– Я просила тебя посидеть с детьми! Не на неделю, не на месяц! На один день!
– Анют, ну я же объясняла… У Николая юбилей, я должна всё подготовить… – Галина старалась говорить спокойно.
– Ах, юбилей! Конечно! Праздник важнее собственных внуков?! Вот почему я всегда всё одна… – Анна закатила глаза, демонстративно скрестив руки на груди. – Ты просто не хочешь мне помогать! Тебе на нас наплевать!
Галина молчала. Слова дочери больно врезались в сознание, заставляя чувствовать вину. Внуков она, конечно, любила. Безумно. Но ведь праздник мужа – это не просто посиделки. Пятьдесят пять лет! Родственники, друзья… Всё должно быть идеально. И она старалась. С утра бегала по магазинам, выбирала ингредиенты для блюд, которые он любит. Потом готовила, ползала с тряпкой по всему дому, подбирая крошки, которых никто, кроме неё, и не видел. А теперь вот эта сцена…
– Анют, я помогу. Завтра. А сегодня – не могу, правда.
– Ага, завтра… – Анна фыркнула. – Завтра тоже найдёшь оправдание. Ты всегда так!
Вот так всегда. Всё, что бы Галина ни делала, – недостаточно. Недостаточно хорошая мать, недостаточно заботливая бабушка. Да что там – недостаточно жена, раз Николай постоянно всем недоволен. Не тот салат, не то платье, не так встретила гостей…
– Я правда стараюсь… – прошептала она.
– Да что ты вообще понимаешь?! Ты ни разу не сидела с моими детьми! Да если бы ты знала, как я устала… – голос Анны сорвался, и она отвернулась, чтобы скрыть слёзы. – Мне нужна помощь, понимаешь? Нужна!
Галина хотела обнять её, утешить, как в детстве, но сделала шаг назад. Если она сейчас пойдёт на поводу у эмоций, если снова всё бросит и побежит к Анне, то… То ничего не изменится. И завтра будет то же самое. И послезавтра.
– Я помогу. Но не сегодня, – твёрдо произнесла она, стараясь удержать голос от дрожи. – Сегодня я занята.
Анна обернулась, в её взгляде было столько обиды, что Галина невольно отвела глаза.
– Ну конечно… Ясно всё с тобой, – Анна вышла, хлопнув дверью.
Галина устало привалилась к стене. Голова гудела, руки дрожали. Ощущение было такое, будто кто-то вырвал кусок души. Она медленно опустилась на пол, закрыв лицо ладонями.
– Почему я всегда виновата?..
Ей хотелось заплакать, разрыдаться от бессилия. Но слёзы не шли. Они застряли где-то в груди, как застревает заноза, напоминая о себе каждым вдохом.
– Галя, ты где? – в комнату заглянул Николай. – Ты готовишься, нет? Гости скоро будут. Я предупреждал, что нужно начинать раньше.
Галина поднялась, стараясь не смотреть на него.
– Я сейчас. Всё будет готово.
Она прошла на кухню, будто на автопилоте, и машинально начала резать овощи. Лук резал глаза, но это было даже к лучшему – никто не заметит слёз.
Почему так? Она ведь старалась для них. Для всех. Без выходных, без права на отдых. Всё – чтобы им было хорошо. Чтобы они были довольны. А в итоге… В итоге она просто никому не нужна. Только как прислуга, как домработница.
– Галь, ты что, опять не то масло купила? Я же просил сливочное, а не маргарин… – Николай стоял в дверях, укоризненно смотря на неё.
– Это сливочное, – ответила она, не оборачиваясь. – Просто другой марки.
– Ты специально, да? Назло мне? Я же просил по-человечески…
– Не назло, – прошептала она, чувствуя, как сжимается горло. – Просто… Я не успела в другой магазин.
– Конечно… Не успела. А время на болтовню с Анюткой нашла. – Он отвернулся, махнув рукой. – Ладно, как всегда, всё через одно место…
Он ушёл, оставив за собой тяжёлую тишину. Галина сжала нож сильнее, чувствуя, как по пальцам прокатывается дрожь.
– С меня хватит… – прошептала она, не осознавая, что произнесла это вслух.
Но слова прозвучали настолько ясно, что сама вздрогнула. Огляделась по сторонам, будто кто-то мог её услышать. Нет, в кухне никого. Только она и резкий запах лука.
– Хватит… – повторила Галина, и на этот раз голос прозвучал твёрже.
Впервые за долгое время ей стало легче. Как будто кусок занозы вытащили из груди, и стало проще дышать.
Она огляделась на кухню: гора немытой посуды, недорезанные овощи, кастрюли, сковородки… И всё это – для него. Для них. А для неё? Что остаётся для неё?
Ничего. Только усталость и боль.
Галина вытерла руки о фартук и сняла его, бросив на стул. В первый раз за много лет ей не хотелось продолжать. Не хотелось делать то, что от неё ждут.
Она подняла голову. Взгляд остановился на телефоне. Ей нужно было позвонить Ларисе. Сказать, что не придёт завтра на встречу – опять не успеет, опять не сможет вырваться из оков обязанностей.
Но вместо этого она взяла трубку и набрала номер.
– Лариса, привет… Я приеду сегодня. Да, прямо сейчас.
– Ого, а что случилось? – удивлённо спросила подруга.
Галина посмотрела на неубранную кухню, на список дел, на оставленный фартук.
– С меня хватит…
– Ну, тогда жду! – Лариса рассмеялась. – Я картошку как раз жарю. Приезжай скорее.
Галина кивнула, хотя подруга не могла этого видеть. Она бросила взгляд на дверь, за которой прятались все её обязанности, все упрёки, все слова, которые резали больнее ножа.
Она закрыла за собой дверь кухни и шагнула в прихожую.
Сегодня всё будет по-другому. Впервые за много лет.
Дверь захлопнулась с тихим щелчком. Галина стояла в прихожей, прижимая к груди сумку, в которой было всего ничего – кошелёк, телефон, ключи. Всё остальное осталось в доме. Тарелки, кастрюли, приготовленные салаты… Даже праздничный торт, который она пекла до глубокой ночи, чтобы Николай был доволен.
Что ж… Пускай режет и подаёт его сам.
Она сунула ноги в ботинки, наспех завязала шнурки. Взгляд зацепился за старое пальто, которое Николай вечно критиковал: «Опять в этой тряпке? Ты посмотри на себя – жена начальника, а одета как дворничиха!» Ну и пусть. Сегодня она выберет то, что ей удобно.
Открыла дверь и вышла на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, освежил, как глоток ледяной воды. Галина глубоко вдохнула. Мороз пробирал до костей, но она не чувствовала холода. Только свободу.
Шаг. Ещё шаг. Дальше – быстрее. Она шла по заснеженной дорожке, оставляя за собой цепочку следов. Всё дальше от дома, где оставались упрёки, претензии, ожидания. Она шла, не оглядываясь.
Телефон зазвонил. Один раз. Второй. Она знала, кто это. Николай. Конечно, он злится. Гости вот-вот придут, а жены нет. Кто будет разливать шампанское, кто будет подавать горячее? Кто будет прислуживать?
Звонок стих. Но тут же сменился новым – теперь звонила Анна. Галина прикусила губу, но трубку не взяла. Не сейчас. Если она ответит, если снова услышит обвинения в бесчувственности, в эгоизме… Она просто не выдержит. Вернётся обратно и будет выслушивать, будет снова оправдываться. А потом снова подчинится.
Нет. Больше не будет.
Она шла вперёд, не замечая прохожих, не обращая внимания на мокрый снег, забивающийся в ботинки. Улица казалась длинной и бесконечной, но Галина не останавливалась. Двигалась, как заведённая, будто боялась, что стоит остановиться – и всё закончится.
На остановке толпились люди. Они смеялись, говорили, жаловались на холод. Кто-то потирал замёрзшие уши, кто-то пинал ногой заснеженный бордюр. Обычная жизнь. Нормальная жизнь, где люди шли туда, куда хотели. Делали то, что им нужно.
А она? Куда она шла все эти годы? Для чего вставала по утрам? Чтобы угодить всем, кроме себя?
Автобус подъехал с шумом, распахнул двери. Галина шагнула внутрь, держась за поручень. Её затолкали внутрь, она встала в угол, прижавшись к окну. Автобус тронулся, и дома за окном начали плавно сменять друг друга.
Только теперь она позволила себе расслабиться. Плечи осели, дыхание стало ровнее. Звонки прекратились, телефон замолчал. Никто не знал, где она. Никто не знал, куда она едет.
– Следующая остановка – Пушкинская, – прозвучал голос в динамике.
Галина вдруг осознала, что даже не помнит, как оказалась здесь. Она машинально выбрала маршрут – тот, что вёл к Ларисе. Наверное, потому что сейчас ей хотелось только одного – чтобы кто-то выслушал её. Понял. Не обвинял, не требовал, не критиковал. Просто был рядом.
Лариса ждала её у подъезда, кутаясь в пуховик. Завидев Галину, она замахала рукой:
– Галка! Иди сюда, замёрзнешь же!
Галина кивнула, ускоряя шаг. В горле вдруг запершило, как перед слезами, но она тут же подавила это чувство. Она не будет плакать. Не будет. Ей просто нужно было выбраться, подышать, побыть подальше от всего этого.
Они поднялись в квартиру Ларисы, где сразу потянуло запахом жаренной картошки. Лариса захлопотала на кухне, выставляя на стол тарелки.
– Присаживайся. Ужин готов. Сейчас чайник закипит… Ой, да сними пальто, чего сидишь как в гостях? – подруга внимательно посмотрела на неё, прищурившись. – Что случилось?
Галина медленно опустилась на стул. Пальто так и осталось на ней. Ей было холодно, как будто мороз пропитал каждую клеточку тела.
– Я ушла.
– Куда? – Лариса продолжала суетиться, но уже более осторожно.
– К тебе. От них.
– От кого «них»?
– От всех… От Анны, от Николая… От их вечных упрёков… – голос задрожал. – Я больше не могу. Понимаешь? Не могу…
Лариса поставила чашку на стол и присела напротив. Галина заметила, как в её взгляде мелькнула тень понимания.
– Давно надо было. Я ждала, когда ты решишься.
– Я не могла… Всё время думала: а как они без меня? А если что-то случится?.. Я ведь должна быть там, правда? Я же… Я же мать. Жена. Я должна заботиться о них…
– Ты должна заботиться о себе. В первую очередь. – Лариса накрыла её руку своей. – Ты всю жизнь для них жила. Всё для них. А они? Хоть раз подумали о тебе?
Галина не ответила. Слёзы подступили к глазам, застилали всё перед ней, но она снова подавила их.
– Лар… Я устала. Я… Не знаю, как жить дальше. Я не умею по-другому.
– Ничего. Научишься. Я помогу. – Лариса улыбнулась, но в её глазах стояла боль. Она знала, о чём говорила. Она сама прошла через это.
– А если они меня не примут? Если Николай… – Галина вздохнула. – Он ведь никогда не простит мне этого.
– Это его проблемы. А не твои. Поняла? – Лариса подалась вперёд, заглядывая в глаза. – Ты не обязана быть жертвой. Не обязана служить им. Ты имеешь право на жизнь. Свою жизнь.
Галина смотрела на неё, не в силах произнести ни слова. Впервые за долгое время она услышала то, что хотела услышать. Не упрёки, не обвинения. А слова поддержки.
– Спасибо… – только и смогла прошептать она.
Лариса обняла её, крепко, по-дружески, и Галина вдруг поняла, что её наконец-то отпускает.
Галина проснулась рано, хотя спала, казалось, крепче, чем за последние несколько лет. Сквозь окно пробивался серый зимний свет. В комнате было тихо и уютно. Лариса оставила для неё комнату дочери, которая давно жила отдельно. Постельное бельё пахло свежестью, а подушка мягко обнимала голову.
Несколько секунд она лежала, вслушиваясь в непривычную тишину. Ни криков Николая: «Где мои носки?!» Ни звонков от Анны с очередными требованиями. Только спокойное дыхание дома, в котором её никто не ждёт с очередной просьбой.
Она могла просто лежать. Столько, сколько захочет. Никто не поторопит, не осудит. Это открытие ошеломило её.
Но уже через минуту Галина поняла, что не может оставаться в постели. Привычка. Она встала, быстро заправила кровать, натянула свитер, который Лариса бросила на стул. Её одежда помялась в сумке, да и не хотелось надевать то, что помнило дом, из которого она сбежала.
На кухне пахло кофе. Лариса уже хлопотала у плиты, напевая что-то под нос. Завидев Галину, она повернулась, сияя улыбкой:
– Доброе утро! Как спалось?
– Хорошо… Очень хорошо, – Галина села за стол, сцепив руки в замок. – Я и не помню, когда в последний раз так спала.
– Ну, ещё бы. Ты же вечный мотор – то готовишь, то убираешь, то за внуками бегаешь… Когда там отдыхать? – Лариса поставила перед ней чашку дымящегося кофе. – Завтракать будешь? Я омлетик сделала.
Галина кивнула, но чувствовала себя странно. Её кормили. Заботились о ней. Она не привыкла к такому.
Лариса поставила перед ней тарелку с омлетом и присела напротив. Некоторое время они ели молча. Галина наслаждалась вкусом еды, приготовленной не её руками. Это было удивительно.
– Какие планы на сегодня? – Лариса откинулась на спинку стула. – Хочешь прогуляться? Или дома побудем? Я взяла выходной, так что весь день в твоём распоряжении.
– Я… не знаю, – честно призналась Галина. – У меня никогда не было дня, когда… когда я могла делать что хочу.
Лариса внимательно посмотрела на неё, потом вздохнула:
– Галка… Ты правда столько времени жила только ради них?
– Я думала, так и должно быть. Ну… Я ведь мать. Жена. Я обязана…
– Обязана? Кому? Себе? Им? Или просто потому, что так принято?
Галина опустила глаза. Она не знала ответа. Сколько она помнила себя – всегда считала, что её долг в том, чтобы делать всё ради семьи. Чтобы Николай был доволен. Чтобы Анна не чувствовала себя одинокой. Чтобы внуки были счастливы. А она сама… Она была где-то в конце этого списка.
– Я думала, это нормально, – прошептала она. – Что женщина должна жертвовать собой ради семьи. Ради детей.
– А кто тебе это сказал? Николай? Анна? – Лариса наклонилась вперёд, пристально глядя в глаза. – Или это ты сама себя убедила в этом?
Галина задумалась. Откуда это пришло? От мамы? Та тоже жила ради семьи, терпела вспыльчивого отца, тянула хозяйство одна, пока он ворчал, что у него «тяжёлая работа». Она никогда не жаловалась, не спорила, не требовала ничего для себя. А потом… Просто ушла. Рано, слишком рано, оставив Галину наедине с этим чувством – что она тоже должна быть такой.
– Я… Не знаю, – прошептала она. – Но… если не я, то кто тогда? Кто будет о них заботиться?
– Они взрослые люди, Галка. Анна уже сама мать. Николай – здоровый мужик, который и яичницу себе может пожарить, если захочет. Они справятся. А вот ты… Ты-то когда жить будешь?
Эти слова ударили в самое сердце. Жить… Она и не думала, что может просто жить. Смеяться, отдыхать, заниматься тем, что нравится. А что ей нравится? Галина не могла вспомнить.
Лариса встала, забрала пустые тарелки и вдруг обернулась:
– Знаешь, что мы сделаем? Пойдём в парк. Подышим воздухом, покормим птиц. Ты давно гуляла просто так? Без списка дел в голове?
Галина покачала головой. Она не помнила, когда просто гуляла. Всё время спешка, всё время заботы…
– Вот и отлично. Пойдём. Я всё приготовлю.
Она зашуршала в шкафу, доставая шапки, шарфы, перчатки. Галина смотрела на неё, чувствуя себя гостьей в чужой жизни. В жизни, где люди могли делать то, что хотят, без обязательств, без чувства вины.
Они вышли на улицу. Морозный воздух обжигал щеки, снег мягко хрустел под ногами. Галина подняла голову, глядя на серое зимнее небо. Оно казалось таким высоким, таким безграничным…
Они шли молча, иногда перекидываясь фразами о всякой ерунде. Лариса рассказывала про своих внуков, про смешные случаи на работе. Галина смеялась, и ей было легко. Настолько легко, что она поймала себя на мысли – а ведь так можно было жить всегда.
Они пришли в парк, уселись на скамейку, рассыпая крошки хлеба птицам. Голуби слетались со всех сторон, нахально выпрашивая ещё. Лариса смеялась:
– Смотри, вон тот хромой, а нахальства – на троих! Ему бы в бизнес идти!
Галина улыбнулась. Она и не помнила, когда в последний раз вот так сидела, без забот, без мыслей о том, что нужно бежать домой, успеть приготовить, убраться…
– Лар, – тихо произнесла она. – А если я… Если я не смогу вернуться?
Лариса посмотрела на неё серьёзно.
– Это твой выбор. Хочешь – возвращайся. Хочешь – оставайся здесь, у меня. Никто не заставляет. Это твоё право – выбирать свою жизнь.
Галина задумалась. А правда… Чего она хочет?
Она не знала ответа.
Но одно знала точно – больше она не будет жить только ради других.
Галина стояла у окна, глядя на заснеженный двор. Лариса ушла в магазин, оставив её одну, чтобы она могла обдумать всё в тишине. А думать было о чём.
Телефон лежал на столе, молчаливый, как укор. За все эти дни – ни одного звонка. Ни от Николая, ни от Анны. В начале они названивали без остановки. Потом стали писать. Сообщения были короткими, злые слова жгли глаза, как перец:
«Ну и где ты? Долго ещё играть в обиженную?»
«Ты совсем совесть потеряла?»
«Мама, я думала, ты нас любишь…»
Она читала и чувствовала, как внутри поднимается волна вины. За то, что ушла. За то, что оставила их в тот момент, когда была нужна. За то, что не оправдала ожиданий.
Но потом приходила другая мысль. Холодная, ясная, отрезвляющая: «А когда они были рядом с тобой? Когда они думали о том, как тебе?»
Она подумала про юбилей Николая. Как он наверно недовольно кривился, когда гости спрашивали, где хозяйка. Как отмахивался: «Да мало ли… У неё свои дела. Наверное, у Лариски сидит, сплетничает». Никто даже не подумал, что она могла устать. Что могла захотеть просто побыть одна.
А Анна… Она так и не позвонила снова. Пару сообщений – и тишина. Наверное, обиделась. Или просто нашла, кем заменить её помощь. Галина вздохнула, чувствуя боль в груди. Она всегда думала, что нужна им. Что без неё они не смогут. А оказалось – могут. Просто не хотят.
Дверь открылась, Лариса вошла, неся сумки с продуктами. Поставила их на стол, посмотрела на Галину:
– Что-то случилось? Ты вся побелела.
– Они не звонят, – тихо ответила Галина, не оборачиваясь. – Уже несколько дней.
Лариса кивнула, присаживаясь рядом:
– Ждут, что ты первая сдашься. Что вернёшься с извинениями.
– Я не хочу извиняться. Я не виновата… – в голосе прорезалась горечь. – Я просто устала. Я не железная…
– И не обязана быть. Никто не обязан. – Лариса положила руку на её плечо. – Ты имеешь право на отдых. На жизнь.
– Они думают, что я их бросила. Что предала. – Галина прикрыла глаза. – А я ведь просто хотела… Чтобы они поняли, как мне тяжело.
– Они поймут. Рано или поздно. Вопрос в том, что будешь делать ты, пока они это осознают.
Галина задумалась. Она сбежала, потому что не могла больше терпеть. Но что дальше? Она не могла вечно сидеть у Ларисы. Нужно было что-то решать. Возвращаться? Начинать всё заново?
– Я не знаю, как жить дальше, – прошептала она.
– Может, пора быть для себя? – тихо спросила Лариса. – Попробовать. Просто попробовать.
Галина обернулась, глядя в глаза подруги. В этих глазах была такая поддержка, такая уверенность, что она вдруг почувствовала – да, она может попробовать. Пусть это страшно, пусть непривычно. Но она должна. Ради себя.
– Я боюсь… – голос дрогнул. – А если не получится?
– Если не попробуешь – точно не получится.
– Я останусь ещё ненадолго, – тихо сказала она, глядя в окно. – Хочу понять, чего хочу на самом деле.
– Конечно. Оставайся сколько нужно. Ты дома, – Лариса обняла её, крепко, по-дружески.
Галина закрыла глаза, прижавшись к подруге.
Вечером, когда Лариса ушла в ванную, телефон ожил. Экран загорелся, высветив имя: «Анна».
Галина замерла, смотря на мигающий дисплей. Сердце забилось быстрее. Ответить? Проигнорировать? Она не знала, что делать.
Звонок оборвался. Но через минуту пришло сообщение:
«Мама… Прости меня. Я была неправа. Я так по тебе скучаю… Пожалуйста, вернись. Мы все нуждаемся в тебе. Я… Я поняла, как было тяжело. Я не справляюсь одна. Прости…»
Слёзы брызнули из глаз, она даже не пыталась их сдерживать. Прочитала сообщение ещё раз, потом ещё. Анна просила прощения. Признавала свою вину.
Руки дрожали, когда она набирала ответ:
«Я тоже по тебе скучаю. Я люблю тебя, Анют. Но мне нужно ещё немного времени. Я должна понять, как жить дальше. Я вернусь. Обещаю. Но не сейчас…»
Она нажала «отправить» и, выдохнув, положила телефон на стол. Почувствовала, как плечи расслабились, как с души упал тяжёлый камень.
Она выбрала себя.
Галина подошла к окну, посмотрела на звёзды, мерцающие в холодном зимнем небе. Они казались такими далёкими, недостижимыми… Но ведь кто-то когда-то смог до них дотянуться.
Значит, и она сможет дотянуться до своей мечты. До своей жизни.
Она не знала, сколько времени ей понадобится, чтобы вернуться. Но знала, что уже никогда не станет той женщиной, которая жила только ради других.
Теперь она будет жить ради себя.
