— Ты что, старая, совсем глухая?! Перфоратор работает! — заорал Виктор Семенович, когда Галина Петровна постучала к нему в дверь.
— Молодой человек, так нельзя с людьми! — Галина Петровна отступила на шаг, но голос не дрогнул. — У меня потолок трещит, штукатурка сыпется прямо на кровать!
— А мне какое дело до твоего потолка! — Виктор распахнул дверь шире, и пыль клубами повалила в коридор. — Я хозяин, что хочу, то и делаю!
За его спиной маячила худенькая женщина в засыпанном пылью халате.
— Витя, может, правда стоит… — начала было она.
— Ира, молчи! — рявкнул он. — Тут взрослые разговаривают!
Галина Петровна посмотрела на Ирину с сочувствием. В её взгляде читалось понимание — она тоже когда-то боялась перечить мужу. Но сейчас речь шла о доме, где она прожила сорок лет.
— Совесть у вас есть? — тихо спросила она. — Стену-то вы несущую ломаете. Весь дом рухнет!
— Ещё чего! — фыркнул Виктор. — Я строитель, мне виднее! А ты, бабка, иди лучше борщи вари!
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что в коридоре задребезжали стёкла в рамах старых фотографий.
Галина Петровна вернулась к себе и осмотрела квартиру. Трещина на потолке действительно увеличилась — теперь она тянулась от люстры до самого окна, словно молния на грозовом небе. Пыль лежала везде: на столе, на подоконнике, даже в чашке с недопитым чаем.
Она достала из серванта папку с документами. Поквартирный план, технический паспорт — всё аккуратно подшито и хранится уже сорок лет. Галина Петровна водила пальцем по схеме. Да, стена между кухней и комнатой у соседей точно несущая. Раньше такого не было! Люди советовались, спрашивали разрешения.
Телефон управляющей компании она набирала трижды, но автоответчик бубнил одно и то же: «В связи с большой загруженностью…»
— Людочка? — наконец дозвонилась она до дочери. — Соседи сверху дом ломают, а никто ничего сделать не может!
— Мам, ну что ты связываешься? — устало ответила Людмила. — У тебя же трудовая пенсия приличная, может, снимешь что-нибудь поближе к нам?
— Как это снимешь? Это же мой дом! Я всю жизнь честно работала, чтобы здесь жить!
— Мама, времена другие теперь. Кто деньги платит, тот и правит.
Но Галина Петровна уже отключилась. Дочь выросла в девяностые, для неё такая логика казалась естественной.
На следующее утро, втиснувшись в лифт между рабочими с мешками цемента, Галина Петровна поехала к управдому. Нина Аркадьевна сидела в своём подвальном кабинетике, окружённая горами бумаг и пустыми бутылками из-под минералки.
— Нина Аркадьевна, помогите! Соседи несущую стену ломают!
— Галина Петровна, родная, ну что я могу сделать? — управдом развела руками. — Они мне справку показали, что якобы разрешение есть. А я что, строительный эксперт?
— Но дом же может обрушиться!
— Не накручивайте себя. Дома крепкие строили тогда, советские.
Галина Петровна поняла — помощи ждать неоткуда. В жилинспекции ей предложили написать заявление и ждать две недели. В МЧС сказали: «Обратитесь в жилинспекцию».
Зато грохот сверху усиливался с каждым днём. Теперь он начинался в семь утра и не прекращался до девяти вечера. Новая трещина появилась в ванной, а на кухне от вибраций свалилась с полки банка с сахаром.
— Тётя Галя, — тихо позвонила в дверь Ирина, когда мужа не было дома. — Я понимаю, что вам плохо. Но он меня убьёт, если узнает, что я с вами разговариваю.
— Иринка, родная, да что же он такое делает-то?
— Витя говорит, что стена не нужная, мешает. Хочет две комнаты в одну объединить. А я боюсь, честно боюсь. Ночами не сплю — вдруг правда рухнет что-то?
— А строители что говорят?
— Какие строители? — горько усмехнулась Ирина. — Гастарбайтеры из подвала, по триста рублей в день. Они русского не понимают, не то что в строительстве разбираются.
Галина Петровна проводила соседку до лифта. В её глазах читалась такая тоска, что становилось жаль обеих — и себя, и эту запуганную женщину.
Прорыв случился через неделю. Галина Петровна собрала все документы, сфотографировала трещины, даже нашла телефон знакомого инженера, который подтвердил — стена действительно несущая.
В прокуратуре её приняли быстро. Молодой следователь внимательно выслушал, полистал документы.
— Всё понятно, Галина Петровна. Мы обязательно разберёмся.
Она вышла окрылённая. Наконец-то справедливость восторжествует!
Но уже через три дня Виктор Семенович постучал к ней сам. На этот раз он был спокоен и даже улыбался.
— Ну что, бабуля, нажаловалась? — он присел на корточки перед ней, как перед ребёнком. — Дело твоё закрыли. Оказывается, у меня все разрешения в порядке. Вот справочка свеженькая.
Галина Петровна взяла бумагу дрожащими руками. Подпись, печать, всё как надо. Только вчера этой справки не было.
— Как же так?
— А вот так, милая. Будешь ещё строчить жалобы — пожалеешь. У меня рука длинная, я ещё и соседей настрою против тебя. Скажу, что ты сумасшедшая старуха, которая всем жить мешает.
Когда он ушёл, Галина Петровна опустилась на диван. Впервые за все эти дни она поняла — проиграла. Система работала не для таких, как она.
Но сломленной себя не чувствовала. Скорее — освобождённой от иллюзий.
— Людочка, приезжай за мной, — позвонила она дочери на следующий день. — Я собираюсь.
— Мам, что случилось?
— Ничего не случилось. Просто поняла — здесь мне больше делать нечего.
Пока дочь ехала, Галина Петровна села за стол и написала письмо. Красивым, учительским почерком, без помарок:
«Уважаемые соседи! Сорок лет я прожила в этом доме. Здесь родилась моя дочь, сюда я приносила мужа после больницы, отсюда провожала его в последний путь. Эти стены помнят и смех, и слёзы, и настоящую человеческую заботу друг о друге.
Вы разрушили не только несущую стену. Вы разрушили то, что держало нас всех — уважение, совесть, понимание того, что мы не одни в этом мире.
Уезжаю не потому, что испугалась или сдалась. Уезжаю потому, что достойные люди не должны жить там, где нет места достоинству.
С уважением к тем, у кого оно ещё осталось, Галина Петровна Морозова.»
Письмо она положила в каждый почтовый ящик в подъезде.
Когда приехала Людмила, мать уже стояла у подъезда с двумя чемоданами.
— Мам, а мебель?
— Пусть остаётся. Там, где я теперь буду жить, мне нужны только самые важные вещи.
Галина Петровна обернулась на свой дом в последний раз. Окна её квартиры смотрели на неё, как глаза старого друга.
— Прощай, — тихо сказала она. — Ты был хорошим домом. Не твоя вина, что не все люди этого достойны.
И тогда произошло то, чего она не ожидала. Из подъезда вышла Ирина с маленьким букетиком астр.
— Галина Петровна, простите нас, — она протянула цветы дрожащими руками. — Я знаю, что мы не правы. Но я… я не смогла…
— Иринка, милая, — Галина Петровна обняла её. — Не все битвы выигрываются сразу. Главное — помнить, на чьей ты стороне.
Машина тронулась, а в зеркале заднего вида было видно, как Ирина стоит у подъезда, глядя им вслед.
Теперь это был уже не её дом, но совесть осталась с ней.
