Жила себе Татьяна — спокойно, без особых приключений, но и без головной боли. Ей уже пятьдесят восемь, но она выглядела хорошо: волосы подкрашенные, фигура — не девичья, конечно, но вполне ладная. Квартира у неё была двухкомнатная, уютная, с балконом, где летом она выращивала укроп и петунии. Вся жизнь в порядке — по полочкам, как в серванте: кружки отдельно, воспоминания отдельно, и всё на своих местах.
Она одна жила последние восемь лет. Муж умер — тихо. Сердце. Дети были, но взрослые, по разным городам разлетелись, иногда звонили. А так — тишина. Татьяне даже нравилось: никому не надо готовить на скорую руку, никто не занимает ванну, никто не ворчит, что борщ жидкий. Захотела — кино включила. Захотела — кофе с пирожным вечером. Свобода.
А потом объявился Игорь.
Познакомились как-то случайно. В очереди в аптеке. Он пошутил про цены на таблетки, она хмыкнула, и пошло-поехало. Через месяц — чай, ещё через два — “давай поживём вместе, чего тянуть-то в нашем возрасте”.
— У тебя ж квартира — загляденье, — говорил он, прохаживаясь по комнатам. — Уютно, просторно. Сразу видно — хозяйка с руками.
Она тогда даже покраснела. Приятно ведь, когда мужчина замечает не только глаза, но и шторы, и полки.
Он переехал со своим чемоданом и дрелью, повесил крючки, подкрутил кран — хозяйственный. По вечерам они смотрели “Поле чудес”, спорили, кто угадает слово, смеялись, когда Якубович танцевал. Жили. Не то чтобы любовь-морковь, но по-своему тепло.
Пока не случился “сюрприз”.
Однажды вечером он зашёл на кухню, сел, почесал подбородок и говорит:
— Танюх, я вот подумал… Может, дети мои у тебя пока поживут?
Она даже не сразу поняла. Как “у тебя”? Какие дети? Он что, шутит?
— В смысле “у тебя”? — нахмурилась она, отставляя чашку. — Ты что, договорился уже?
— Да нет… Я просто думаю. Ну, у тебя же квартира большая, а у Киры с ремонтом беда, Артём из общаги вылетел — хозяйка там с ума сошла. Я ж не предлагаю насовсем! На время.
— А что, твоей квартиры им мало? — прищурилась Татьяна. — Или я теперь гостиница?
— Ну у меня ж однушка, Танюша, не повернуться. А тут — комната свободная, уюта полно, всё по-людски.
— Ты вообще со мной советоваться не думал? Или решил, что раз я добрая, можно кого угодно подселять?
Он замялся, почесал затылок.
— Да я ж по-доброму… Дети ж. Родные. Времени — чуть-чуть. Кира взрослая, Артём тоже уже мужик почти. Проблем не будет.
Она замолчала. Дети, конечно, хорошо. Свои — свои. Но чужие — это совсем другое. Она их пару раз видела мельком, когда те приходили на день рождения Игоря, и всё. Ни особого “здравствуйте”, ни интереса. Просто постояли, поели салат и ушли.
— Я подумаю, — сказала она глухо.
Но подумать не дали. Через два дня он уже сказал, что “всё устроено” — приедут в субботу, поживут “неделю-две, не больше”. И как-то так сказал, будто она сама предложила.
Татьяна тогда впервые за долгое время закрылась в ванной и просто сидела на краю ванны, глядя в кафель. Хотелось и плакать, и ругаться, и уехать к чертям. Но она молчала. Как будто потеряла голос.
В субботу к обеду приехали.
Кира — высокая, худая, с серьёзным лицом, сразу пошла по квартире, будто инспекцию проводит. Артём — в джинсах с дырками, с гитарой за плечом и усмешкой на лице. Он сразу заглянул в холодильник, достал сок и выпил прямо из пакета.
— Привет, Татьяна Петровна, — буркнул он. — Красиво у вас.
— Спасибо, — натянуто сказала она. — Разувайтесь, пол чистый.
Они расселились быстро. Кира заняла гостевую, Артём — раскладушку в зале. Игорь помог с вещами, потом включил телевизор и стал объяснять, какой сериал сейчас “нормальный идёт”.
А Татьяна в этот вечер сидела на кухне, пила чай и думала, что её уютная, родная квартира стала вдруг какой-то чужой. Шторы — чужие, звуки — не её, даже запах — другой. Чувствовала себя гостьей в собственном доме.
Игорь подошёл, положил руку на плечо:
— Ну чего ты, Танюша… Не злись. Скоро всё рассосётся. Главное — семья вместе.
А у неё внутри что-то кольнуло.
— Какая семья, Игорь? — тихо сказала она. — Я им кто? Мачеха в телевизоре?
Он усмехнулся, пожал плечами:
— А ты не преувеличивай. Главное — чтоб без ссор.
Но ссоры были впереди.
Первые пару дней Татьяна ходила по квартире, как по минному полю. Не знала, куда сесть, где теперь “её место”. На кухне по утрам Кира ставила свою чашку на подоконник — рядом с Татьяниной. Чай пила зелёный, какой-то вонючий, и всегда забывала выключить чайник. Артём слушал музыку в наушниках, но наушники, судя по всему, работали только как украшение — грохот шёл по всей квартире.
— Артём, потише сделай, — однажды не выдержала она. — Ну невозможно же!
— Да ладно вам, — махнул он рукой. — Это ж Пинк Флойд. Классика.
— А мне всё равно. Уши не просят, чтобы их мучили. Тут не дискотека.
— Ну я же в наушниках.
— А громкость ты проверял?
Он фыркнул, ушёл в комнату. Через две минуты — снова: “We don’t need no education…”
Игорь вечером, как всегда, делал вид, что ничего не происходит.
— Да ты не обращай внимания, — говорил он. — Молодёжь. Сейчас все такие. Главное — не лезь к ним. Сами освоятся.
Татьяна молчала. Не потому что “сама справится”, а потому что понимала — говорить бесполезно. Он был счастлив, что дети рядом, и всё остальное его не особо волновало.
На третий день она проснулась раньше обычного. Хотела выйти на кухню, сварить себе овсянку. Зашла — а там Кира.
Стоит у раковины, ест что-то прямо с ложки, в халате, с полотенцем на голове. На подоконнике сушится её бельё.
— Доброе утро, — кивнула Кира. Холодно. Почти официально.
— Доброе, — ответила Татьяна. Хотела сказать про бельё, но не стала. Устала уже.
Взяла кастрюлю, посмотрела — пусто.
— Мою кашу вылили?
— Там была какая-то густая. Я подумала, что испортилась, — сказала Кира, не поворачиваясь.
— Она была не испорченная. Она просто постояла ночь. Завтра так не делай, ладно?
— Я ж не со зла, — фыркнула девушка.
Татьяна села за стол, глядя, как капает из чайника на плиту. Маленькие капли. Постоянные. Надо бы прокладку поменять, но Игорь всё тянет.
Когда тот пришёл вечером, она всё-таки завела разговор:
— Игорь, ты в курсе, что твоя дочка бельё сушит на кухне, а сын орёт, как на рок-концерте?
Он только вздохнул.
— Таня, ты опять? Ну что тебе стоит потерпеть чуть-чуть? Ты же сама говорила — человек должен помогать. Ты ж не злая у меня.
— Я не злая. Я просто хочу, чтобы в моей квартире было хоть немного покоя.
— Да ты не бурчи, как бабка. Молодые они. Сейчас пару недель, и всё.
— А если не “пару”? А если останутся? Ты с ними разговаривал вообще?
— Ну… им удобно, конечно. Тут хорошо. Но мы ж не можем выгнать, правильно?
Она встала. Поставила чашку в раковину, вытерла руки о полотенце.
— Мы не можем? Или ты не хочешь?
Он замолчал.
С того вечера она перестала с ними общаться. Вежливо здоровается — и всё. Никаких бесед, никаких “пожарим вместе котлетки” и “посидим вечерком”. Она жила в своём углу. Смотрела телевизор с наушниками, чтобы не слышать их разговоров. Ела позже или раньше, чтобы не пересекаться.
Как-то утром, выходя на работу, она увидела, что Кира в прихожей меряет её сапоги.
— Это ты чьи взяла? — спокойно спросила она.
Кира вздрогнула.
— Я просто хотела посмотреть. Они на вид удобные.
— На вид — смотри. На ноги не надевай. Я чужую обувь не беру, и мне не нравится, когда мои вещи трогают.
Девушка опустила глаза. Не извинилась. Просто поставила сапоги обратно.
Позже, вечером, Игорь начал:
— Ты зачем на Киру накричала?
— Я не кричала. Я просто сказала, чтобы мои вещи не трогали.
— Ну это же мелочь, Таня! Ты не замечаешь, как мелко всё стало? Ты вечно чем-то недовольна.
— Да, — кивнула она. — Я недовольна тем, что в моей квартире живут чужие люди, ведут себя как дома, и я даже слова сказать не могу. Ты этого не видишь?
Он отвернулся. Помолчал. Потом буркнул:
— Ты преувеличиваешь. Всё не так страшно.
— А знаешь, Игорь, — спокойно сказала она. — Страшно не то, что они тут живут. А то, что ты даже не попытался меня услышать.
Он не ответил. Лёг спать на диван.
Через день она уехала к подруге. Сказала, что “надо развеяться”. Игорь не остановил. Только спросил: “На сколько?”.
— Не знаю. Сколько захочу, — ответила она. — Ты ведь всё решил сам. Вот и живи сам.
У подруги Татьяне стало легче уже на второй день. Надежда — человек простоватый, но добрый. Живёт вдвоём с котом, ругает политику, смотрит сериалы, и всегда варит куриный суп с лапшой, “как в детстве”.
— Да ты не переживай, Танюх, — подливала она ей чай. — Мужики они как дети. Решил, что умный, и пошёл командовать. А ты чё? Молча всё терпишь. Скажи прямо — либо порядок, либо пускай со своими поживёт, в своей однушке.
— Вот и скажу, — выдохнула Татьяна, глядя в окно. — Просто надо было выдохнуть. А то в квартире как в тумане жила, ничего не слышала, кроме шагов и дверей.
Три дня она провела у Надежды. Никуда особо не ходили — по магазинам, в аптеку, немного по парку прошлись. Но даже этот покой, этот обычный бытовой ритм показал, как сильно она устала.
На четвёртый день утром Игорь позвонил.
— Ну чё ты… долго ещё? Тут и Кира спрашивает. Скучно как-то.
— Так это хорошо, что скучно, — ответила Татьяна. — Пусть почувствуют, как без хозяйки.
Он помолчал. Потом, неуверенно:
— Ты вообще домой-то собираешься?
— Да. Вернусь. Только уже всё будет не как раньше.
— Ты о чём?
— Поймёшь.
Вернулась она без сцен. Просто приехала, открыла дверь, поставила сумку в угол. Куртку повесила, тапки надела. Села на табурет на кухне, налила себе чай. Молча осмотрелась: беспорядок, посуда в раковине, грязные носки в коридоре — всё как было. Но внутри у неё уже было по-другому. Там всё встало на свои места.
Она прошла по квартире, как хозяйка, проверяя, что и где. Открыла балкон — там сушится какое-то чьё-то бельё. Закрыла. Поставила чайник, помыла посуду. Потом села и стала писать список.
Когда к вечеру все вернулись, она встретила их молча. Ни “как дела”, ни “где были”. Просто:
— Садитесь, поговорим.
Они переглянулись. Игорь сразу напрягся.
— Таня, ты чего…
— Тихо. Слушайте. Первый пункт: в этой квартире хозяйка — я. Второй: чужие вещи по шкафам не пихать, одежду не трогать, еду не выбрасывать. Третий: если вы здесь живёте, то убираете за собой сами. Сами! Не Игорь, не “потом”, а сразу. Четвёртый…
Кира перебила:
— Мы что, в детский сад попали?
— Нет, — спокойно ответила Татьяна. — Вы — в мою квартиру попали. Не нравится — ищите жильё.
Игорь покраснел:
— Танюша, ты как с ними разговариваешь? Они ж не враги.
— А я не домработница. И не добрая мачеха из сказки. Я просто женщина, которая не обязана терпеть бардак у себя дома.
Молчание. Потом Кира встала:
— Я позвоню маме. Наверное, у неё можно будет остаться.
Артём только пожал плечами:
— Я могу к Саньку. Он как раз один живёт.
— Вот и отлично, — сказала Татьяна.
Через пару дней дети уехали. Без скандалов, без прощаний. Собрали вещи, Кира сказала короткое «до свидания», Артём только махнул рукой. Татьяна даже не провожала — просто закрыла за ними дверь.
Игорь после этого ходил по квартире тише воды. Делал всё молча: помыл за собой кружку, вынес мусор, поужинал — как в гостинице. Глаза не прятал, но и разговаривать особо не лез. Видно было — варится в себе.
В один из вечеров он всё-таки не выдержал:
— Ты добилась своего. Они ушли.
— Я не “добивалась”. Я просто защищала то, что моё.
— Ты вообще слышишь себя? Это же мои дети!
— А ты слышал меня, когда я тебе говорила “не надо”?
Он сжал кулаки, отвернулся к окну.
— Ты стала жёсткой, Таня. Раньше ты была мягкой.
— Я не мягкая. Я просто долго молчала. А теперь — нет.
Он ушёл спать на диван.
На следующий день он пришёл с цветами. Простыми — гвоздики и хризантемы. Поставил на стол.
— Прости, — сказал. — Перегнул. Не подумал, как тебе это всё.
Татьяна посмотрела на него, немного помолчала.
— Лучше поздно, чем никогда, — только и ответила.
Он кивнул. Потом добавил:
— Я, если что, готов по правилам. По-твоим. Или — по-нашим. Как скажешь.
Через пару недель после того, как дети уехали, Татьяна решила разобрать кладовку. Вещей там скопилось — не то что на выброс, но и не на каждый день. Позвала Игоря, чтобы помочь дотянуться до верхней полки.
— Вот это куда? — спросил он, держа в руках старую коробку из-под обуви.
— Посмотрим.
Внутри оказались письма, старые открытки, фотографии — давно не открывала. Вытянула снимок, где она ещё с первым мужем и детьми, на даче, с вёдрами клубники.
— Выкидывать не будем, — сказала она. — Убирай обратно.
Игорь не стал спорить, молча поставил коробку на другую полку.
Потом Татьяна пошла на кухню и достала бумажку с цифрами.
— Тут вот, — показала она, — по коммуналке за тот месяц, когда дети у нас жили. Сумма выросла — почти на шесть тысяч. Это за воду, свет, всё вместе.
Он вздохнул, посмотрел, кивнул.
— Ну да. Я переведу тебе. Я сам должен был сразу подумать.
— Ну вот. Значит, теперь будешь думать.
На следующий день позвонила Кира. Спросила не про отца, а напрямую к Татьяне:
— Татьяна Петровна, у меня такая ситуация… Подруга осталась без жилья, там с ребёнком. Можно она к вам на недельку?
— Нет. Нельзя, — ответила Татьяна спокойно. — Я уже принимала гостей. Хватит.
— Это же на чуть-чуть…
— Всё. До свидания.
Она отключила, поставила телефон на зарядку и пошла мыть пол в коридоре.
Игорь услышал разговор, но не стал вмешиваться. Только вечером за ужином спросил:
— Звонила?
— Звонила. Про подругу с ребёнком. Хотела к нам пристроить.
— Ну и?
— Я сказала “нет”.
Он ничего не ответил. Продолжил есть гречку. Через минуту добавил:
— Правильно сделала.
На выходных Татьяна предложила съездить к её сыну — в гости. Он жил в соседнем городе, давно приглашал. Игорь не возражал. Съездили, пообщались. Без напряжения. Всё спокойно, по-семейному.
После поездки он как-то вечером сам заговорил:
— Слушай, а может, мы вместе тот балкон доделаем? Всё руки не доходили. Я тебе полки поставлю, ты там цветы рассадишь.
— Давай. Только не тяни, как с той полкой в ванной.
— Не буду.