Анечка, золотко, давай к старушке переезжай, а? Сама видишь, ноги не те, сердце шалит. Да и одной скучно… А ты — своё, родное дитятко. Разве бросишь меня в такой момент?
Галина Павловна сидела в своём кресле, укутанная в старый шерстяной плед. В руках вертела ложку, медленно размешивая чай. Её голос был мягким, чуть дрожащим — тем самым, которым старики умеют вызывать жалость.
Аня стояла у окна, глядя на вечерний город. Огни рекламных щитов дрожали в стекле. Она давно мечтала о такой квартире — в центре, просторной, с высокими потолками. Эта квартира была как символ чего-то стабильного, настоящего.
— Вы же говорили, что хотите пожить одна… — неуверенно пробормотала она.
— Ну что ты, милая, я ж вижу, как ты обо мне заботишься! Кому эта квартира после меня достанется? Конечно, тебе.
Эти слова Галина Павловна произнесла буднично, словно это был решённый вопрос.
Аня стиснула губы.
Она никогда не была карьеристкой. Вся её жизнь — работа в аптеке, съёмное жильё, надежда, что однажды всё устроится. Может быть, она встретит кого-то, создаст семью… Но жизнь шла, ей уже тридцать пять, а ничего так и не складывалось.
И вот этот шанс.
Тётина квартира.
— Но ведь вам ещё долго жить, тётя Галя, — пробормотала она, осторожно.
Галина Павловна хихикнула:
— Да уж, знаю я, как вы, молодые, думаете. Но я же не дура, я вижу: ты — единственная, кто обо мне заботится. Я ведь не слепая.
Аня посмотрела на неё.
Старушка выглядела ещё довольно бодрой, но что-то в её осанке изменилось — раньше она держалась прямее, голос звучал твёрже. Сейчас перед Аней сидела маленькая пожилая женщина, которая, казалось, заранее готовилась стать немощной.
— Хорошо, тётя, — наконец сказала Аня.
Галина Павловна довольно улыбнулась и протянула ей ключи.
— Вот и славно. Теперь ты у меня как дочка.
Переезд занял всего два дня.
Аня перевезла несколько чемоданов с одеждой, книги, пару коробок с посудой. От её прежней квартиры ничего не осталось. Она расставила свои вещи в маленькой комнате, которая раньше служила кладовкой.
— Ты чего в этой конуре поселилась? — недоумённо спросила Галина Павловна, проходя мимо.
— А где же ещё? У вас ведь спальня…
— Да, да, конечно. Ну, смотри сама.
Аня не хотела претендовать на чужое пространство раньше времени. Она понимала: тётя привыкла жить одна, ей нужно время.
С утра — каши, таблетки, измерение давления. Днём Аня уходила на работу, а вечером снова возвращалась к тёте. В доме было прохладно — Галина Павловна любила экономить на отоплении.
— Не мёрзнешь, родная? — как-то спросила она, когда Аня сидела в кресле, кутаясь в плед.
— Немного…
— Надо потерпеть. Нам ещё счета оплачивать, а электричество нынче дорогое.
Аня только кивнула.
Сначала было сложно, но она привыкала.
Галина Павловна не была тираном, но постепенно бытовые мелочи начали накапливаться.
— Ой, Анечка, что-то у меня давление сегодня… Может, компрессик сделаешь?
Аня отрывалась от книги, бежала за полотенцем.
— Милочка, посмотри, там что-то в ноге колет… Помассируй немножко?
— Конечно…
Она массировала.
Ночью старушка кашляла, и Аня вскакивала, неслась с лекарствами.
Она терпела. Ведь тётя так заботливо повторяла:
— Ты не пожалеешь. У тебя будет прекрасная квартира.
Она верила.
Но однажды, вернувшись с работы, увидела в прихожей чужие ботинки.
В зале сидел мужчина — строгий, в костюме, с портфелем на коленях.
— Ой, Анечка, это Максим, — тётя ласково похлопала его по руке. — Он юрист. Помогает мне с документами.
Максим взглянул на Аню с лёгкой улыбкой.
— Да, мы тут кое-что обсуждали. Просто некоторые вещи нужно оформлять заранее.
— Какие вещи?
Галина Павловна махнула рукой:
— Да так, ерунда, не волнуйся.
Аня почувствовала, как в груди шевельнулась тревога.
Но она не придала этому значения.
Она ведь знала, что всё идёт к лучшему.
—
Аня давно уже перестала ждать благодарности. Всё происходило по накатанному сценарию: утренний чай, таблетки, растирания, походы в аптеку. Тётя привыкла к её присутствию так, как привыкают к старой мебели — как к чему-то само собой разумеющемуся.
— Анечка, миленькая, принеси-ка мне воды, — тётя кряхтя устраивалась в кресле.
— Конечно, тётя, — Аня машинально поднималась и шла на кухню.
Она часто ловила себя на том, что уже не задумывается над своими действиями. Как автомат: принесла воду, подложила подушку, помассировала ноги.
— Знаешь, я тут вспоминала… — однажды задумчиво произнесла Галина Павловна, грея руки о чашку.
Аня посмотрела на неё.
— Что?
— Как же хорошо, что ты есть у меня. Я вот думаю: сколько в жизни было ошибок, сколько людей рядом… А в итоге остаётся только семья. Только ты.
Аня почувствовала тёплую волну внутри. Это ведь значит, что тётя ценит её?
— Да, тётя, я тоже так думаю, — мягко улыбнулась она.
В те редкие вечера, когда ей удавалось выкроить минуту для себя, она сидела в своей комнате, сжимая старый ключ в ладони. Тот самый, что дала ей тётя, когда она переехала.
Ключ был символом.
Знаком того, что её терпение окупится.
Как-то вечером тётя закрылась в комнате с Максимом.
Аня слышала, как они что-то обсуждают, слышала шорох бумаг, но не придавала этому значения.
Она доверяла тёте.
Ключ в её ладони был тяжёлым.
Она просто должна была немного подождать.
—
Аня пришла домой позже обычного. Рабочая смена в аптеке выдалась тяжёлой, ноги гудели, руки были в мелких порезах от коробок с лекарствами. Она мечтала только о том, чтобы выпить чаю и упасть на кровать.
Но едва она вошла в квартиру, как услышала чужой голос.
— Ну, тут лоджию можно застеклить, кухня удобная…
Аня замерла.
В прихожей стояли мужские ботинки, а в зале незнакомый человек оглядывался по сторонам, явно оценивая обстановку.
— Простите, а вы кто?
Мужчина повернулся.
— Ой, здравствуйте. Я риелтор, квартиру вашу продаём.
Аня похолодела.
— Какую квартиру?
— Ну эту, вашу. Вам тётя не говорила? Сделка практически завершена.
Мир вокруг поплыл.
Она бросилась в комнату тёти.
— Тётя Галя! Это что?!
Галина Павловна сидела в кресле, скомканный носовой платок в руках.
— Ой, милая, я не хотела тебе сразу говорить…
— Говорить что?!
Тётя тяжело вздохнула.
— Я оформила дарственную.
— На кого?
— На Максима.
Слова ударили в грудь, как пуля.
— Но вы же… вы же обещали!
Галина Павловна закусила губу, её взгляд скользнул в сторону.
— Прости, родная… Так вышло.
— Так вышло?!
— Мне Максим помогал с документами… Всё объяснил… Да и возраст уже, знаешь… Вдруг что случится… А ты молодая, у тебя ещё всё впереди…
Аня почувствовала, как внутри что-то разрушается.
Всё это время, все эти ночи, таблетки, уколы… Всё было зря?
— А мне? Мне что делать?
Тётя нахмурилась, будто этот вопрос был ей неприятен.
— Ну что ты так, Анечка? Неужели ты только из-за квартиры со мной сидела?
Удар.
Аня сглотнула.
— Вы не имеете права так говорить.
— Ну не начинай! Жизнь так устроена… Что было, то прошло…
Максим вошёл в комнату, засовывая папку в портфель.
— Вы всё обсудили?
Аня резко повернулась к нему.
— Это вы всё устроили?!
Он посмотрел на неё с лёгкой усмешкой.
— Девушка, здесь всё по закону. Дарственная подписана добровольно. Вы же не хотите спорить с юридически грамотным документом?
Аня задышала тяжело.
— Это афера!
— Нет, это реальность. Добро пожаловать.
Он взял портфель, направился к выходу.
Аня обернулась к тёте.
— Вы меня предали.
Но старушка лишь устало закрыла глаза.
—
Аня сидела на кухне, обхватив голову руками. В висках стучало. В мозгу, как заезженная пластинка, крутилась одна мысль: «Как же так? Как она могла?»
Три года. Три года заботы, бессонных ночей, поездок по врачам, скандалов в аптеке за льготные лекарства, компрессов, растираний, уборки, готовки… И всё это для чего?
Тётя продала её жизнь.
Нет, даже не продала. Просто передала другому человеку.
Аня сжала кулаки. Она не могла так просто смириться.
В комнате раздался звук передвигающегося кресла.
— Анечка, родная… Ну ты же не сердишься, правда?
Аня резко подняла голову.
— Вы… правда это сказали?
Тётя Галина вздохнула, потянулась к кружке с чаем, сделала глоток.
— Ой, да что теперь говорить, всё уже решено.
— Решено?
— Ну а как иначе? Ты же понимаешь, что мне надо было думать о будущем.
— О каком будущем?!
— Ты не представляешь, как сложно жить одной. Старость — страшная штука. Вот я и решила… пусть квартира будет у человека, который может позаботиться обо мне.
Аня рассмеялась.
— Позаботиться? Он?
— Максим юрист, он человек надёжный.
— Он просто обобрал вас!
Тётя нахмурилась, словно недовольна этим тоном.
— Ну хватит уже, Аня. Не делай трагедию из ерунды.
Аня почувствовала, как внутри всё закипает.
— То есть это — ерунда?!
— Ну, не получилось у тебя с квартирой, подумаешь!
— Не получилось? Вы… Вы меня использовали!
— Что за глупости, — тётя махнула рукой. — Ты же родственница, ты же меня любишь. Неужели ты ухаживала только ради квартиры?
Аня стиснула зубы.
— Я ухаживала за вами, потому что верила вам. А вы…
Тётя вздохнула.
— Что было, то прошло. Давай уже забудем.
Аня вдруг поняла — её тётя даже не осознаёт, ЧТО она сделала.
Она просто видела в этом сделку. Деловую, холодную. Без эмоций.
Аня медленно поднялась.
— Я ухожу.
— Анечка, ну что ты?
Аня посмотрела на неё.
— Вы мне больше не тётя.
Она развернулась и направилась к двери.
В этот момент рука задела стакан с водой.
Он рухнул на пол и разлетелся осколками.
Разбитый стакан – разрушенная связь.
Она не стала оглядываться.
Просто вышла.
Год спустя.
—
Прошёл год.
Аня старалась не думать о том, что случилось. Она съехала в съёмную квартиру, снова работала в аптеке, но жизнь будто шла в пустоту.
Иногда она слышала, что квартиру тёти быстро перепродали, а сама Галина Павловна исчезла.
Но однажды пришла новость.
Тётя в доме престарелых.
Аня долго смотрела в телефон, читая это сообщение.
Стоило ли ехать?
Зачем?
Но спустя пару дней она всё же оказалась у серого здания, пахнущего лекарствами и несвежим бельём.
В палате было холодно.
На кровати, закутанная в плед, сидела Галина Павловна.
— Тётя…
Женщина медленно повернула голову.
— Кто вы?
Аня почувствовала, как в груди сжалось что-то тяжёлое.
— Это я. Аня.
Галина Павловна моргнула.
— Какая Аня?
Аня стиснула зубы.
— Я ухаживала за вами. Вы обещали мне квартиру…
— Квартиру? — тётя посмотрела на неё пустым взглядом. — Ой, девочка, не говорите глупости.
Она отвела взгляд.
Аня поняла — её больше нет. Та женщина, которую она знала, исчезла.
Врач равнодушно заметил:
— Ну, маразм. Такое бывает.
Аня вышла в коридор.
На двери палаты висела табличка с чужим именем.
Финальный удар: тётя потеряла не только квартиру, но и свою личность.
Жизнь несправедлива.
Но, может, она всегда была такой?
