— Она ж бездетная была! Только не рассказывайте мне, что она сама так решила, бац — и наследство вам! — Лариса прищурилась. — Вы просто удачно подсуетились. Мы всё понимаем.
Атмосфера на кухне моментально сгустилась от напряжения. Холодец в центре стола потихоньку таял, будто не выдерживая накала. Молчали все. Даже Павел, который обычно первым встревал в разговоры. Только Лариса стучала ложкой по столу.
Нина сняла очки и протёрла салфеткой линзы, пытаясь отвлечься. Глаза были красными от слёз и усталости. Вчера они пoхоронили тётю Маргариту. Нина не выспалась, толком не ела уже пару дней. Да и не до еды было, когда родня съезжалась не на поминки, а на делёжку.
…Семья у Нины была большой. У сестры Ларисы был звучный голос и пробивной характер. Брат Павел тоже за словом в карман не лез. Сама же Нина, скромная и тихая, внезапно оказалась в центре скaндала, к которому была совсем не готова.
— Хотите верьте, хотите нет, но тётя Рита оформила дом на Аню ещё три года назад, — тихо ответила она. — Мы ничего не просили. Она сама.
— Ага, — Лариса вальяжно откинулась на спинку стула. — Просто сама встала, пошла и оформила. Вот просто так, потому что твоя Аня оказалась ближе в этот момент.
— Так и было, — вмешалась Аня. — Никто на неё не давил.
Дочь Нины, Аня, сидела сбоку, ближе к окну. Худая, в тёмном свитере, с вьющимися, чуть растрёпанными волосами. На фоне остальных родственников она казалась хрупкой, но в действительности она могла и за себя постоять, и вёдра с водой потягать.
— Ань… — начал Павел. — Ну ты же в городе работаешь, а сюда добираться полчаса. У твоей мамы уже есть квартира, которая когда-то достанется тебе. А нам что?
— Вы так говорите, будто тётя вам что-то обещала, — возмутилась Нина, ощущая, как на них давят.
— Да какая разница? — вспыхнула Лариса. — Она наша тётка. Общая. И дом должен быть общим.
Нина поджала губы и бросила взгляд на яблоню за окном. Всё началось не вчера, не на пoхоронах, даже не в момент составления дaрственной.
Гораздо раньше…
…Когда Ане было восемь, Маргарита начала забирать её к себе.
— У нас чистый воздух, речка, двор. Чего ей тут в жаре и городской пыли возиться? — говорила тётя, заплетая девочке косички.
Сначала Аня просто бегала по саду, ела крыжовник с куста и строила шалаши из старого одеяла. Маргарита следила за её вознёй, смеялась и мазала кремом от ожогов. Но со временем девочка стала проситься помочь.
— Можно я полью клубнику?
— Можно, но вечером. До этого — рано. Жарко. Клубника не любит, когда воду льют прямо по горячей земле.
Аня научилась варить компот и варенье, печь шарлотку, обрезать растения. Когда она подросла, стала проситься к тёте на осенние и весенние каникулы, а потом начала приезжать сама. Просто так, без предупреждений и приглашений.
Маргарита называла её «маленькой хозяюшкой». Аня в ответ звонко смеялась и помогала мыть полы. В доме было тепло и уютно. Когда-то.
Ложка Ларисы со звоном опустилась в тарелку с уже остывшим пюре.
— Мы же не хотим у вас всё отнять, — сказала она. — Просто давайте по-людски. Продайте дом, и мы поделим всё на троих. А дальше — каждый по своему усмотрению. Что-то детям, что-то — себе. Так будет честно.
— Ну уж нет, — уверенно отрезала Нина и встала. — Честно — это когда по заслугам, а не пополам.
Она открыла окно шире и выпустила душный воздух. Прохлада приятно обожгла покрасневшее лицо. Однако спокойнее от этого не стало.
— Дом не продаётся. И точка, — твёрдо сказала она.
— Ну, значит, пусть так. Всё с вами ясно. Променяли совесть на дом.
Павел молча достал телефон и начал остервенело печатать кому-то. Возможно, жене. Возможно, юристу.
Аня, не сказав ни слова, встала и пошла во двор. Она хотела подрезать листья гиацинта. Те уже увяли. Нужно было срезать их ещё пару дней назад, но Ане было не до этого.
Когда-то они сажали эти луковицы вместе с тётей. Теперь она будет заниматься ими одна.
…Прошла неделя. Утро в квартире Нины началось с тревожной тишины и запаха слегка подгоревшего сахара. Она решила испечь для пожилой матери её любимый пирог с повидлом, но случайно передержала его в духовке. Впрочем, Антонина Степановна этого даже не заметила.
Она сидела, глядя в чашку с чаем так, будто где-то на дне притаилось лекaрство от всех её печалей. Очки сползли на кончик носа, руки были прилежно сложены на столе. Сухие, с пятнами от времени и сетью вен.
Рядом лежал телефон. Последние два звонка — от Ларисы.
— Ну, и что она тебе сказала? — Нина положила на стол прихватку, села рядом и перешла сразу к главному. — Дай угадаю. Что-то про меня и Аню?
Мать молча кивнула. Потом, спустя пару секунд, добавила почти шёпотом:
— Если будете вы с Аней — они не приедут. Ни она, ни Паша.
Кухню вновь наполнила тишина. Было слышно только гудение холодильника и тиканье старых настенных часов.
— Ну и пусть не приезжают, — тихо сказала Нина и отвернулась. — Нам никто не мешает накрыть стол и без них.
Антонина Степановна подняла взгляд. В её глазах не было ни упрёка, ни согласия. Только усталость от всего этого имущественного спора, который начинал затрагивать уже не объекты недвижимости, а сердца.
— Нина, ты ведь знаешь… Я не хочу вставать между вами. Я их не оправдываю. Но неужели нельзя было… ну, как-то по-другому? Хоть что-то им оставить?
Нина тяжело вздохнула. От кого другого она бы просто отмахнулась, но не от матери.
— Мама, ты же сама всё помнишь. Тётя Рита их звала. И не один раз. А ездила только я и Аня.
Мать опустила глаза.
— Я знаю. Знаю. Просто… я хотела, чтобы мы собрались вместе. Чтобы вся семья. Мне семьдесят пять, не восемнадцать. Кто знает, будет ли следующий раз?
Нине было нечего сказать. Конечно, она сочувствовала матери. Но разве ж дело в доме? Если её сестра и брат так легко манипулируют чувствами родного человека, значит, проблема куда более глубокая, чем хотелось бы.
Антонина незаметно смахнула слезу с уголка глаза и продолжила:
— Аня, конечно, умница. Только теперь и я под раздачу попала. Я для них теперь тоже никто, потому что не стала лезть.
Лариса и Паша когда-то так же предпочли не лезть и отгородиться от всего. Наверное, именно это и поставило их всех в такое положение.
…Маргарита тогда только пoхoронила Славу — мужа, с которым прожила почти сорок лет. В её доме стало тихо. Невыносимо тихо. Она включала телевизор, чтобы просто слышать чей-то голос.
Маргарита звонила Ларисе.
— Приезжай хоть на час. У меня тут так пусто, что я скоро с ума сойду.
— Тёть, у малого сейчас тренировка, потом логопед, потом ещё домашку из садика надо с ним сделать. Может, в воскресенье? — Лариса тараторила так быстро, словно отбивалась от консультанта «Орифлейма».
Конечно, в воскресенье она так и не приехала…
Маргарита пыталась достучаться и до Павла.
— Просто посиди со мной, — просила она. — Я даже обед приготовлю. И домой тебе что-нибудь заверну.
— Сейчас конец квартала. Мне не вырваться. Держись, ты у нас сильная.
Зато приехала Нина. Привезла старый семейный альбом и чай с чабрецом. Через день к ней присоединилась Аня.
Маргарита всё ещё плакала, но уже только по ночам и тайком. А однажды, глядя на то, как Аня старательно натирает посуду, сказала:
— Если бы у меня была дочка, я бы хотела, чтобы она была похожа на тебя.
Аня ничего не ответила. Она просто подошла, мягко обняла и стояла так, пока тётя не перестала содрогаться от всхлипов. Тогда-то всё и решилось. Сначала без бумаг, а позже — уже с ними.
Нину вернул в реальность щелчок закипевшего чайника. Она перевела взгляд на Антонину.
— Мам, раз уж всё так сложилось, давай отметим юбилей в доме тёти Риты. Тебе же всегда там нравилось. Свежий воздух, вид на сад. Думаю, Аня будет не против. Мы с ней всё приготовим.
Антонина немного подумала, потом вздохнула и медленно кивнула. Она похoронила в себе надежду на то, что дети соберутся в этот день…
…Юбилей решили отмечать с самого утра, но скромно. Бабушке хотелось не скатерти-самобранки и громких тостов, а горячего чая с пирогами, запаха садовой земли и разговоров, которые не нужно сглаживать.
Аня занялась тестом с вечера. Замешивала руками, без миксера, по старому рецепту тёти Маргариты. Нина запекала картошку, проверяла утку, раскладывала салфетки. Всё делалось вместе, по памяти, без поваренной книги и скaндалов. По крайней мере, сегодня.
Ближе к полудню Аня вышла во двор, чтобы отдохнуть на старых садовых качелях. Здесь тётя когда-то читала ей сборники сказок. На подлокотнике до сих пор осталось тёмное пятно от сигареты. Маргарита иногда позволяла себе куpить, а вот Ане строго-настрого запрещала. Говорила, что «прибьёт, если поймает».
В поисках специй Нина заглянула в кладовку и наткнулась на картонную коробку, обклеенную старыми марками. Внутри — открытки. Пёстрые, с сердцами, с бабочками. Аня дарила их тёте лет с пяти. На одной из них кривым почерком было выведено: «Люблю тебя, тётя Рита. Даже больше, чем Людмилу Васильевну».
Людмила Васильевна была первой учительницей Ани.
Слёзы подступили как туман: медленно, неизбежно, волной. Нина положила открытку обратно и закрыла крышку.
Больше она не прикоснётся к этой коробке. Слишком больно.
Гостей было немного. Пришла Валентина Семёновна с соседнего участка. В платке, с цветами в газете. Приехала подруга матери из города, привезла торт с жирным кремом, который никто не любил, но все ели из вежливости. Местный фельдшер тоже заглянул, поздравил, пошутил про давление.
Все сели за стол. Антонина Степановна была в центре. Она старалась сидеть прямо, но немного сутулилась из-за усталости. Или тяжёлых дум.
В какой-то момент она подняла стакан с компотом и сказала:
— Спасибо. Не за праздник. За другое. За то, что хоть кто-то помнит, кем была моя сестра. И любит этот дом так же, как любила она.
Нина улыбнулась, Аня опустила глаза. Гости чокались бокалами. Кто-то потянулся за салатом.
Праздник собрал не всех, но жизнь на этом не остановилась.
Когда всё закончилось, уже наступил вечер. Гости разошлись, Антонина ушла отдыхать в другую комнату. Аня мыла посуду.
Нина, проводив последнего гостя, подошла к дочери.
— Ты ведь не винишь себя, да?
Аня замерла и не сразу ответила. Наблюдала, как вода утекает в слив.
— Нет. Я просто… не могла отдать этот дом. Здесь всё с её отпечатками. Книги, сад, коллекция марок. Это не просто квадратные метры. Это память. Это мой второй дом.
Нина кивнула. Больше ничего и не требовалось.
На следующее утро Антонине пришло голосовое сообщение от Ларисы.
— Ну что ж. Поздравляю с прошедшим. Но передай своей второй дочери, что мы больше не семья.
Нина тайком удалила его, пока телефон стоял на зарядке, чтобы мать не переслушивала потом в одиночестве. «Жаль, что у тебя семья строится на бумагах», — подумала она.
Ближе к вечеру Антонина заметила, что кто-то подчистил историю чата, но лишь вздохнула.
— Не продали, не предали. И спасибо вам за это, — только тихо сказала она, сидя у окна.
Нина ничего не ответила. Всё уже было сказано. Каждый показал своё лицо.
