячее дыхание паром вырывалось изо рта, щеки горели от мороза и усталости, а варежки все промокли от снега. Они тяжело дышали, но на лицах у каждого сияло довольство.
— Теперь бабушке Дуни точно будет тепло, — тихо сказал Мишка, проводя рукавом по носу.
— Ещё бы. Тут на две зимы хватит! — усмехнулся Остап, хлопая себя по коленям.
Дров натаскали столько, что хватило бы не только на одну зиму, а как минимум на две. Высокая стопка поленьев аккуратно сложилась у крыльца, будто сама по себе.
— Ладно, бегом домой, а то нас накажут! — спохватился Петька, вспоминая, что родители, наверное, уже заметили его отсутствие.
Мальчишки вскочили и, стараясь не оставлять за собой следов, тихо побежали по заснеженной улице, пока морозные тени ночи ещё прятались за домами.
Утром деревня ещё спала. Только редкие петухи начинали подавать голос, а из труб домов уже потянулись тонкие струйки дыма.
Бабушка Дуня привычно вышла на крыльцо, зябко запахивая старенький пуховый платок. Хотела было направиться к колодцу, но остановилась как вкопанная.
— Ой, Господи… — ахнула она, прижимая руки к груди.
Перед её домом, у самого крыльца, возвышалась огромная гора аккуратно сложенных дров.
— Да что же это такое? — всплеснула она руками, глядя то на поленья, то на небо. — Чудо какое-то!
Она осторожно протянула руку, коснулась шероховатой коры, словно боялась, что дрова исчезнут, если дотронуться. Потом ладонями нежно провела по ним, будто это были дорогие гости, которых давно ждала.
В этот момент со стороны соседнего дома раздалось сонное ворчание.
— Эй, соседка, что ты там кричишь с утра пораньше? — выглянула из окна Марья Семёновна, зевая и завязывая на голове ситцевый платок.
— Глянь, дрова-то кто натаскал! — Дуня даже голосом дрогнула, не сдерживая слёз.
Марья Семёновна прищурилась, вглядываясь в улицу, потом фыркнула, хитро улыбнулась:
— Видно, ангелы по ночам работают.
Бабушка Дуня только покачала головой, сама не зная, плакать ей или смеяться.
Она долго ходила по деревне, спрашивая всех подряд, кто же мог оставить ей такой подарок. Заглянула к кузнецу, зашла в лавку, даже к сторожу на мельницу заглянула – никто ничего не знал.
А потом встретила Мишку, который как раз катался на горке с ребятами.
— Это, может, ты, Мишка? — прищурилась она, глядя на него внимательно.
Мишка мигом соскочил с санок, сунул руки в карманы и с серьёзным видом покачал головой.
— Да ну что вы, баб Дуня, — развёл он руками. — Я сам едва валенки нашёл!
Дуня внимательно посмотрела ему в глаза, но мальчишка держался молодцом.
Она только головой покачала.
— Ладно… — тихо сказала она, задумчиво.
К вечеру дрова уже были аккуратно сложены в сарае, а печь в доме топилась так жарко, что даже стекла в окнах запотели.
Бабушка Дуня сидела на тёплой печке, укутанная в платок, держа в руках чашку горячего чая. Она не знала, кто помог ей в такую лютую стужу, но знала одно – в этом мире есть место добру.
Она улыбнулась и тихо прошептала:
— Спасибо вам, ребята. Пусть добрые руки всегда остаются добрыми сердцами.
